Проходя через зал ожидания, он посмотрел на обеих женщин; они молчали, сидели уже не рядышком, а на расстоянии. Видимо, дружба между ними кончилась.
Мегрэ зашел в лабораторию, где Мере только что приготовил кофе. Комиссару тоже пришлось выпить чашку.
— У тебя есть образец кирпича? Давай сравним?
Цвет был такой же, зернистость казалась одинаковой. Мере взял лупу и электрический прожектор.
— Подходит?
— Вероятно. Во всяком случае, кирпич взят из того же района. Мне надо полчаса или час, чтобы сделать анализ.
Время было слишком позднее, чтобы начинать поиски в Сене. Только с восходом солнца речная бригада сможет послать туда водолаза.
И тогда, если найдут тело Марии или хотя бы чемодан и ящик с инструментами, круг сомкнется.
— Алло! Речная? Это Мегрэ. — Казалось, он все еще был не в духе. — Я хотел бы, как только это будет возможно, произвести розыск в Сене у набережной Бильянкур, в том месте, где недавно выгружали кирпичи.
— Через час, когда взойдет солнце.
Мегрэ решительным движением отворил дверь в зал ожидания.
Эрнестина подумала, что он пришел за ней, и быстро встала. А мадам Серр не шевельнулась.
Но Мегрэ обратился к старой даме:
— Можете зайти ко мне на минутку?
Почти все кабинеты были пусты. Он отворил первую попавшуюся дверь, закрыл окно.
— Садитесь, пожалуйста. — А сам заходил по комнате, время от времени бросая сердитый взгляд на старую даму. — Я не очень люблю сообщать неприятные новости, — наконец проворчал он. — А тем более людям вашего возраста. Вы никогда не болели, мадам Серр?
— Когда мы пересекали Ла-Манш, я страдала морской болезнью. Кроме этого случая, никогда не обращалась к врачу.
— И, естественно, сердце у вас здоровое. А у вашего сына больное?
— У него сердце всегда было увеличено.
— Он убил свою жену, — вдруг произнес Мегрэ, подняв голову и глядя в упор на старуху.
— Это он сказал вам?
Мегрэ не стал лгать:
— Он еще отрицает, но это ни к чему не приведет.
У нас есть доказательства.
— Что он убил?
— Что он стрелял в Марию в своем кабинете.
Она не шелохнулась. Черты ее немного застыли, чувствовалось, что она задерживает дыхание, но других признаков волнения не было.
— Какие у вас доказательства?
— Мы нашли то место, где тело его жены было брошено в Сену, так же как и ее багаж и инструменты грабителя.
— А-а!
Она больше ничего не сказала. Она ждала, руки ее неподвижно лежали на темном платье.
— Ваш сын отказался от своего права требовать законной защиты. И напрасно. Потому что я убежден: когда его жена вошла в кабинет, у нее в руках было оружие и намерения у нее были недобрые.
— Почему?
— Об этом я вас и спрашиваю.
— Я ничего не знаю.
— Где вы в это время были?
— Я вам сказала, в своей комнате.
— И вы ничего не слышали?
— Ничего. Только слышала, как затворили дверь.
Потом шум мотора на улице.
— Такси?
— Думаю, да, потому что моя невестка говорила, что идет за такси.
— Вы не уверены? Это могла быть и частная машина?
— Я ее не видела.
— Это могла быть и машина вашего сына?
— Он заверил меня, что никуда не выезжал.
— Вы отдаете себе отчет в том, что ваши сегодняшние ответы отличаются от тех заявлений, которые вы мне сделали, когда сами явились ко мне?
— Нет.
— Вы были уверены, что ваша невестка уехала из дома на такси?
— Я и сейчас так думаю.
— Но теперь вы в этом уже не уверены. Вы не уверены также и в том, что не было попытки ограбления?
— Я не видела никаких следов.
— В котором часу вы вышли из своей комнаты в среду утром?
— Около половины седьмого.
— Вы вошли в кабинет?
— Не сразу. Я заварила кофе.
— Вы открывали окна в кабинете?
— Кажется, да.
— Прежде, чем спустился из спальни ваш сын?
— Возможно, что и так.
— Но вы этого не утверждаете?
— Поставьте себя на мое место, месье Мегрэ. Вот уже двое суток я сама не знаю, как только я живу. Мне задают всевозможные вопросы. Сколько уже часов я сижу в приемной и жду? Я устала. Я изо всех сил стараюсь держаться.
— Почему вы явились сюда сегодня ночью?
— Разве не естественно, чтобы мать следовала за своим сыном в подобных обстоятельствах? Я всегда жила с ним вместе. Может быть, я ему буду нужна.
— Вы последовали бы за ним в тюрьму?
— Не понимаю. Я не мыслю себе, что…
— Я поставлю вопрос иначе: если я выдвину обвинение против вашего сына, возьмете ли вы на себя часть ответственности за его поступок?
— Но ведь он ничего не сделал!
— Вы в этом уверены?
— Зачем ему было убивать свою жену?
— Вы избегаете прямого ответа. Вы уверены, что он не убил ее?
— Насколько мне известно, он не убивал.
— И все же вы допускаете, что он мог это сделать?
— У него не было на это никаких причин.
— Он это сделал! — резко сказал Мегрэ, глядя ей в лицо.
Она словно замерла. Произнесла только:
— А-а!
Потом открыла сумку и вынула носовой платок.
Глаза ее были сухие. Она не плакала. Только провела платком по губам.
— Могу я попросить стакан воды?
Он подал ей воды.
— Как только прокурор приедет во Дворец правосудия, против вашего сына будет выдвинуто обвинение.
Могу вас заверить уже сейчас, что у него нет никаких шансов выкрутиться.
— Вы хотите сказать, что…
— Он поплатится головой.
Она не потеряла сознания, сидела прямо, устремив перед собою неподвижный взгляд.
— Его первую жену откопают. Вы, конечно, знаете, что можно обнаружить следы некоторых ядов в костях.
— Зачем ему нужно было убивать их обеих? Это невозможно. Это неправда, месье комиссар. Не знаю, почему вы так говорите со мной, но я отказываюсь вам верить. Дайте мне самой спросить у него. Позвольте мне поговорить с ним наедине, и я докопаюсь до истины.
— Во вторник вы провели весь вечер в своей комнате?
— Да.
— Ни на минуту не спускались вниз?
— Нет. Зачем мне было спускаться, раз эта женщина наконец уезжала?
Мегрэ подошел к окну, несколько минут постоял, прижавшись лбом к стеклу, потом прошел в соседний кабинет, схватил бутылку и выпил все, что в ней было, — две или три рюмки.
Когда он вернулся, походка у него была тяжелая, как у Гийома Серра, а взгляд такой же упрямый.
в которой Мегрэ не очень гордится своей работой, но доволен тем, что ему удалось спасти кому-то жизнь
Он сидел в чужом кресле, опершись локтями о стол, со своей самой крупной трубкой во рту, устремив глаза на старую даму, которая напоминала ему настоятельницу монастыря.
— Ваш сын, мадам Серр, не убивал ни своей первой, ни своей второй жены, — сказал он, отчеканивая слова.
Она удивленно нахмурила брови, но взгляд ее совсем не выразил радости.
— Он не убивал и своего отца, — добавил комиссар.
— Что?
— Молчите!.. Если позволите, мы покончим с этим как можно быстрее. Не будем пока заниматься доказательствами. Они появятся в свое время. Не будем также разбираться в причинах смерти вашего мужа. В чем я почти уверен, это в том, что ваша первая невестка была отравлена. Более того, я убежден, что здесь речь пойдет ни о мышьяке, ни о каком-либо другом сильно действующем яде, который применяют обычно. Между прочим, надо вам сказать, что отравления в девяти случаях из десяти — дело рук женщин. Ваша первая невестка, так же, как и вторая, страдала болезнью сердца. У вашего мужа тоже была эта болезнь. Иные лекарства, которые люди крепкого здоровья переносят довольно легко, могут стать смертельными для сердечников. Я думаю о том, нет ли ключа к этой загадке в одном из писем Марии к ее приятельнице. Она говорит в нем о путешествии в Англию, которое вы совершили вместе с вашим мужем, и подчеркивает, что вы все страдали морской болезнью до такой степени, что судовому врачу пришлось вас лечить. Что врачи дают в таких случаях?
— Не знаю.
— Вряд ли вы этого не знаете. Обычно дают атропин в той или иной форме. А сильная доза атропина может быть роковой для сердечника.
— Таким образом, мой муж…
— Мы еще вернемся к этому, даже если доказать это невозможно. Ваш муж в последние годы вел беспорядочную жизнь и растрачивал свое состояние. А вы всегда страшились нужды, мадам Серр.
— Не из-за себя. Из-за сына. Причем это не значит, что я могла бы…
— Потом ваш сын женился. В вашем доме появилась другая женщина, женщина, которая сразу стала носить ваше имя и обладать такими же правами, как вы.
Она закусила губу.
— Эта женщина, тоже страдавшая болезнью сердца, была богата, богаче вашего сына, богаче всех Серров, вместе взятых.
— Вы хотите сказать, что я отравила ее, после того как отравила своего мужа?
— Да.
Она принужденно захихикала.
— И я, конечно, отравила и свою вторую невестку?
— Ваша вторая невестка уезжала, разочарованная, после безуспешной попытки ужиться в доме, так и оставшемся для нее чужим. Скорее всего, она увозила с собой и свои деньги. И у нее тоже было больное сердце.
