Он распустил губы в ухмылке, а под его блестевшими от алкоголя глазами набрякли мешки.
Мэрилин протянула руку, мгновение подержала ее на руке Хейла и отняла. Намочив в стакане с водой кончик салфетки, потерла свою кисть.
– До свидания всем! – сказал я.
Хейл взглянул на меня. На мгновение веселье исчезло с его лица. Он хотел что-то сказать, затем передумал, повернулся к Мэрилин, снова вспомнил о чем-то, повернулся ко мне и сказал:
– Это хитрая птица, Мэрилин, вы за ним последите!
– Какая птица, – спросила она, – не голубь?
– О нет, – ответил Хейл, пытаясь понять смысл ее замечания. – Он сова. Знаете, этот парень – мудрая птица. Я всегда говорил, что он сова.
Мысль эта развеселила Хейла. Когда я выходил, он так смеялся, что едва не задохнулся. По его щекам стали сбегать слезы.
Я вернулся в отель. Берта вернулась в Лос-Анджелес. От нее пришла весьма в ее духе телеграмма:
«Что за идея раскапывать прошлогодний кроличий капкан? У нас слишком короткие руки, чтобы добывать секретную информацию о давнишних убийствах. Уголовные преступления в этом штате имеют срок давности – три года. Что ты воображаешь о себе?»
Я пошел на телеграф и почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы отправить ей такой ответ, какой мне хотелось:
«Убийства не имеют срока давности. Хейл говорит, что я – сова».
Послание я отправил с оплатой за счет получателя.
Я поднялся в семь часов, принял душ, побрился, позавтракал и распаковал сумку, чтобы достать свой револьвер. Это было оружие 38-го калибра из вороненой стали, в довольно хорошем состоянии. Сунув его в карман, отправился вниз по Ройял-стрит к входу в многоквартирный дом, где должен был находиться Хейл. Мне было интересно увидеть его похмелье.
Поднимаясь вверх по лестнице, я нарочно громко топал и в дверь постучал отнюдь не тихо.
Хейл не отвечал. Тогда я забарабанил обоими кулаками и даже пару раз ударил в дверь носком ботинка, чтобы обратить внимание возможно большего числа свидетелей. Хейл по-прежнему не отвечал. Достав из кармана второй ключ от квартиры, я вставил его в замочную скважину и повернул. Хейла в квартире не было.
Слегка смятая постель выглядела так, будто в ней находились не больше часа.
Я прошел через спальню в гостиную и выглянул на балкон, чтобы убедиться, нет ли адвоката там. Удостоверившись, что везде пусто, я извлек из секретера ящик, наклонил секретер и вытряхнул содержимое из тайника на дне: газетные вырезки и револьвер. Револьвер я положил в карман, а свой сунул вместо него, привел секретер в порядок.
Был прекрасный теплый день, и улица внизу наполнялась людьми, которые гуляли, наслаждаясь ласковым утренним солнцем.
Я в последний раз осмотрел квартиру, осторожно открыл дверь, тихо затворил ее за собой и спустился по лестнице.
Во дворе я встретил цветную девушку.
Она улыбнулась мне и спросила:
– Этот мужчина уже встал?
Я заверил ее, что «этот мужчина» либо спит, либо его нет, сказал, что я стучал в дверь, но так его и не добудился. Девушка пошла наверх, а я вернулся в отель. В моей ячейке для писем лежало уведомление о том, чтобы я позвонил по номеру Локли 97–46. Я отправился в телефонную будку, гадая, что бы это могло быть – больница или тюрьма?
Это оказалось ни то ни другое, ибо мне ответил бархатный женский голос.
– Кто-то звонил от вас мистеру Лэму?
На другом конце провода рассмеялись:
– О да. Офис «Силкуэр импортейшн компани» вызывает президента.
– Да что вы!
– Для вас телеграмма и письмо.
– Значит, бизнес начинает раскручиваться?
– Еще бы! Знаете, что произошло? Вы только послушайте. Мы отправили два письма, напечатанных по форме, одно авиапочтой, и получили два ответа, причем один из них телеграфный.
– Вот как надо составлять рекламные проспекты!
– Это результат отличной работы множительной техники! – парировала мой выпад Этель Уэллс.
– Принимаю все к сведению и буду тотчас же.
Я взял такси и отправился в офис.
Этель Уэллс, казалось, действительно была рада меня видеть.
– Как дела сегодня утром? – спросил я.
– Пока не очень.
– Нет? А что не так?
– Я вчера показывала туристу город.
– Но вы выглядите свежей, словно маргаритка.
– А чувствую себя так, будто кто-то оборвал все мои лепесточки, гадая «любит – не любит».
– Не огорчайтесь. Возможно, ответ был как раз «любит».
Девушка не ответила. Я вскрыл телеграмму и прочел:
«Силкуэр импортейшн компани. Вышлите пять дюжин чулок наложенным платежом. Размер десять с половиной, цвет номер четыре по вашей карте».
Телеграмма была подписана Бертой Кул, под ней значился адрес агентства.
Письмо, заклеенное в цветном конверте, издавало слабый аромат духов. Почтовый штемпель гласил: «Шривпорт. Луизиана». Дата в письме указана не была, просто стояло «Шривпорт» и было написано: «Вышлите мне шесть пар чулок. Размер восемь с половиной, цвет номер пять по вашей карте». Далее следовала подпись «Эдна Катлер» и адрес с улицей.
Я положил письмо в карман и спросил Этель Уэллс:
– Когда есть поезд в Шривпорт?
– А вам обязательно ехать поездом?
– Можно и автобусом.
Она сунула руку в отделение под стойкой возле ее стола, достала расписание автобусов, раскрыла его и вручила мне.
– Вижу, что совершила ошибку.
– Какую?
– Надо было заказать чулки себе и дать свой домашний адрес.
– А почему бы вам не попробовать сделать это сейчас?
Этель держала в руках карандаш с грифелем и бесцельно чертила им на лежавшей перед ней стенографической тетради. Поколебавшись, она сказала:
– Пожалуй, я так и сделаю.
Я вернул ей расписание автобусов.
– Сегодня меня в городе не будет, – сказал я со значением. – Если кто-нибудь станет меня спрашивать – я на конференции.
– Хорошо, сэр. А если придут еще письма, что мне делать?
– Больше писем не будет.
– Вы готовы побиться об заклад?
– Готов.
– На пару шелковых чулок?
– Против чего взамен?
Было около восьми вечера, когда я позвонил в дверь квартиры, чей адрес значился в письме Эдны Катлер.
Из маленького микрофона раздался женский голос:
– Кто там?
Я приблизил губы к трубке:
– Представитель «Силкуэр импортейшн компани».
– Я думала, что вы в Новом Орлеане.
– У нас есть отделения по всей стране – специальные представители.
– Вы не могли бы прийти завтра?
– Нет, я совершаю сейчас объезд этой части штата.
– Я не могу принять вас сегодня.
– Сожалею, – произнес я тоном, выражающим окончательный ответ.
– Подождите минутку. Когда в таком случае я смогу вас увидеть?
– Когда в следующий раз приеду сюда.
– И когда же это будет?
– Через три-четыре месяца.
– О, постойте, – раздался испуганный возглас. – Я одеваюсь. Подождите минуту. Что-нибудь наброшу и открою вам дверь. Поднимайтесь.
Прожужжал дверной замок, и, открыв входную дверь, я вошел. Поднявшись на один марш, я прошел по длинному коридору, глядя на номера на дверях квартир. Эдна Катлер в голубом халате стояла в дверях и ждала меня.
– Я думала, что вы доставляете заказы почтой, – сказала она.
– Да, мы делаем именно так.
– Ну, входите. Давайте посмотрим. А почему вы явились лично?
– Мы должны поступать в соответствии с правилами, установленными ФИК.
– А что такое ФИК?
– Федеральная импортная комиссия.
– О, я все равно не понимаю, почему…
Я улыбнулся:
– Милая молодая дама, нам грозит штраф в размере десяти тысяч долларов и тюремное заключение на срок двенадцать месяцев, если мы продадим наш товар не частному лицу. Мы не имеем права продавать товар дилерам или кому-либо, кто намерен перепродавать его.
– Понятно, – сказала Эдна Катлер несколько успокоенно.
Она была брюнеткой, но не такой темной, как Роберта Фенн, и выглядела очень ухоженной. Волосы, брови, изгиб длинных ресниц, покрытые лаком ногти – все указывало на то, что на свою внешность она тратит много времени и денег. Женщины так тщательно следят за собой только в том случае, если являются чьей-то собственностью, в которую стоит вкладывать деньги.
Я осторожно оглядел ее.
– Ну? – спросила она, улыбаясь.
– Я еще не вполне убедился в вас.
– Убедились?
Эта молодая женщина была весьма в себе уверена. Сидя здесь, в квартире, неглиже, позволяя рассматривать свои ноги, точно желая тем самым продемонстрировать, что ей должно быть предоставлено первоклассное обслуживание, она не торопила меня и ни в малейшей степени не была озадачена. Я просто не был для нее человеческим существом – просто шестью парами чулок по сходной цене.
– Хочу взглянуть на образцы, – сказала она коротко.
– Вас защищает гарантия.
– А откуда мне это знать?
– Потому что вы не должны ничего платить не только до тех пор, пока не получите чулки, но даже пока не проносите их полных тридцать дней.
