— Майор, видимо, выскочил в те несколько секунд, когда мы потеряли его из виду, в начале спуска.
— Надо провести облаву в лесу, шеф, и мы наверняка…
— Возвратимся ни с чем. Этот парень уже далеко, вот так; он не из тех, кого можно два раза настичь в один и тот же день. Ах, ты… тысячи тысяч чертей!
Они вернулись к девушке, которую нашли в компании Жака Дудвиля и которая, казалось, легко пережила свое приключение. Господин Ленорман, представившись, предложил отвезти ее домой и тут же задал несколько вопросов об английском майоре Парбери. Она посмотрела на него с удивлением:
— Он вовсе не англичанин и не майор, и имя его не Парбери.
— Как же его звать?
— Хуан Рибейра; он испанец, выполняющий поручение своего правительства — изучает работу французских школ.
— Допустим. Его имя и национальность не имеют значения; это именно тот, кого мы разыскиваем. Давно ли вы знакомы?
— Дней пятнадцать. Он узнал о школе, которую я основала в Гарше, и до того заинтересовался моей инициативой, что предложил мне ежегодную субсидию при единственном условии, чтобы он мог время от времени приезжать и следить за успехами моих учениц. Я не была вправе ему отказать…
— Нет, конечно, но навести о нем справки следовало. Разве у вас нет контактов с князем Серниным? Его советам можно доверять.
— О! Я ему полностью доверяю. Но он уехал путешествовать.
— И не оставил вам адреса?
— Нет. И потом, что бы я ему сказала? Поведение этого господина до сих пор было безупречным. И лишь сегодня… Не знаю, право…
— Прошу вас, мадемуазель, говорите со мной откровенно… Мне вы тоже можете доверять.
— Так вот, господин Рибейра недавно приехал к нам. Он сказал, что его послала некая французская дама, проездом находящаяся в Будживале, и что у этой дамы есть девочка, воспитание которой она хотела бы мне доверить, а потому просит меня приехать к ней без промедления. Это показалось мне вполне естественным. И поскольку сегодня я свободна, поскольку господин Рибейра нанял экипаж, который ждал его на дороге, я без колебаний в него села.
— Но какой, в конце концов, была его цель?
Она покраснела и молвила:
— Он просто хотел меня похитить. Полчаса спустя он мне в этом признался.
— И вы о нем больше ничего не знаете?
— Нет.
— А живет он в Париже?
— Предполагаю.
— Он вам ни разу не писал? У вас не осталось нескольких строк, написанных его рукой, забытого предмета, улики, которая могла бы нам послужить?
— Ничего такого… Ах, впрочем!.. Но это, конечно, не имеет какого-либо значения…
— Говорите! Говорите же! Прошу!
— Так вот, два дня тому назад этот господин попросил у меня разрешения воспользоваться моей пишущей машинкой и составил — не без труда, ибо у него нет навыка — письмо, адрес которого я случайно заметила и запомнила.
— И этот адрес?..
— Он написал в «Газету» и сунул в конверт два десятка марок.
— Наверно, то было объявление, — сказал Ленорман.
— У меня есть сегодняшний номер, шеф, — объявил Гурель.
Господин Ленорман развернул газету и просмотрел восьмую страницу. Минуту спустя он чуть не подскочил. На видном месте можно было прочитать следующую фразу, со всеми обычными аббревиатурами:
«Сообщаем любому лицу, которому известен господин Штейнвег, что желали бы узнать, находится ли он в Париже, и его адрес. Ответ — через редакцию».
— Штейнвег! — воскликнул Гурель. — Но это ведь та самая личность, которую приводил Дьези!
«Да, да, — подумал господин Ленорман, — тот, чье письмо господину Кессельбаху я перехватил, кто навел Кессельбаха на след Пьера Ледюка… Стало быть, им тоже требуются сведения о Ледюке, об его прошлом… Они еще тоже продвигаются наощупь…»
Он потер руки: Штейнвег был в его распоряжении. Не пройдет и часа, и он заговорит. Не пройдет и часа, как покров мрака, который ему мешал, который превращал историю с Кессельбахом в самое таинственное и тревожное дело из всех, которые он старался разрешить, — этот покров будет разорван.
Глава 5
Господин Ленорман терпит неудачу
В шесть часов вечера господин Ленорман возвратился в свой кабинет в префектуре полиции.
И тут же вызвал Дьези.
— Приезжий здесь?
— Да.
— Что же тебе удалось узнать?
— Не бог весть как много. Ни слова не говорит. Я ему сказал, что в силу нового распоряжения иностранцы должны сделать объявление о пребывании в префектуре, и привел сюда, в кабинет вашего секретаря.
— Сейчас я с ним побеседую.
Но тут явился один из дежурных.
— Какая-то дама, шеф, просит принять ее немедленно.
— Ее визитная карточка?
— Вот она.
— Госпожа Кессельбах! Просите.
Он вышел из-за стола навстречу молодой женщине и подал ей стул. На ее лице по-прежнему читалось отчаяние, у нее был болезненный, крайне утомленный вид.
Она протянула ему номер «Газеты», указывая место, где было напечатано объявление по поводу Штейнвега.
— Папаша Штейнвег был другом моего мужа, — сказала она. — Ему, несомненно, многое известно.
— Дьези, — приказал Ленорман, — приведи человека, который ждет… Ваш визит, мадам, может оказаться весьма полезным. Прошу только: в ту минуту, когда приезжий войдет, не говорите ни слова.
Дверь открылась. Появился мужчина, старик в воротнике из окладистой белой бороды, с лицом в глубоких морщинах, бедно одетый, с затравленным видом, свойственным тем несчастным, которые странствуют по свету в поисках средств, чтобы прокормиться. Он остановился на пороге, моргая глазами, посмотрел на господина Ленормана; молчание присутствующих его, видимо, смущало. Он неуверенно вертел в руках видавшую виды шляпу.
Но вдруг на его лице отразилось глубокое удивление; глаза расширились, и он пробормотал:
— Мадам… Мадам Кессельбах…
Он увидел наконец молодую женщину.
И успокоенный, улыбаясь без прежней робости, приблизился к ней, говоря со скверным акцентом:
— Ах, как хорошо!.. Наконец… Я думал уже, что никогда больше… Меня удивляло… Никаких новостей от вас… Ни телеграммы, ни письма… Как здоровье нашего доброго Рудольфа Кессельбаха?
Молодая женщина отшатнулась, словно ее ударили прямо в лицо, и вдруг, сгорбившись на стуле, неудержимо разрыдалась.
— Что такое?.. Боже мой, что такое?.. — промолвил Штейнвег.
Господин Ленорман поспешил вмешаться.
— Я вижу, мсье, что вам не известны некоторые события, случившиеся не так давно. Вы, наверно, давно уже в пути?
— Да, три месяца… Вначале я побывал в районе шахт. Потом возвратился в Кейптаун, откуда написал Рудольфу письмо. Но между делом нанялся на работу в Порт-Саид. Рудольф, наверно, получил мое письмо?
— Он отсутствует. Причины объясню потом. Вначале об обстоятельстве, по которому мы хотели бы получить имеющиеся у вас сведения. Речь идет о личности, с которой вы были знакомы и которого при контактах с господином Кессельбахом вы называли Пьером Ледюком.
— Пьер Ледюк! Ох! Кто вам сказал!
Старик выглядел потрясенным. Он снова пролепетал.
— Кто вам сказал? Кто открыл?..
— Господин Кессельбах.
— Ни за что! Это тайна, которую я ему доверил, а Рудольф умеет хранить тайны, особенно такие…
— И все-таки требуется ваш ответ. Мы ведем в настоящее время в отношении Пьера Ледюка расследование, которое необходимо без промедления завершить, и только вы можете просветить нас на этот счет, поскольку господина Кессельбаха нет.
— В конце концов, — воскликнул Штейнвег, казалось — решившись, — что вы хотите знать?
— Вы знаете Пьера Ледюка?
— Я никогда его не видел; тем не менее уже давно б моих руках находится тайна, касающаяся его. Вследствие ряда происшествий, которые нет смысла вспоминать, и благодаря некоторым случайностям пришел к уверенности, что тот, открытие которого меня заинтересовало, ведет беспорядочную жизнь в Париже, что он зовется Пьером Ледюком и что это имя на самом деле ему не принадлежит.
— Но знает ли свое настоящее имя он сам?
— Полагаю, что знает.
— А вы?
— Знаю наверняка.
— Скажите его нам.
Он несколько заколебался. Потом заявил:
— Не могу… Не могу…
— Но почему же?
— Не имею права. В этом весь секрет. А этому секрету, который я открыл Рудольфу, он придал такое значение, что вручил мне крупную сумму денег, дабы заручиться моим молчанием, и обещал еще целое состояние, настоящее состояние, если ему удастся разыскать Пьера Ледюка, а затем — воспользоваться тайной.
Он горько усмехнулся.
— Крупная сумма уже улетучилась. И я приехал, чтобы узнать, как обстоят дела с обещанным состоянием.
— Господин Кессельбах мертв, — сказал шеф Сюрте.
Штейнвег подскочил.
— Мертв! Может ли быть такое! Нет, нет, это обман, ловушка. Мадам Кессельбах, правда ли?..
Она опустила голову.
Он казался совершенно раздавленным неожиданным, печальным известием, причинившим ему, очевидно, подлинное страдание, так как он заплакал.
