– Можно написать, что вы работаете над ней?
– Нет, черт возьми! Напишите, что я выдвинул ее в беседе с репортерами.
– Построение версий и гипотез – удел пустословов, – разочарованно протянул Дэйв.
– Но не таких, – заметил Эванс.
– Можно процитировать вас?
– Только в отношении этого пункта.
– Это меняет дело, – обрадовался репортер, – но тогда вы должны связать свою версию с тем, над чем вы сейчас работаете.
– О чем вы говорите? – рассердился Эванс. – Я ничего вам не дам. Я работаю сейчас над большим делом. Когда оно будет закончено, вы узнаете о нем одновременно с другими газетами.
– Подождите, я не имел этого в виду, – начал оправдываться репортер. – Я хотел сказать, что если можно было бы связать вашу версию с какой-то определенной нитью следствия, то наши читатели получили бы роскошный «подвал». Это помогло бы и вам, Мор, вы наложили бы свое клеймо на идею.
– Напишите, что я работаю над важной нитью следствия, – предложил Эванс. – Только без указания имен, дат, арестов. Просто работаю, и все.
– Что это за нить и кто этот парень?
– Дональд Лэм, частный сыщик из Лос-Анджелеса, – сказал Эванс. – Я допрашиваю его в связи с делом об убийстве Кэдотта. А сейчас я тороплюсь в аэропорт. Хотите – поедем вместе, по дороге и поговорим. – Он повернулся ко мне: – Познакомься, это Дэйв Гриффин, репортер из «Экзаминер».
– Послушайте, – обратился Дэйв к Эвансу. – А можно напечатать, что эту поездку вы предпринимаете в связи с вашей версией о похищении Кросби?
– Нет, черт возьми! – рявкнул Эванс. – Хватит с вас и версии. Поехали!
Мы двинулись в аэропорт. По дороге Эванс обрисовал репортеру версию о женщине-похитительнице с материнским комплексом и усыновленным ребенком. К тому моменту, когда мы приехали в аэропорт, Дэйв Гриффин уже имел все факты.
– Это только версия, – задумчиво сказал он. – Ее может выдвинуть каждый. Знаете, что я думаю?
– Что?
– Эта поездка поможет распутать похищение Кросби.
– Вы можете думать все, что вам заблагорассудится, – сказал Эванс, – но в газете вы это изложите только как версию. Если вы добавите что-то от себя, то будете иметь дело со мной.
– Постараюсь сделать из этого статью, – пообещал Гриффин. – Каким самолетом вы летите?
– Частным.
– А куда?
– В одно место.
– Если вы что-то узнаете, вы позвоните мне раньше других?
– Не знаю, получится ли. Дело слишком крупное. Закончив его, я буду вынужден оповестить всех.
Самолет уже стоял перед ангаром, и механик прогревал мотор.
– Это все, Дэйв, – закончил Эванс. – Теперь мы вынуждены вас оставить.
Он пошел показать свои документы пилоту.
Дэйв Гриффин обратился ко мне:
– Если бы я мог написать, что он предпринял эту поездку в связи с определенной нитью следствия, то у меня была бы готовая статья. А так это только версия. Их может выдвинуть каждый.
– Он работает над определенной нитью, – сказал я. – Завтра все газеты страны будут полны этой историей.
– Вы тоже имеете отношение к делу?
– Иначе зачем бы ему брать меня с собой? Он боится меня оставить, потому что мне известно слишком много.
Репортер тут же побежал к телефону.
В Рино сыщик из «Риверсайд-мотеля» уже связался с детективом Крамером Лоусоном из местного отделения полиции. Морт Эванс и я присоединились к ним.
Во время полета Эванс проникался скепсисом по отношению к моей версии. Он мрачнел, и мои акции опускались ниже и ниже.
В Рино, узнав, что в камере хранения мотеля лежит портфель с дневником Кэдотта, Эванс немного повеселел.
Рино в штате Невада – это город, который бодрствует все двадцать четыре часа в сутки. Наверное, некоторые жители все-таки спят ночью, но это трудно выяснить. Зато в любой час ночи его улицы заполнены людьми, не собирающимися ложиться в кровать. Именно для них работают игорные дома города, рестораны и клубы.
Сидя в вестибюле «Риверсайд-мотеля», можно познакомиться со всеми категориями приезжих в Рино. Пижоны из ближайших городишек, разряженные в ковбойские костюмы; туристы, проигравшие в рулетку больше, чем собирались, и поэтому погруженные в мрачные мысли; туристы, выигравшие и пребывающие в радостном возбуждении; туристы, восхищенные красотами города…
Большинство туристов приезжают в Рино на ночь-другую, это единственный способ избежать полного банкротства или же сберечь свой выигрыш. Но те, кому улыбнулась фортуна за игорным столом, сразу же воображали себя великими везунчиками и просаживали огромные суммы.
Были в Рино и влюбленные пары, совершающие романтическое путешествие. Для этих голубков что выигрыш, что проигрыш – все было хорошо. Они упивались друг другом и были счастливы одной лишь возможностью держаться за руки. Романтика за деньги – дикий парадокс нашего времени.
Мы сидели в вестибюле, а время шло.
Эванс начал подремывать, потом поудобнее устроился в кресле и негромко захрапел.
Крамер Лоусон игнорировал меня. Для него я был просто балласт.
Я чертовски устал, но не мог уснуть. Ломал голову, пытаясь придумать такой расклад карт, при котором я бы не остался совсем без взяток. Я проклинал себя за верность клиенту, за то, что поехал в чертов мотель к Кэдотту. Однако у меня было смутное чувство, что, если бы ситуация повторилась, я поступил бы точно так же. Эта черта моего характера беспокоила и Берту, и меня. Мне не нравился Фишер, но, начав работать на него, я делал все, что было в моих силах. Он был моим клиентом, этим все было сказано.
Зазвонил телефон, и бой подозвал детектива из Рино:
– Вас, мистер Лоусон, из полицейского управления.
Лоусон не счел нужным что-то сказать мне, но извинился перед сыщиком из мотеля и подошел к телефону.
Минут через пять он вернулся, и на его лице было написано недоумение.
Он потряс Эванса за плечо, пытаясь его разбудить.
– А?.. В чем дело? – спросил тот, спросонья оглядываясь по сторонам.
– Какого черта вы нас дурачите? – сердился Лоусон.
– Что вы имеете в виду?
– Почему вы нам не рассказали, что дело связано с похищением Кросби?
– Я ничего не знаю о похищении Кросби.
– Черта с два не знаете… «Сан-Франциско экзаминер» напечатала сегодня статью, а пресс-агентство распространило ее по всей стране. Сегодня утром газета города Рино перепечатала ее. Вы дали им всю информацию: о женщине с ее материнским комплексом, об усыновлении ребенка, о том, что выкуп был только прикрытием… и, судя по статье, вы полетели на самолете в неизвестном направлении в неизвестное место назначения, причем ваша поездка связана с вашей версией.
Эванс побагровел и повернулся ко мне:
– Это, наверное, твоя очередная пакость…
Я ткнул его в бок:
– Посмотрите!..
В дверь отеля входил Горас Даттон.
Эванс оглянулся, заметил Даттона, повернулся ко мне и сказал:
– Я собираюсь порадовать себя хотя бы тем, что не позволю тебе затоптать этого несчастного. Ты прожженный, двуличный обманщик.
– Так вы хотите взять дело в свои руки и раскрыть убийство Кэдотта или позволите этому делу просочиться сквозь пальцы?
Эванс зло посмотрел на меня, затем снова перевел взгляд на Даттона.
За окнами светало, воздух в мотеле был совершенно неподвижным, каким-то застывшим. Свежесть раннего утра резко контрастировала с бледными лицами людей, не спавших всю ночь. Свет электрических ламп казался кричащим и слишком резким на фоне солнечных лучей. Даттон даже и не подумал о том, чтобы как-то оценить ситуацию.
Он окинул вестибюль мотеля усталым взглядом человека, которому пришлось проделать за ночь неблизкий путь на автомобиле. Мы едва успели спрятать свои физиономии за развернутыми газетами. Впрочем, и без этих мер предосторожности он мог не заметить нас. Усталость и эмоциональное напряжение совсем доконали парня. Его жизненные силы были на исходе.
Он подошел к камере хранения и подал служителю квитанцию. Тот отдал ему портфель.
Даттон направился к выходу, не замечая, что за ним следуют детективы в штатском. Он подошел к своей машине и там был арестован офицером местной полиции. Потом детективы вместе с Эвансом запихнули его в автомобиль и отвезли в полицейское управление.
Через полчаса Даттон во всем признался. Полицейские не хотели, чтобы я был свидетелем методов, которыми они пользовались при допросе, но мне разрешили сидеть в соседней комнате, оборудованной микрофонами, в то время как Даттон диктовал свое признание стенографисту.
Вкратце история была такова. Горас Даттон и Джордж Кэдотт дружили. Они часто встречались, беседовали об искусстве, создавали новый стиль в живописи…
Все это было до смерти деда Джорджа. Но затем Джордж сильно изменился, стал раздражительным и начал подозревать свою кузину Кэролайн, жену Даттона, в убийстве их деда. Это была сущая чепуха, но эта идея, зародившаяся в болезненном мозгу Кэдотта, росла и давала свои плоды. Даттон ничего не знал о подозрениях Джорджа, и они встречались как ни в чем не бывало.
