— И кто-то следит за вами в Тюильри?
— За мною следят, когда я выхожу из дома, как бы желая убедиться, что я не вернусь тут же.
— А с вами это случалось?
— Три раза. Я возвращалась домой, притворившись, будто что-то забыла.
— И, конечно, никого не было?
— А все-таки много раз вещи были передвинуты. Кто-то что-то хочет от меня, не знаю почему, ведь я никогда никому не приносила вреда.
— Чем занимался ваш муж в мэрии?
— Мой первый муж был заведующим отделом. Это очень ответственный пост. К сожалению, он умер молодым, в возрасте сорока пяти лет, от сердечного приступа.
— Вы вышли замуж во второй раз…
— Примерно десять лет спустя. Мой второй муж заведовал секцией в универсальном магазине напротив мэрии. Он занимался сельскохозяйственными орудиями и вообще мелким инвентарем.
— Он тоже умер?
— Он давно был на пенсии. Если бы он был жив, ему было бы девяносто два года.
— Когда он умер?
— Я же говорила вам: двенадцать лет назад.
— Он не оставил семьи? Был вдовцом, когда женился на вас?
— У него был сын, который сейчас живет в Венесуэле.
— Я передам комиссару все, что вы мне рассказали.
— И вы думаете, что он меня примет?
— Если он решит вас принять, то пришлет вам повестку.
— У вас есть мой адрес?
— Вы написали его на бланке, не так ли?
— Да. Я не забыла об этом. Понимаете, я ему так доверяю! Думаю, что только он поймет меня. Я говорю это не для того, чтобы вас обидеть, но вы мне кажетесь таким молодым…
Он проводил ее до двери и потом по коридору до самой лестницы.
Когда он вошел к Мегрэ, Жанвье уже там не было.
— Ну что?
— Думаю, что вы правы, комиссар. Это сумасшедшая. Но спокойная, очень спокойная, прекрасно владеет собой. Ей восемьдесят шесть лет — хотелось бы мне сохранить рассудок в таком возрасте.
— А какая опасность ей грозит?
— Свыше сорока лет она живет в одном и том же доме на набережной Межесери. Дважды была замужем. Утверждает, что во время ее отсутствия вещи в квартире меняют свое место.
Мегрэ закурил трубку.
— Какие вещи, например?
— Она находит покосившиеся картины, переставленные вазы…
— У нее есть собака или кошка?
— Нет. Ей достаточно пения птиц на первом этаже.
— Ничего больше?
— Почти. Она убеждена, что кто-то следит за ней на улице.
— Она кого-нибудь заметила?
— Конечно, нет. Это мания.
— Она придет еще?
— Хочет встретиться лично с вами. Говорит о вас, как о боге, вы для нее единственный, кто может в этом разобраться. Что мне делать?
— Ничего!
— Но она вернется!
— Тогда увидим. На всякий случай расспроси консьержку Мегрэ углубился в бумаги, а молодой Лапуэнт вернулся в комнату инспекторов.
— Она сумасшедшая? — спросил его Жанвье.
— Возможно, но не похожа на других.
— У тебя много знакомых сумасшедших?
— Одна из моих теток лежит в психиатрической лечебнице.
— Кажется, эта старушка произвела на тебя впечатление
— Немного. Она смотрела на меня, как на сопляка, который ничего не понимает. Она верит только в Мегрэ.
После обеда Лапуэнт прошелся по набережной Межесери, где в основном расположены магазины, торгующие птицами и мелкими животными. Погода была прекрасной, владельцы кафе выставили столики на тротуар. Подняв голову, Лапуэнт заметил, что на втором этаже окна открыты. С трудом он нашел комнату консьержки в глубине двора. Ее хозяйка, греясь на солнце, штопала мужские носки.
— Вы к кому?
Он показал ей удостоверение уголовной полиции.
— Мне бы хотелось услышать все, что вы знаете о некоей госпоже Антуан де Караме. Ведь ее так зовут, правда? Это старая дама, которая живет на втором этаже.
— Знаю, знаю. Антуан — фамилия ее второго мужа, поэтому и ее фамилия Антуан. Но она так гордится первым мужем, который занимал важный пост в мэрии, и взяла фамилию Антуан де Караме.
— Как она ведет себя?
— Что вы имеете в виду?
— Она не странновата?
— Интересно, почему вдруг полиция заинтересовалась госпожой Антуан?
— Она сама попросила об этом.
— На что она жалуется?
— Вроде бы в ее отсутствие предметы в квартире меняют место. Она вам никогда об этом не говорила?
— Спрашивала только, не видела ли я, чтобы кто-то крутился у ее квартиры. Я сказала, что нет. Ведь отсюда не видно, когда кто-то входит или выходит. Лестница у ворот.
— Кто-нибудь ее посещает?
— Племянница, раз или два в месяц. Но бывает, что не приходит по три месяца.
— Госпожа Антуан ведет себя нормально?
— Как все одинокие старушки. Она получила хорошее воспитание и со всеми любезна.
— Она у себя сейчас?
— Нет. Она пользуется каждой минутой солнечного дня и скорее всего сидит на скамейке в Тюильри.
— А с вами она иногда разговаривает?
— Мы обмениваемся парой слов. Обычно она спрашивает о моем муже, который лежит в больнице.
— Благодарю вас.
— Я думаю, мне не надо сообщать ей об этой беседе?
— Это не имеет значения.
— Во всяком случае, я не думаю, чтобы она была сумасшедшей. У нее свои странности, как и у всех стариков, но не больше, чем у остальных.
— Возможно, я еще зайду.
Мегрэ был в хорошем настроении. Вот уже десять дней с неба не упало ни капли дождя, дул легкий ветерок, небо было светло-голубым, и при этой идеальной майской погоде Париж: был похож на опереточную декорацию.
Он немного засиделся у себя в кабинете, просматривая уже давно лежащий рапорт, от которого ему хотелось избавиться. С улицы доносился шум машин и автобусов, время от времени — звук сирены буксира.
Было уже около семи, когда он открыл дверь в соседнюю комнату, где дежурил Люка и еще два или три инспектора, — он пожелал им спокойной ночи.
Спускаясь по лестнице, а затем проходя через ворота мимо двух дежурных полицейских, которые отдали ему честь, он размышлял, не зайти ли ему в пивную «Дофин» выпить аперитив.
В конце концов решил идти прямо домой.
Но не успел он сделать несколько шагов в сторону бульвара Пале, как перед ним появилась старушка, которую он сразу узнал по описанию Лапуэнта.
— Это вы, правда? — спросила она взволнованно.
Она не произнесла даже его имени. Это мог быть только он, знаменитый комиссар, о котором она столько читала в газетах. Она даже вырезала статьи и наклеивала их в тетрадь.
— Простите, что я задерживаю вас на улице, но те, там, наверху, не позволяют мне войти к вам.
Мегрэ почувствовал себя немного смешным и представил иронические улыбки стоящих сзади полицейских.
— Я, конечно, их понимаю. Я к ним не в претензии. Они ведь должны дать вам спокойно работать, правда?
Комиссара больше всего поразили ее чистые серые глаза, одновременно кроткие и сияющие. Она улыбалась ему. Она чувствовала себя на седьмом небе. В ее маленькой фигурке ощущалась необычная энергия.
— В какую сторону вы идете? Он назвал мост Сен-Мишель.
— Вам не помешает, если я пойду вместе с вами? Она семенила рядом с ним и от этого казалась еще меньше.
— Прежде всего, вы должны знать, что я не сумасшедшая. Я знаю, как молодые смотрят на стариков, а я уже стара.
— Вам восемьдесят шесть лет, правда?
— Вижу, что молодой человек, который меня принимал, рассказал вам обо мне. Он слишком молод для своей профессии, но хорошо воспитан и очень вежлив.
— Вы долго меня ждали здесь?
— Я пришла без пяти шесть. Подумала, что в шесть вы кончаете работу. Видела много людей, выходящих из здания, но вас среди них не было.
Значит, она ждала его целый час, стояла на улице, а охранники равнодушно смотрели на нее.
— Я чувствую опасность. Не без причины кто-то пробирается в мой дом и роется в моих вещах.
— Откуда вы знаете, что в ваших вещах роются?
— Потому что я не нахожу их там, где оставила. Каждая вещь у меня имеет свое место, установленное сорок лет назад.
— Это часто случается?
— По крайней мере четыре раза.
— У вас есть какие-нибудь ценные вещи?
— Нет, господин комиссар. Только мелочи, собранные за всю жизнь.
Она внезапно обернулась, и он спросил:
— За вами кто-то следит сейчас?
— Сейчас нет, нет. Умоляю вас, зайдите ко мне. На месте вы лучше поймете.
— Я сделаю все, чтобы найти время.
— Сделайте это для старой женщины. Набережная Межесери в двух шагах отсюда. Зайдите ко мне в ближайшие дни, обещаю, что не буду вас задерживать. Обещаю также, что в полицию я больше не приду.
Она была достаточно хитра.
— Я приду вскоре, — пообещал он.
— На этой неделе?
— Может быть, на этой. Если нет, то на следующей. Они подошли к автобусной остановке.
— Прошу меня извинить, но сейчас я должен идти домой.
— Я надеюсь на вас, — сказала она. — Я вам верю.
Сейчас, оставшись один, он затруднился бы сказать, что он о ней думает. Несомненно, ее история была одна из тех, которые из самых невинных побуждений придумывают мифоманы. Но когда он стоял пред ней и смотрел ей в глаза, то склонен был воспринять ее рассказ всерьез.
