Элтон Раис сидел тихо и неподвижно, будто был частью мебели.
Морейн неожиданно повернулся к нему.
— Вам нечего было там делать в тот вечер. Вы должны были отдавать себе в этом отчет.
— Наоборот, — невозмутимо ответил старик, — это было единственное, что мне оставалось сделать.
— Почему?
Элтон Раис продолжил в том же духе:
— Потому что мне было уже все равно. Вы не задумывались над ситуацией, в которой я оказался? Я стар, точнее, не молод. У меня нет состояния. У меня только один способ заработать на жизнь — использовать свои бухгалтерские знания. Но ко мне относятся с недоверием, поскольку я отсидел в тюрьме за растрату. Сейчас множество честных людей ходят в безработных. И у меня нет реальных шансов устроиться по специальности. Я не могу согласиться с тем, чтобы меня содержала Натали. У нее достаточно собственных проблем. Я конченый человек.
— Иначе говоря, вы намереваетесь покончить жизнь самоубийством? — подытожил Морейн, с состраданием глядя на него.
— Вот именно, — подтвердил старик, — но сделаю это так, чтобы Натали не догадалась. Это будет выглядеть как несчастный случай, не более того. Но прежде я приложу все силы к тому, чтобы восстановить ее положение в обществе. Я хочу все устроить так, чтобы она снова могла ходить с высоко поднятой головой. Она натура очень чувствительная, и никто не знает, как она страдала от пренебрежительного отношения со стороны общества.
Морейн, задумавшись, молча кивнул.
— Вы знаете, что тюрьма делает с людьми? — задал вопрос Элтон Раис.
Морейн продолжал слушать, не произнося ни слова.
— Вы помните, — говорил Раис тихим и бесстрастным голосом, — что я занимал видное общественное положение? Меня уважали, я был на короткой ноге с влиятельными политиками, хорошо справлялся со своими обязанностями и неоднократно переизбирался. Это кое-что да значит, может быть, и не очень, но все же. Я сохранил свой пост, даже когда Диксон и его подручные захватили все места, которые раньше удерживала оппозиция. Моим соперником на выборах выступал один из его людей, но я все равно одержал победу. Я не был какой-то сверхсильной личностью, но мог достойно сымпровизировать речь перед публикой и имел успех. Я не без тщеславия считал себя человеком динамичным и с достаточно твердым характером. — Он помолчал, затем спокойно и просто добавил: — И все это ушло напрочь. Я не сломлен в смысле интеллектуальных возможностей. Лишь в какой-то степени атрофировался. В тюрьме я был всего лишь винтиком машины. У меня не было имени — только номер. Не было ни друзей, ни компаньонов. Я был под замком и в тисках безличной дисциплины. Все, что у меня было раньше, развеялось в прах. Когда-то я мог смело выступать на митингах и воздействовать на людей. Скажите, мой друг, неужели я и сейчас способен кого-то вдохновить?
Он печально посмотрел на Морейна и, поскольку тот не отвечал, горько рассмеялся.
— А что губернатор? — спросил Морейн. — Вы пытались апеллировать к нему?
Элтон Раис по-прежнему говорил беззлобно, но с убежденностью врача, сообщающего о скорой кончине пациента.
— Все должности заняты политиками. А те связаны с той или иной партией. Меня засудили, поскольку мощные политические силы были заинтересованы в моем устранении. И вы можете представить, реальны ли мои шансы на спасение. Дело дошло до того, что адвокат, получавший свои гонорары от меня и заверявший, что представит мое дело в суде в истинном свете, на самом деле действовал по инструкциям моих врагов! Он не решился выступить против политической махины. Три месяца спустя после того, как меня бросили в тюрьму, его назначили судьей. Он и сейчас занимает этот пост.
Морейн встряхнулся, как если бы хотел снять со своих плеч непомерную ношу.
— Вы можете мне обещать одну вещь? — спросил он.
— Что именно?
— Если вас задержат и начнут допрашивать, вы не будете спешить с подобными признаниями. Вы не сделаете этого до тех пор, пока я вам не разрешу.
— В таком случае можете ли вы мне обещать, что сообщите свое решение раньше, чем будет уже бесполезно это делать? До того, как Натали будет уже серьезно вовлечена в это дело?
— Мы решим этот вопрос, когда дойдем до такого положения… — уклонился от ответа Морейн.
— Ну что же, — согласился Элтон Раис. — Раз вы мне ничего не обещаете, то и я не буду этого делать.
— Тогда хоть дайте мне слово, что будете избегать встреч с полицией.
— На какое-то время это возможно.
— Вы не будете отлучаться из отеля, а питаться станете в номере, хорошо?
— Согласен. А куда направляетесь вы?
— Мне многое надо провернуть, — заявил Морейн. — У меня сейчас на руках козырь, но будь я проклят, если знаю, как вести игру.
— Если вы воспользуетесь этими документами или хотя бы дадите понять, что они у вас в руках, то будете втянуты в дело об убийстве Пита Диксона, — предупредил Элтон Раис. — То же самое автоматически произойдет и с Натали, а это повлечет за собой мое признание и последующее самоубийство. На этот счет должна быть полная ясность.
— Если вы проявите осторожность, то власти не скоро до вас доберутся, — сказал Морейн, застегивая ремни портфеля. — Если позвонят, ответьте. Только помните, что теперь вас зовут Белтон. Возможно, мне понадобится связаться с вами. А сейчас ложитесь и немного поспите.
— Вы позаботитесь о Натали?
— Обещаю, — заверил Морейн.
С портфелем в руке он направился к лифту. В вестибюле он попросил вызвать такси, и посыльный помог ему донести портфель до машины.
— Пожалуйста, к перекрестку Четвертой авеню с Центральным вокзалом, — бросил он водителю.
На полпути он, однако, постучал в разделительное стекло и сказал:
— Знаете что, я передумал. Доставьте меня к камерам хранения Северного вокзала.
Морейн, покинув такси, прошел к камерам хранения, отдал в окошечко портфель и получил картонный номерок. Он положил его в конверт и надписал адрес: мистеру Джеймсу Чарльзу Фиттмору, Сити, до востребования. Запечатав письмо, он бросил его в почтовый ящик.
Было уже совсем светло, когда Морейн снова сел в такси и попросил отвезти его в турецкие бани.
Там он заявил банщику:
— Обслужите меня побыстрее. Без пяти десять я должен быть уже в пути.
Лицо Натали Раис было серым от усталости. Она подняла взгляд на вошедшего Сэма Морейна. Подождала, пока тот снял пальто и повесил его в гардероб. Потом спросила:
— Как там мой отец?
— Я его спрятал в надежном месте. Лучше, чтобы он оттуда не выходил.
— Вам удалось что-нибудь прояснить? — еле слышно, словно опасаясь ответа, поинтересовалась она.
— Я сделал все возможное до того, как обнаружат труп Диксона. Сколько денег у меня на банковском счете?
— Чуть больше четырех тысяч долларов.
— Я намерен их снять. — Он улыбнулся, увидев изумление девушки, и распорядился: — Заполните чек на всю сумму.
— То есть вы не хотите оставлять в банке ни цента?
— Абсолютно верно.
— Зачем вам это?
— Я собираюсь стать лицом, скрывающимся от правосудия.
— Сэм! — воскликнула она, пораженная. — Простите, мистер Морейн. Вы не можете этого сделать!
— А я, напротив, думаю, что это блестящая идея, — весело не согласился он с ней. — Она даст великолепные результаты.
— Вы демонстрируете оптимизм, которого на самом деле не испытываете.
— Вот и ошибаетесь, — усмехнулся он. — Я совершенно искренен. Никогда не чувствую себя так превосходно, как в тех случаях, когда удается сблефовать в игре.
— Вы хотите сказать, что готовы даже убежать?
— Я создам впечатление, что смылся.
Девушка выдвинула ящик письменного стола, достала оттуда чековую книжку, заполнила бланк и передала его Морейну на подпись.
— Не беспокойтесь за меня, девушка, — сказал он, расписываясь.
Натали Раис, как бы в поисках поддержки, подошла и взяла Морейна за руку.
— Признайтесь, только честно, вы верите моему отцу?
— Почему бы и нет?
— Потому что он человек навязчивых идей. Сейчас он дошел до того, что считает свою жизнь бесполезной. Уверен, что все потеряно и ничего нельзя предпринять. У него только одна цель: реабилитировать свое имя для того, чтобы я снова достойно вошла в общество. Бедный отец! Он не понимает, что я уже создала себе новую жизнь как раз в том мире, который, как он считает, презирает меня. Его мысли все еще в том времени, когда я была в шоковом состоянии от того, что все друзья от меня отвернулись.
Морейн молчал. Девушка продолжала:
— Он вбил себе в голову, что, для того чтобы добиться реабилитации, ему надо было увидеться с Диксоном. И ничто бы не удержало его от этого шага. Отец знал, что Диксон располагает важными для него документами, и если бы он был убежден, что они находились в том портфеле, то он любой ценой завладел бы им.
— Считаете ли вы, что ваш отец мог бы убить человека?
