данный момент не я.
– Не появлялся?
Я еще не понял, о ком речь, а Леонид уже спросил у меня из-за плеча:
– Валерия Борисовича разыскиваете?
Вероника приопустила черные очки и поглядела на догадливого сторожа поверх них.
На веранду вышла Маруся.
– Чем заправить суп, вермишелью или картошкой?
– Я обшарила всю округу, перетряхнула все шалманы…
– Может, он уже уехал в Москву? – спросил Леонид, глядя на часы.
– Рановато. – Вероника тоже взглянула на хронометр. – Еще и двенадцати нет.
– Но ехать-то все равно надо, – усмехнулся сторож.
Вероника вернула очки на место. Вид у нее сделался совершенно неприступный.
– Да.
– Не захватите ли меня? Мне Валерий Борисович тоже нужен, ну прямо позарез.
Заявление это удивило Веронику и несказанно обрадовало меня. Я всерьез боялся, что Леонид прочно осядет на участке и будет медленно удушать меня своим присутствием, а я не выдержу, сорвусь, наделаю глупостей. В конце концов, шарахну его чем-нибудь по голове. Глядя себе под ноги, я мысленно умолял Веронику: «Возьми, возьми его!» Она что-то мысленно прикидывала, и ее можно понять, этот сторож кому угодно покажется подозрительным.
– Ладно, поехали.
Леонид расплылся в улыбке.
– Я только переоденусь.
– Да, неплохо бы.
Когда он через две минуты пробегал мимо веранды в сторону ворот, я заметил, что Маруся смотрит на него как-то необычно. Леонид тоже поймал ее взгляд и весело крикнул:
– А суп лучше заправить бульбой.
И странная парочка укатила.
– Что с тобой? – спросил я у Маруси на кухне. Она мне не нравилась последнее время. Было такое впечатление, что по временам она проваливается в какой-то психологический омут. Ничего вокруг себя не видит, ничего не слышит, потому что слишком прислушивается к себе. А что ей надиктовывает ее скрытая сущность, одному Богу известно. Понятно, что переживания прошедшей ночи не могли пройти бесследно, но я бы предпочел одну стандартную девичью истерику этим периодическим «уплываниям». Когда все это закончится, с нею придется поработать как следует.
– Что с тобой, Маруся?
– У него чужая одежда.
– У кого? Что ты имеешь в виду?
– У сторожа, у Лени чужая одежда.
– С чего ты решила?
– Видно же.
Отлично! То она тонет в тумане своих девичьих грез, то проявляет сверхнаблюдательность. И главное, невозможно проверить, права она или нет.
Впрочем, почему же невозможно?!
Вероника слишком хорошо водила машину. Это выражалось в основном в том, что она начисто игнорировала какие-либо правила дорожного движения, так что первые минуты совместного путешествия Леонид молчал, привыкая к новой для себя обстановке. Водители встречных машин и машин обгоняемых, заметив отчаянный гонщицкий нрав Вероникиного «форда», покорно уступали дорогу.
Из перелыгинских дебрей вылетели на Минку, и лихая водительница прервала молчание:
– Давайте-ка о чем-нибудь поговорим, глупо вот так немыми ехать.
Надо понимать, у сторожа имелось немало вопросов к дочке академика, и он не сразу выбрал, с чего начать.
– А скажите, зачем вам нужен Валерий Борисович?
Вероника хмыкнула и «съела» белый жигуленок.
– Чтобы набить ему морду.
– Понятно.
– А вам зачем?
– Мои планы…
– Знаешь, давай на «ты», а то дико как-то. Понимаешь, у меня так, если я не могу говорить человеку «ты», я предпочитаю с ним вообще не говорить.
– Понятно.
– «Понятно» да «понятно», очень понятливый, значит, да?
– А тебе часто приходится бить морду Валерию Борисовичу?
– А как заслужит, так и бью. Чрезвычайно необязательный человек. Если бы я могла без него обойтись, я бы без него обошлась, уж поверь мне. Алкоголизм, гигантское самомнение плюс сломанная карьера, которую он, кстати, сам себе сломал из-за своего самомнения и алкоголизма. Теперь изображает из себя художника, не пошедшего на компромисс с режимом. Он говорит, что «такие, как я, не продаются». А я ему – «таких, как ты, никто просто не покупает». Он меня тоже, я думаю, недолюбливает. Но деваться ему от меня некуда. Во-первых, родственники, во-вторых, если так можно выразиться, компаньоны.
– Компаньоны? А в каких делах, узнать нельзя?
– Нет, не расскажу. Стыдно.
– Понятно. А он правда какой-то поэт?
– Вот именно что «какой-то». По молодости лет примыкал к неофициальной группе, а потом к другой примыкал. Но подпольной славы не снискал, для такой славы нужны были стишки еще более дикие, чем у него. Групки все эти по подвалам да по дворницким ютились. Наберут портвейна и читают друг другу свою галиматью, которую и так знают наизусть. А заканчивается все дракой. Так было тридцать лет назад, так же все там и сейчас.
Леонид усмехнулся.
– Жизнь богемы вы обрисовали, в смысле ты обрисовала, похоже.
– Еще бы не похоже. Приходилось бывать. По молодости лет. Была, как все первокурсницы, глупая и жадная до впечатлений, до всего как бы гонимого. Ореол, то-се. А если разобраться, там ничего, кроме грязных носков, грязных стаканов и грязных приставаний, и не было. Подсунут Кастанеду почитать и сразу тащат в койку. И нищета страшенная!
Минское шоссе на полной скорости врезалось в кольцевую дорогу. Завидев пост ГАИ, Вероника тихонько выругалась и сбросила скорость.
– А ему потом помогли, дяде Валере. На работу на приличную устроили, в партию вступили. Но тут он начал выкаблучиваться. Стыдно ему стало перед прежними друзьями, перед богемными. И новая официозная жизнь не очень-то спешила засасывать. Чувствовала чужака. Ну вот и получилось, что с хлебных постов он повылетал, но живет с печатью приспособленца. Душа его опалена огнем несправедливости. Правда, одно его стихотворение мне нравится:
Если в жизни плохо что-то,
если в жизни счастья нет,
вспомни Бойля-Мариотта,
был у нас такой поэт.
Хотя не исключено, что он его у кого-нибудь украл. Кстати, а тебе для чего мой дядечка дорогой, не скажешь?
Леонид помялся.
– У тебя-то с ним никаких дел быть не может, ты его вчера и увидел-то в первый раз.
– Да, ты понимаешь, мне сдается, Валерий Борисович должен знать, где сейчас находится Фил.
Вероника дернула рулевым колесом, так что пассажир ударился головой об обивку салона.
– Ничего себе, ты что, начал расследование расследовать, да?
Сторож неуютно поежился.
– Если угодно, то можно и так сказать.
– Так на кой черт тебе этот Фил? По-моему, он дебил!
– Или притворяется дебилом.
– Ой-ей-ей. Что происходит, просто шпионские страсти! Злой американский шпион прокрадывается в дом советского академика и выкрадывает у него ценнейшую рукопись. Очень смешно.
– Мне неудобно напоминать, но Модест Анатольевич все же убит кем-то. Сейф опустошен.
– Напоминай, напоминай. Я и сама знаю, что веду себя как зверюга какая-то. Но есть причины, есть. Но папочку мы похороним
