— Обряд изобилия и плодородия?
— Именно.
— Смотри папашу Фрейзера[12] и прочих, — пробормотал Аллейн, после чего повернулся к кроличьей шкурке. — Кролик забит и освежеван совсем недавно. Зачем-то оставлена голова. Да еще с тесемками. Для чего это?
— Он надевал ее на голову.
— Фи, как неаппетитно. Зачем?
— Чтобы усилить впечатление от обезглавливания. Когда он засовывал голову между мечами, то незаметно отвязывал тесемки, и в решающий момент кроличья голова отделялась от его тела. По-моему, в Греносайдском танце с мечами делают точно так же. Выглядит устрашающе.
— Не сомневаюсь. Только боюсь, что на фоне дальнейших событий этот трюк несколько теряется, — сухо сказал Аллейн.
— Разумеется! — поспешил согласиться доктор Оттерли. — Никто и не спорит. Просто дикость какая-то…
Аллейн смерил его взглядом и обратился к доспехам Конька.
— Увесистый наряд, ничего не скажешь. И как он только ходил в нем?
— Голова лошади закреплена на палке. А его собственная голова находилась как бы в шее Конька, под холстиной. Кстати, все это было изготовлено в этой кузнице.
— В позапрошлом веке?
— Или еще раньше. Видите — голова переходит в цилиндрический каркас, обтянутый холстиной, а в нем есть специальное окошко. Кроме того, челюсть у нее подвижная. При свете факелов это смотрится просто великолепно…
— Охотно вам верю, — рассеянно заметил Аллейн. Закончив осматривать доспехи Щелкуна, он перешел к кринолину Бетти. — Как он только передвигался в нем? Настоящая гора тряпья.
— Юбки тоже закреплены на каркасе — в виде корзины из ивовых прутьев. Раньше с этой Бетти такое устраивали! Тот, кто исполнял роль, ловил какого-нибудь мальца и загонял к себе под кринолин, а потом прыгал вместе с ним. А иной раз хватал какую-нибудь девицу. То-то было смеху!
— Грубые деревенские забавы, — вздохнул Аллейн.
— Здесь тоже брызги смолы. Но немного.
— Думаю, Ральф старался держаться подальше от Щелкуна.
— А Лицедей? — Аллейн снова подошел к настилу и снял простыню полностью. — Так. Небольшое пятнышко спереди на рубахе и… — Он запнулся. — Почему-то у него все руки в смоле. Он что — держал кадку?
— Возможно, до этого. Хотя нет. Он же пришел позже. Это важная деталь?
— Может быть, — задумчиво произнес Аллейн. — Очень может быть. А может, и нет. Кстати, вы заметили на правой руке свежий порез?
— Я видел, как он его заполучил. — Доктор Оттерли бросил взгляд на секач, который Фокс все еще держал за ленту, и быстро отвернулся.
— С помощью этой штуки, не так ли? — догадался Аллейн.
— Именно.
— Ну и как это произошло?
— Да ничего особенного. Просто он ругался, что его так сильно наточили. И… э-э… в общем, он пытался отнять меч у…
— Можете не говорить, я знаю у кого, — сказал Аллейн. — У Эрни.
4
В баре для постояльцев было пусто и темно, ставни закрыты. Камилла прошла к камину и села у огня. С прошлого вечера она все никак не могла согреться. У нее словно отняли ее собственное тепло.
Когда вместе с хозяином гостиницы и Трикси девушка вернулась из замка Мардиан, те обнаружили, что ее бьет сильный озноб. Трикси напоила ее обжигающим пуншем и велела еще выпить две таблетки аспирина, после чего уложила в постель с грелками.
Однако стоило Камилле задремать, как во сне ей снова явился Щелкун. На этот раз он был барабаном из оркестра. Вместо палочек по нему лупили мечами, извлекая при этом звуки скрипки. Потом он гнался за ней, и она все никак не могла от него убежать. Железные челюсти ужасающе щелкали прямо у нее за спиной, в шею било его горячее дыхание. Она старалась изо всех сил, но ноги ее были словно ватные. Потом перед ней появился Ральф и обнял ее со словами: «Все хорошо… Я тебя спасу…» Она было обрадовалась, но тут поняла, что Ральф не дает ей повернуть голову. «Только не надо смотреть на Эрни, — замогильным голосом проговорил он. — Это не слишком приятное зрелище…» Но тут Эрни вскочил на дольмен и изо всех сил закричал: «Камень взял его кровь!» После этого разом зазвонили все колокольчики из танца, сливаясь в звонок будильника, и Камилла проснулась.
Проснувшись, она вспомнила, как Ральф на самом деле подошел к ним с Трикси и велел девушкам немедленно садиться в машину. Это было уже после того, как с Эрни случился обморок, а леди Алиса обратилась к зрителям с речью. Хозяин гостиницы Плоуман подошел к самому дольмену, но доктор Оттерли и офицер полиции Кэри приказали ему ехать домой. По дороге в гостиницу он рассказал девушкам, что видел там. Он был страшно взволнован и гордился тем, что ему удалось заглянуть за плиту. Ночью Камилле приснилось также, что он заставил ее сделать то же самое.
Теперь она сидела у камина и пыталась привести в порядок мысли. Это ее дед погиб вчера — погиб страшно и нелепо, — и это с ее дядей случился вчера припадок. Да и она сама, можно сказать, замешана во всем этом. У нее было такое чувство, что ее привезли на необитаемый остров и бросили там одну. Впервые после случившегося к глазам ее подступили слезы.
Тут дверь распахнулась, и Камилла невольно прикрыла рот рукой.
— Ральф! — вскрикнула она.
Стремительно подойдя к ней, он пододвинул стул, сел напротив и взял ее руки в свои.
— Ты ведь сейчас нуждаешься во мне, Камилла, — сказал он. — Правда же?
1
У Ральфа были большие ладони — как морские раковины. Когда он накрыл ими руки Камиллы, те забились в них, словно птички в клетках.
Камилла взглянула на его худое лицо, черные глаза, черные волосы и слегка оттопыренные уши, которые, конечно, тут же покраснели. «До чего же я все-таки люблю его», — подумала девушка, а вслух произнесла:
— О, привет. А мне показалось, что мы уговорились больше не встречаться. Это было в то воскресенье.
— Что было, то было, — отпарировал он.
— Ты же обещал своему отцу.
— Я сказал ему, что я человек свободный. К тому же обстоятельства требуют…
— Ральф, — упрекнула Камилла молодого человека, — не очень-то красиво использовать убийство для своей выгоды.
— Как ты можешь такое говорить!
— Ну ладно тебе. Я же не говорю, что не рада тебя видеть. И вообще…
— Послушай, — перебил он, — я хочу кое-что у тебя спросить. Это очень важно. Скажи мне, Камилла, две вещи. Первое. Скажи, ты ужасно расстроилась из-за вчерашней ночи? Конечно, я понимаю… Но ведь не настолько же ты расстроилась, чтобы больше и слушать ни о чем не хотела? В общем… Боже, Камилла, я прямо не знаю, как сказать… Мне так хочется поцеловать тебя… Дело в том, что… я тебя ужасно люблю…
— Да? Но… не надо сейчас об этом. А насчет твоего вопроса… если честно, я даже не знаю, как мне воспринимать смерть дедушки. Это же глубоко личное… Десять дней назад я еще толком его не знала. Но со дня своего приезда мы так много встречались и общались, что даже — ты не поверишь — сумели друг с другом поладить.
— Да, конечно… — слегка дрогнувшим голосом отозвался Ральф. — Тебе это удалось… — добавил он с таким видом, будто сожалел об этом.
Камилла сосредоточенно нахмурилась и, сама того не замечая, переплела свои пальцы с пальцами Ральфа.
— Конечно, — сказала она, — я понимаю. Для тебя он просто неотесанный деревенщина. Местный лицедей. Забавный старикан. Что еще про него сказать? Что он не в ладах с водой и мылом… Одна моя половина примерно так к нему и относится — та, которая Кэмпион. Прямо скажем, не фонтан старичок. Но другая половина узнает в нем свою мать.
— Ну конечно, — вздохнул он. — Я понимаю.
— Понимаешь? Да разве ты сможешь это понять, милый мой Ральф! Ты же целиком из одного мира: наполовину Мардиан, наполовину Стейне. А я помесь.
— Да ты настоящая снобка — только наоборот, — попытался пошутить он, но девушка не обратила на его слова никакого внимания.
— Но вот что до душевных переживаний, подлинной скорби, — продолжала она, — так этого нет. Вернее, есть, но не совсем то. Понимаешь, я не чувствую, что моя душа сопереживает. Как будто я до конца не верю во все, что произошло. Слишком уж похоже на кошмарный сон. Какой-нибудь там Вебстер[13] или Марло,[14] только еще ужаснее. Прямо подумать страшно.
— Так ты знаешь, что случилось?.. То есть ты все знаешь?
Она кивнула в сторону хозяина гостиницы.
— Он сам видел. Он нам и рассказал — мне и Трикси. — Камилла почувствовала, как напряглись его руки — будто он хотел убрать их, но по том передумал. — Все-все рассказал! Это просто чудовищно… Омерзительно, гадко… И весь этот его наряд… Как это все ужасно…
— Разве он мог знать заранее…
— Откуда ты знаешь — может, и мог.
— Доктор говорит, что нет.
