дела пошли на лад, и как Тельма ни злится, а, видно, придется ей коротать время в одиночестве, если только Фрэнк не окажется таким дураком, чтобы таскать за собой эту обузу. Ясно, что уж ей-то ухажера не найти, слишком она крупная и плоская, хотя характер ничего, веселая была до тех пор, пока подруга не положила глаз на Фрэнка. В одиночестве не больно повеселишься, это верно, а третий всегда лишний, это еще вернее. А синьора Витторио погода вряд ли волнует, когда вечно сидишь в коляске, не до погод
ы.
Берни проболтал в том же духе еще несколько минут, затем удалился, нисколько не смущенный полнейшим отсутствием какого-либо отклика на свои высказывания.
За время дружбы с Этвудом Джеймс убедился, что тот относится к людям очень терпимо, не раздражаясь из-за иных взглядов и манер, однако Берни олицетворял собой именно тот тип, который Этвуд не переносил за безапелляционность суждений, соединенную с крайней бесцеремонностью поведения. Этвуд умел, оставаясь безукоризненно вежливым, одернуть любого, но теперь он промолчал то ли потому, что надеялся выудить из потока пустой болтовни какие-нибудь полезные сведения, то ли просто потому, что после вчерашнего у него еще болела голова. Когда Берни ушел, Этвуд ограничился тем, что задумчиво сказал:
— Интересно, что он наговорил бы о нас кому-либо другому, той же Сильвии, к примеру?
Облачившись в один из своих наконец-то пригодившихся свитеров, Джеймс настоятельно посоветовал Этвуду провести сегодняшний день в постели, а сам отправился, как он выразился, побродить по пляжу и разведать, как обстоят дела. Судя по тому, что сначала он надел коричневый свитер, а затем сменил его на серо-голубой, эффектно оттенявший загар лица, Этвуд решил, что в его планы включен визит к синьорине Джулиане, вернее, учитывая нрав вышеупомянутой синьорины, к синьоре Форелли, а там уж можно как бы невзначай встретить и ее племянницу.
Синьора Форелли оказала Джеймсу весьма любезный прием, однако в коттедже она была одна. Когда при особенно сильном порыве ветра снаружи что-то грохнуло, а ветки росшего под окном куста хлестнули по стеклу, она поднялась со словами:
— Извините, мне надо кое-что забрать из-под навеса. Подождите, пожалуйста.
Она вышла, и через пару минут Джеймс увидел, как она осторожно пробирается напрямик через кустарник, направляясь к чему-то ярко-синему, то ли полотенцу, то ли головному платку, зацепившемуся за ветку, куда занес его ветер. Джеймс подумал, что со стороны синьоры Форелли с ее солидными размерами неразумно лезть в самую середину густого кустарника, и хотел было выйти из дома и помочь ей, но в это время зазвонил телефон. После четвертого звонка Джеймс снял трубку.
— Синьору Форелли, пожалуйста, — произнес хрипловатым мужской голос.
— Она вернется через несколько минут, — сообщил Джеймс, глядя на грузную фигуру, застрявшую в гуще куста; длинные многочисленные одеяния окончательно сковали ее движения, чтобы выбраться оттуда, требовалось или воспользоваться посторонней помощью, или совершить решительный рывок, пренебрегая сохранностью одежды. — Перезвоните немного позже.
— К сожалению, это невозможно, — сказал мужчина, — я опаздываю на самолет. Будьте так любезны, передайте синьоре Форелли, что Джузеппе взялся за старое и уже совершил убийство. Она была права. Передайте, что я восхищаюсь ею.
— Простите, а кто вы такой? — спросил ошеломленный Джеймс, но невидимый абонент в спешке уже повесил трубку.
На выбравшуюся наконец из кустов синьору Форелли добросовестно переданная Джеймсом информация произвела странное впечатление, мало соответствующее содержанию: она просияла, и ее все еще красивые глаза зажглись торжеством.
— Я знала, что так будет, — произнесла она с глубоким удовлетворением. — Джузеппе был и останется убийцей. Впрочем, вам это неинтересно, — закончила синьора Форелли, пресекая тем самым возможные вопросы.
Из ее коттеджа Джеймс удалился, раздираемый самыми противоречивыми предположениями относительно того, что связывает респектабельную синьору Форелли с убийцей по имени Джузеппе. Странный телефонный звонок изменил первоначальный план Джеймса нанести визиты и другим обитателям коттеджей и он вернулся домой, чтобы рассказать Этвуду о неведомом Джузеппе к обсудить, не пора ли связаться с полицией. Сам Джеймс определенно считал, что пора, однако разыскать Хилсона мог только Этвуд, и потому придется отложить это на завтра, поскольку сегодня Этвуд недостаточно хорошо себя чувствует, чтобы ехать в город.
Между домиками Фрэнка и супругов Берни Джеймс заметил медленно бредущую по песку Джулиану.
— Добрый день, — сказал он, нагнав девушку.
Джулиана повернула голову, и Джеймс даже приостановился, пораженный выражением ее лица: щеки пылали жарким румянцем, полураскрытые губы, обычно плотно сжатые в жесткую линию, придавали ее облику что-то щемяще-беспомощное, а глаза сияли глубоким внутренним светом. Она рассеянно посмотрела на Джеймса отсутствующим взглядом, вряд ли полностью отдавая себе отчет, кто перед ней, и отрешенно ответила:
— Доброе утро.
— У вас сегодня хорошее настроение, — отважился заметить Джеймс, по опыту прошлого ожидая, что сейчас получит резкий отпор, но Джулиана с медлительной задумчивостью произнесла, словно разговаривая не с ним, а сама с собой:
— Не знаю… может быть. Еще не знаю…
Заинтригованный Джеймс проследил взглядом, как она, миновав коттедж, стала подниматься на скалу и вскоре скрылась среди нагромождения камней.
К удовлетворению Джеймса, Этвуд лежал в постели. Сообщив о телефонном звонке синьоре Форелли, Джеймс рассказал и о внезапном преображении Джулианы, закончив свою речь вопросом, на который вовсе не ожидал получить ответ:
— Интересно, что с ней произошло?
— Витторио сказал, что любит ее, хотя и не смеет ни на что надеяться, — меланхолично объяснил Этвуд.
Сидевший в кресле Джеймс рывком подался вперед.
— Откуда ты знаешь?
— Я ходил к коттеджу Витторио посмотреть на то место, где вчера так неудачно оступился, и слышал отрывок их разговора. Двух фраз оказалось достаточно, чтобы понять,о чем речь.
— А потом?
— Потом я ушел, разумеется. Не буду же я подслушивать чужое объяснение в любви. Да, вот еще что: когда я подошел к коттеджу, он как раз говорил, что врачи считают его положение не безнадежным, возможно, ему удастся расстаться с инвалидной коляской.
Джеймс никак не отреагировал на это сообщение, мысли его были заняты другим, Джулианой, а точнее, своим собственным отношением к полученному о ней известию, затронувшему скорее его ум, а не сердце; теперь она интересовала его еще сильнее прежнего, однако этот интерес был больше сродни любопытству, нежели иному чувству.
— Как ты полагаешь, она выйдет за него замуж? — спросил он и, поймав испытывающий взгляд Этвуда, добавил: — Честно признаюсь, меня это интересует и даже очень. Она странная девушка, да и Витторио тоже… Такое впечатление, что оба они попали
