– Черт побери, да я сам не знаю, что это за факты! – рявкнул он. – Просто я хочу, чтобы ты присутствовал там на случай, если что-то произойдет, а в твоем присутствии это более вероятно. Теперь, когда всем известно, кто ты такой, ты для них представляешь угрозу, действуешь им на нервы, по крайней мере одному из них, что может побудить злоумышленника к действиям.
Итак, за обедом в субботу собрались все домочадцы Джарелла. Когда выяснилось, кто я такой на самом деле, каждый отреагировал на эту новость в меру своих возможностей. Роджер Фут считал, что его предложение Вульфу поинтересоваться моим прошлым было блестящей шуткой, – он то и дело возвращался к этой теме. Трелла не только не увидела в этом ничего смешного, но и не желала видеть меня самого: не станет же она спрашивать у детектива, как он относится к бараньей ноге? Уимен как будто никак не прореагировал на мою метаморфозу. Сьюзен из кожи вон лезла, чтобы показать, что она, несмотря ни на что, считает меня человеческим существом. Во время коктейля в гостиной она первая подошла ко мне, когда я смешивал для Лоис «Кровавую Мэри», и сказала, что, наверное, все равно будет называть меня Аленом Грином.
– Боюсь, в моем мозгу не так много извилин, а в одной из них запечатлелось имя Ален Грин, неразрывно слившись с вами, так что ничего не поделаешь, – пояснила она, слегка улыбнувшись.
Я заверил дамочку, что для меня не имеет никакого значения то, как она меня будет называть, ведь обе фамилии начинаются с одной и той же буквы. Я не забыл ни о том, что Сьюзен вполне могла быть змеей, ни о том, что она протащила меня за собой на какой-то невидимой ниточке через полкомнаты. Такое больше не повторялось, но и одного раза было вполне достаточно. Я был несколько удивлен тем, что они с Уименом продолжают оставаться в этом доме после того, как Джарелл в присутствии свидетелей обвинил невестку в краже револьвера.
Я думал, что после обеда все, по обыкновению, сядут за бридж, но на сей раз игра не состоялась. У Джарелла с Треллой были билеты на какое-то шоу, у Уимена и Сьюзен – на другое. Нора Кент ушла неизвестно куда, Роджер Фут предложил перекинуться в кункен, но не дольше часа, пояснив, что хочет пораньше лечь спать, так как завтра ему нужно вставать в шесть и ехать в «Бельмонт». Я спросил зачем, зная, что по воскресеньям забегов на ипподроме нет, и он ответил, что должен взглянуть на лошадей. Отказавшись от кункена, я подошел к Лоис. Я не видел никакого смысла в том, чтобы торчать здесь целый вечер, поскольку на нервы было действовать некому, разве что Роджеру, да и тот собирался завалиться спать. Поэтому я сказал Лоис, что теперь, когда я сменил фамилию на прежнюю, у меня появилась возможность (а также желание) двинуть вместе с ней во «Фламинго».
Возможно, у девушки не было на тот вечер иных планов, или же они у нее были, но либо она сжалилась надо мной, либо я ее очаровал. Так или иначе, вечер мы провели вместе и домой вернулись около двух часов ночи.
В воскресенье утром мне показалось, что я на самом деле способен производить на домочадцев Джералла угрожающее впечатление. За завтраком, кроме меня, присутствовали еще четверо: Уимен, Сьюзен, Лоис и Нора. Сам глава семьи уже позавтракал и куда-то удалился. Роджер отправился взглянуть на лошадей, Трелла, как я понял, еще не вставала. Однако будущее не показалось мне в тот день многообещающим. Нора собиралась на выставку картин Пикассо в Музей современного искусства, видимо, на целый день. Сьюзен шла в церковь. Уимен отправился на балкон с кипой воскресных газет. Поэтому, когда Лоис заявила, что хочет прогуляться, я сказал, что тоже хочу, только передо мной стоит дилемма: то ли мне идти с ней, то ли выбрать другую дорогу. Девушка ответила, что можно, пожалуй, попробовать погулять по одной и той же. В ближайший сквер ей идти не хотелось (думаю, из-за белки), поэтому мы прошлись по Мэдисон-авеню и очутились в Центральном парке. Через полчаса Лоис села в такси и уехала на ланч к друзьям. Что за друзья, она мне не сказала, правда меня тоже пригласила, но я подумал, что мне следует вернуться домой и по возможности кому-нибудь поугрожать. На обратном пути я позвонил Вульфу и доложил о том, что́ произошло: ничего.
В гостиной меня встретил Стек и сказал, что хозяин ждет меня в библиотеке.
Мистер Джарелл думал, что сразит меня наповал, но я нисколько не был впечатлен его рассказом. Оказывается, он целый час провел в «Пингвине» с одним старым другом, точнее, знакомым – комиссаром полиции Мэрфи, который заверил его в том, что, хотя окружная прокуратура и полиция из кожи вон лезут, чтобы посадить на скамью подсудимых убийцу бывшего секретаря Джарелла, никакого вмешательства в личные дела самого Джарелла не предполагается. Уважаемые граждане заслуживают обходительного обращения. Наш клиент уведомил меня, что собирается позвонить Вульфу и довести сие до его сведения. Я заверил его в том, что это превосходная мысль, но не добавил, что на Вульфа это произведет еще меньшее впечатление, нежели на меня. Когда копы узнают, что у уважаемого гражданина Джарелла пропал револьвер, вопрос будет стоять уже не просто о вмешательстве в личную жизнь.
Купив на обратном пути газету, я устроился с ней в гостиной, где теперь не было ни души, и ознакомился с происходящими на свете событиями, включая последние сведения по делу об убийстве Ибера. Нигде не упоминалось о том поразительном открытии, что новый секретарь Отиса Джарелла оказался не кем иным, как человеком Ниро Вульфа, его Пятницей (а также Субботой, Воскресеньем, Понедельником, Вторником, Средой и Четвергом), прославленным детективом Арчи Гудвином. Определенно, Кремер и окружная прокуратура не собирались устраивать нам рекламу до тех пор, пока не обнаружится наше соучастие в убийстве, – типичный подход мелких узколобых людишек. Поэтому заняться рекламой предстояло главе личного департамента Ниро Вульфа по связям с общественностью, то есть мне. К тому же я обещал подкинуть Лону Коэну кость. Я прошел к себе в комнату с намерением ему позвонить, о чем впоследствии пожалел, ибо вместе с костью он постарался отхватить у меня и кусок мяса.
Только я повесил трубку, как зазвонил зеленый телефон. Это был помощник окружного прокурора Мандельбаум, который пригласил меня сегодня в три зайти к нему в контору для неофициальной беседы. Я сказал Мандельбауму, что буду очень рад его видеть, и спустился с намерением где-нибудь перекусить перед отъездом, но Стек сказал мне, что в час тридцать подадут ланч.
Ланч прошел не слишком весело, так как за столом нас было всего четверо: Джарелл, Уимен, Сьюзен и я. Сьюзен произнесла за все время слов тридцать, например: «Положить вам сметаны, мистер Гудвин?» Когда я заявил, что в три меня ждет помощник окружного прокурора, надеясь, что это может пощекотать чьи-нибудь нервы, Уимен пощекотал большим и указательным пальцем свой тонкий прямой нос (возможно, желая этим меня оскорбить, в чем я, правда, не уверен), а Сьюзен заметила, что, по ее мнению, для детектива сущий пустяк беседовать с помощником окружного прокурора, а вот она бы на моем месте испугалась до полусмерти. Джарелл за столом промолчал, но, когда ланч был окончен, отвел меня в сторонку и поинтересовался подробностями. Я ответил ему, что, раз комиссар полиции пообещал, что власти не станут вмешиваться в его личные дела, в этом нет ничего страшного. Я скажу, что как раз занимаюсь его сугубо личным делом, а потому отказываюсь сообщать подробности.
Мандельбаум действительно ничего от меня не узнал. Задержавшись по пути, чтобы отзвониться Вульфу (босс любит знать, где я провожу время), я немного опоздал, явившись в приемную в пятнадцать ноль две, но там меня промариновали еще больше часа: если быть точным, один час семнадцать минут. Когда в четыре девятнадцать меня провели к Мандельбауму, я был не в настроении говорить ему что-либо, кроме правды, а именно: что он совсем облысел и здорово растолстел с тех пор, как мы с ним виделись в последний раз. Но он меня прямо-таки удивил. Я полагал, он станет угрозами либо лаской вытягивать из меня, что же я все-таки делал у Джарелла, но помощник окружного прокурора этой темы даже не коснулся. Очевидно, совещание Джарелла с комиссаром не прошло даром. Сразу же извинившись за то, что заставил меня ждать, Мандельбаум пожелал узнать, что я видел и слышал, когда вошел в среду днем в студию и застал там Джеймса Л. Ибера с миссис Уимен Джарелл.
Я дословно процитировал то, что было сказано в разговоре между Ибером, Сьюзен и мной. Мандельбаум еще какое-то время потел, стараясь вытянуть из меня, что было сказано домочадцами Джарелла в моем присутствии об Ибере и его появлении в доме, но тут я решил благоразумно промолчать.
Кое-что я действительно слышал, главным образом за ланчем, и подробно пересказал Вульфу, но из этих фраз никак нельзя было заключить, чтобы кто-то хотел либо намеревался его убить. Поэтому я не видел никакого смысла в том, что высказывания эти занесут в протокол.
