— …поскольку имя виновного известно, я завтра возвращаюсь в Нанси…
«Что она этим хотела сказать? — думал комиссар. — „Я здесь не останусь…“ Неужели у нее и в самом деле хватит мужества?..»
Он посмотрел на Мёзу, с берегов которой фонари бросали отсветы, искаженные волнами. Более яркий свет горел с другой стороны реки, во дворе завода, куда той ночью, как и всегда, старик Пьедбёф принес картошку, которую будет печь в золе.
Они прошли мимо переулка. Света в доме не было.
— Ты удачно провел дело?
Мадам Мегрэ удивилась, увидя своего мужа в таком плохом настроении. Она ощупывала пальто, которое только что помогла ему снять.
— Ты опять бродил под дождем!.. Когда-нибудь наживешь ревматизм, и хорош ты тогда будешь!.. Что это была за история? Преступление?
— Семейное дело!
— А девушка, которая к тебе приходила?
— Ну и девушка! Дай мне, пожалуйста, комнатные туфли.
— Ладно! Больше не буду задавать тебе вопросов. Во всяком случае, на эту тему. Ты хоть ел там прилично, в Живе?
— Не знаю…
Это была правда. Он почти не помнил, что он там ел.
— Угадай, что я тебе приготовила?
— Тартельки с ветчиной и яйцами.
Это нетрудно было угадать, учитывая, что весь дом был наполнен их ароматом.
— Ты хочешь есть?
— Да, милочка… Во всяком случае, сейчас захочу… Расскажи, как здесь дела… Кстати, с мебелью уладилось?
Почему, оглядывая свою столовую, он смотрел все время в один угол, где ничего не было? Он сам не отдавал себе в этом отчета, пока жена не сказала ему:
— Ты, кажется, что-то ищешь?
Тогда он громко воскликнул:
— Черт побери! Рояль…
— Какой рояль?
— Ничего… Тебе не понять… Твои тартельки просто удивительные.
— Какая я была бы эльзаска, если бы не умела их приготовить. Но только, если ты будешь так много есть, ты не оставишь мне ни кусочка… Ну а что касается рояля, то жильцы с пятого этажа…
Год спустя Мегрэ зашел в одну фирму, занимавшуюся экспортом, в связи с делом о фальшивых ассигнациях.
Обширные склады были набиты товарами, но конторы оказались маленькими и тесными.
— Я сейчас попрошу принести фальшивую ассигнацию, которую я обнаружил в пачке, — сказал хозяин, нажимая на кнопку звонка.
Мегрэ смотрел в сторону. Он неясно видел серую юбку, приближающуюся к столу, ноги, обтянутые черными чулками. Потом он поднял голову и несколько секунд стоял неподвижно, глядя на лицо, склонившееся над письменным столом.
— Благодарю вас, мадемуазель Анна!
И так как комиссар проводил секретаршу взглядом, негоциант объяснил:
— Она немного похожа на драгуна… Но лучше секретарши не найти. Она выполняет работу за двоих служащих, это точно… Ведет всю корреспонденцию и еще находит время выполнять обязанности счетовода.
— Давно у вас служит?
— Около десяти месяцев.
— Она замужем?
— О нет! Это ее грех: равнодушие и даже неприязнь ко всем мужчинам… Однажды ко мне зашел один коллега: он попробовал в шутку ущипнуть ее за талию…
Если бы вы видели, каким она его смерила взглядом…
Она приходит в контору утром в восемь часов, иногда раньше… Вечером запирает двери…
— Вы мне позволите сказать ей несколько слов?
— Я сейчас позову ее.
— Нет, я хотел бы поговорить с ней в ее кабинете.
И Мегрэ прошел в застекленную дверь. Контора выходила во двор, заполненный грузовиками. И весь дом, казалось, дрожал от потока автобусов и машин, несущихся по улице Пуассоньер.
Анна была спокойна, как и только что, когда наклонилась над столом. Она была такая же, какую он ее знал год назад.
Года через два или три трудно будет определить ее возраст. Через десять лет она станет старой женщиной.
— Вы получаете известия от вашего брата?
Не отвечая, она повернула голову, машинально открывая и закрывая рукой крышку бювара.
— Он женат?
Она утвердительно кивнула.
— Счастлив?
И тут слезы, которых так долго ждал Мегрэ, брызнули из ее глаз, горло у нее сжалось, и она бросила ему, как будто возлагала на него ответственность за все случившееся:
— Он начал пить… Маргарита ждет ребенка…
— А как его дела?
— Его кабинет не приносит никаких доходов. Ему пришлось поступить на службу в Реймсе…
И она в бешенстве, мелкими толчками, стала прикладывать к глазам носовой платок, чтобы осушить глаза.
— А Мария?
— Она умерла за неделю до того, как должна была постричься в монахини.
Зазвонил телефон, и Анна, подойдя к нему с блокнотом в руке, ответила совсем другим голосом:
— Да, господин Бормс… Хорошо… Завтра вечером…
Я сейчас же пошлю телеграмму… По поводу груза шерсти я посылаю вам письмо с некоторыми замечаниями… Нет!.. У меня сейчас нет времени… Вы прочтете письмо…
Она положила трубку. Ее хозяин стоял на пороге, глядя поочередно то на нее, то на Мегрэ.
Комиссар вернулся в соседний кабинет.
Что вы о ней скажете?.. А я еще не говорил вам о ее честности!.. Она до того щепетильна, что это просто граничит с глупостью…
— Где она живет?
— Не знаю… Или, вернее, я не знаю ее адреса, но мне известно, что она живет в меблированных комнатах для одиноких женщин, которые содержит какое-то благотворительное общество. Но… Послушайте… Вы начинаете меня пугать… Вы познакомились с ней, по крайней мере, не при исполнении своих служебных обязанностей!.. Это было бы немного тревожно…
— Не при исполнении моих служебных обязанностей, — медленно ответил Мегрэ. — Так мы говорили о том, что вы обнаружили эту ассигнацию в пачке…
Он прислушался к звукам, доносившимся из соседнего кабинета, где женский голос говорил по телефону:
— Нет, месье, он занят! У телефона мадемуазель Анна… Да… Я в курсе дела…
