– Он прыгает и вцепляется точно в горло, – объяснил он. – И бедняге Макферсону сонную артерию перегрыз, да и собачкам. А уж что с котом сделал – смотреть было страшно…
– Мысль неплохая, – задумчиво проговорил Холмс, когда мы с ним стояли на палубе и смотрели на удаляющийся Везувий. За вершину вулкана зацепилось облако, и казалось, что вулкан зловеще курится. – Мысль неплохая, но завязывать шею шарфом и лезть в трюм я не буду. Во-первых, я все-таки сыщик, а не охотник. Во-вторых, зверь прячется не в трюме. Вы же слышали, где находили жертв. Стюард, собаки и кот погибли недалеко от пассажирских кают. Не удивлюсь, если окажется, что он прячется у кого-нибудь в багаже.
– Я не удивлюсь, – сказал я мрачно, – если окажется, что кто-то прячет его в своем багаже.
– Ну, Ватсон, это у вас воображение разыгралось. Идите-ка лучше напишите какой-нибудь рассказ. И вы успокоитесь, и читателям удовольствие.
Я покачал головой. Я не собирался далеко отходить от Холмса. С еще большей охотой я бы не отходил от Мэри, но Мэри, не желая меня видеть, заперлась в каюте.
Холмс бродил по палубе, присматриваясь к пассажирам, я, чтобы не таскаться за ним хвостом, сидел в шезлонге и наблюдал за ним издали, но скоро об этом пожалел. Шезлонг рядом со мной заняла довольно болтливая старая леди, которая навещала в Австралии сына, а теперь, обзаведясь кой-какими туземными сувенирами, возвращалась обратно. Первым по важности был невзрачный серый котенок, которого она подобрала где-то в Мельбурне, и который, на мой взгляд, ничем не отличался от множества своих собратьев, обитающих на помойках от Лондона до Киото: свернувшийся пушистый комочек, из которого торчал тощий хвостик. «Моя Бижу», – именовала она это создание, и мне вскоре довелось узнать, что Бижу не любит того, но обожает это, что от чего-то ее тошнит, а что-то она ест с таким удовольствием, что хвостик трясется… Короче, я узнал много разных подробностей о совершенно неинтересном мне предмете и вяло раздумывал, не напугать ли мне ее историей о нелегальном пассажире.
Холмс, которому наскучила прогулка, остановился рядом со мной и несколько минут слушал нескончаемый монолог старой леди о ее ненаглядном сокровище.
– Ватсон, – обратился он ко мне, когда дама удалилась в салон пить чай. – Вас не затруднит найти грузового помощника? Передайте ему, что мне нужна надежная клетка.
– Вы поймали зверя? – поразился я. – Но где?..
– Пока не поймал. Но я знаю, где он.
Грузовой помощник с видом, выражающим глубочайшее сомнение, поправил свой шарф и нашел крепкую клетку из стальных прутьев. Когда мы вернулись, Холмс сидел в моем шезлонге, а старая леди повторяла специально для него свой рассказ.
Помощник капитана подошел и демонстративно раскрыл клетку, как бы предлагая Холмсу немедленно засунуть туда животное.
Холмс проговорил:
– Прошу прощения, – осторожно взял с колен дамы пушистый комочек и перенес в клетку. Мы все онемели от неожиданности, а Холмс, запирая дверцу, объявил: – Позвольте представить вам тасманийскую сумчатую крысу.
Зверек, который казался кошкой, встал на задние лапки, ухватился передними за прутики клетки и попробовал укусить Холмса за руку.
– Крыса? Крыса? – потрясенная старая дама завизжала, а я рассматривал существо в клетке и удивлялся капризу природы. Эта крыса была похожа на кошку больше, чем на крысу. Прежде всего, такую крупную крысу встретишь нечасто. Хвост был не голый, а покрытый редкой шерстью, сравнительно короткий. Немного смущали уши, но ведь и кошки не всегда держат их торчком, отводя иной раз назад. В строении тела глаз видел несоответствия – однако, когда существо сворачивалось в клубочек, они пропадали. Пальцы на лапах были безусловно не кошачьи, но люди редко присматриваются к кошачьим пальцам. И только когда тварь открывала пасть, становились видны зубы, мощные белые резцы, способные прогрызть доску из самой прочной древесины… или глотку неосторожному человеку.
Чтобы завершить эту историю, скажу, что Британское зоологическое общество ухватилось за крысу обеими руками и предложило триста пятьдесят фунтов тому, кто добудет ей пару. Я собирался было написать рассказ на эту тему, но, поскольку не хотел вмешивать сюда Мэри, приписал это приключение исключительно Холмсу. Что же касается старой леди, то, мне кажется, она не излечилась от привычки подбирать беспризорных кошечек. Боже, храни то судно, на котором она будет возвращаться из Австралии в следующий раз.
Мэри? Нет, Мэри сдержала слово и не пускала меня в свою жизнь до самого последнего момента. Правда, она разрешала мне видеться с сыном, и иной раз по субботам мы проводили дни, как обычная семья, но стоило мне хоть на мгновенье забыться – и она в гневе указывала мне на дверь. Я так и не сказал ей, кем был ее отец. Может быть, напрасно. Но тогда бы пришлось рассказать ей и всю неприглядную правду обо мне. А к чести полковника М., он так и не раскрыл обществу моей истинной роли в деле Мориарти. Правда, он выходил из себя, когда покойного профессора именовали гением преступного мира, и его больше устраивало, когда газетчики перекладывали на него мои лавры. Что ни говори, а полковник Себастьян Моран был чертовски честолюбивым человеком.
И вот, наконец, мое повествование возвращается к тому, с чего началось: коронация, всеобщее празднество, украденные часы и возвращение на Бейкер-стрит. Мой друг незадолго до того провел небольшое расследование забавного дельца о трех Гаридебах – дельца, как я сказал, небольшого, но весьма значимого для состояния британских финансов. В высших кругах сочли, что мой друг достоин рыцарского звания, но Холмс с почтением отверг эту честь. Однако от приглашения в день коронации в Вестминстерское аббатство он отказываться не стал, и, как он с улыбкой рассказал, почти всю церемонию проболтал о спиритизме с каким-то моим коллегой, не помню его фамилии. В общем, день он провел с не меньшим удовольствием, чем я, и, поскольку часов все-таки не лишился, с большей выгодой. Перед тем, как разойтись по спальням, мы подняли по бокалу за короля – и в это время в открытую форточку влетел небольшой, но увесистый сверточек, заброшенный опытной рукой.
Холмс с некоторой опаской приблизился: можно было ожидать от столь нежданной посылки и того, что она окажется бомбой, но внимательно осмотрев упаковку, он рассмеялся и протянул мне мятый и замызганный клочок бумаги.
– Кажется, это послание для вас.
Я взглянул на записку. Неуверенная и малограмотная рука начертала следующее: «Звиняйце дохтар Втсон пацны не узнали вс». В куске пенистой резины, обвязанной не очень чистым носовым платком, лежали мои часы, не пострадавшие, кажется, от столь непривычного способа перемещения. Юные джентльмены из «иррегулярной полиции» и ранее практиковали шуточки с содержимым моих карманов, но все обычно происходило исключительно в стенах нашего дома и с неизменным почтительным поклоном возвращалось мне после ухода.
– Как видите, все закончилось благополучно, – сказал мой друг, – и мы, наконец, можем отправляться отдыхать. Честно говоря, я немного устал. Все эти разговоры о призраках… Ватсон, как вы отнесетесь к тому, что сейчас к нам ворвется очаровательное привидение? Я горю желанием расследовать похищение чьей-нибудь эктоплазмы. – Он ушел к себе в спальню, напевая на мотив «God Save the King» «God save the ghosts».
Я задержался ради еще одной рюмочки, чтобы успокоить нервы, и уже поднимался в спальню, как вдруг в дверь нашего дома нетерпеливо забарабанили. Пришлось спуститься, крикнув по дороге миссис Хадсон, что я открою. Наверняка к нам ломился запоздалый клиент Холмса. Но в такой день… вернее, уже ночь… Или это Лестрейд спешит сообщить о пропаже коронационных сокровищ? Но даже если и так, с этим можно подождать. До следующей коронации, да хранит Боже короля, еще годы и годы.
Я отворил дверь, и меня снес с дороги ураган. Ураган шелков, мехов, духов и запаха бензина отшвырнул меня в сторону как соломинку и пронесся по лестнице наверх в гостиную.
Я закрыл дверь и пошел вслед. Сверху уже слышался треск разлетающейся мебели. Я поспешил в гостиную как только мог и поспел как раз в тот момент, когда ураган, замедлив свое стремительное движение, приземлился на ковре перед камином среди осколков (другое слово мне трудно подобрать) стула. (Войдя в гостиную и увидев на полу обломки, я понял, почему тропическим ураганам принято давать ласковые женские имена.)
– У вас чертовски хрупкая мебель, – заявил мне ураган в образе женщины, вскакивая на ноги без моей помощи. – Доктор Ватсон, я полагаю? Рада наконец с вами познакомиться. – Она энергично тряхнула мою руку и хищно огляделась: – А где этот лентяй? Эдвард! – Закричала она пронзительно. – Эдвард! Выходи, подлый трус!
– Миледи, – сказал я почтительно, ибо узнал эту даму. Нашу гостиную почтила своим посещением леди Тория Секкер, дочь графа Ормонда, в газетах в скобочках указывалось «миссис Эдвард Шерингфорд». – Миледи, позвольте мне…
