Глава десятая
Хотя хозяйка дома и виду не подала, что появление отрезанного пальца на обеденном столе ужаснуло ее, на самом деле она здорово перепугалась. Это стало очевидным, когда она, наполнив чашку мужа дымящимся суррогатом, вернула кофейник на печку, даже не справившись у гостей, не хотят ли они еще чашечку, что было на нее не похоже.
Как только Мета села на место, Вульф обронил:
– Впечатляет. Разумеется, вы ждете от меня вопроса. И я рискну его задать. Где все остальное?
– Там, где никому не найти, – резко ответил Данило, прихлебывая из чашки. – Сами знаете, у черногорцев не принято извещать таким образом о казни. Этот обычай ввели русские несколько лет назад, и он прижился.
– И все-таки я поражен… Я имею в виду казнь, а не палец. Полагаю, покинув нас, вы известили кого-то, что Жубе околачивается поблизости, и отдали приказ его устранить.
– Совершенно верно.
– Только из-за того, что он проследил за нами до вашего дома?
– Нет.
Данило взял палец, завернул его в бумагу и выбросил в печку.
– Чуть-чуть повоняет, – предупредил он, – но не больше, чем ломоть баранины. Жубе стал совершенно невыносим, с тех пор как поступил в университет. Он целый год отравлял мне жизнь, пытаясь убедить Госпо Стритара, что на самом деле я верен Духу Черной горы. У меня есть причины подозревать, что в том же самом он убеждал и Белград. Так что он был уже приговорен, а увязавшись следом за вами, всего лишь упростил нам задачу.
Вульф приподнял плечи на одну восьмую дюйма, потом опустил их.
– Что ж, значит, притащив за собой «хвост», мы ничего не испортили. Не стану притворяться, я восхищен вашей решимостью. – Он посмотрел на Мету: – И заверяю вас, госпожа Вукчич, что это жутковатое угощение, поданное вместе с кофе, не умаляет нашей благодарности за превосходную трапезу. Я говорю это и от имени господина Гудвина, поскольку он не владеет вашим языком. – Затем Вульф повернулся к Данило и заговорил уже более серьезным тоном: – Позвольте, однако, вернуться к нашим делам. Я должен встретиться с Йосипом Пашичем.
– Он не сможет прийти, – отрезал Данило.
– Я вас прошу мне помочь.
– Нет.
– Тогда я буду вынужден сам отправиться к нему. Где его найти?
– Это невозможно. Я не могу вам сказать.
Вульф не терял выдержки:
– Не можете или не хотите?
– Я вам этого не скажу. – Данило хлопнул ладонями по столу. – Хотя бы в память о дяде, господин Вульф, войдите в мое положение. Да, мы с женой приняли вас под своим кровом и разделили с вами нашу скромную пищу. Но ради всего, во что верил и за что боролся мой дядя, я не могу подвергнуть опасности разглашения нашу святую, нашу заветную тайну. И дело вовсе не в том, что мы вам не доверяем. Напротив, вы зарекомендовали себя как нельзя лучше. Просто вас уже могли узнать.
– В таком диком одеянии? – фыркнул Вульф. – Вздор! К тому же я предусмотрел отвлекающий маневр. Паоло Телезио пишет вам на этот адрес, а тайная полиция перехватывает все послания, прежде чем они попадают в ваши руки. Вы же, зная об этом, время от времени используете чужое любопытство в собственных целях. Верно?
Данило насупился:
– Похоже, Паоло доверяет вам больше, чем я.
– Он знал меня, когда вас еще на свете не было. Надолго задерживают перехвачиваемые письма?
– Нет. Там подобрались сноровистые ребята.
– Вы сегодня не получили письмо от Телезио?
– Нет.
– Тогда, наверное, получите завтра. Вчера днем он отправил его из Бари. В письме сказано, что он только-только получил каблограмму из Нью-Йорка за моей подписью, в которой говорится буквально следующее: «Сообщите проживающим за Адриатикой, что всеми делами и обязательствами Вукчича теперь занимаюсь я. Вскоре получите двести тысяч долларов. В следующем месяце высылаем в Бари нашего человека для переговоров». В письме Телезио будет сказано, что каблограмма написана на английском, а он перевел ее на итальянский. Как я уже говорил, это всего лишь отвлекающий маневр, чтобы сбить с толку полицию. Для вас это не имеет ровным счетом никакого значения. Я пообещал Телезио, что предупрежу вас. А югославская полиция узнает, что Ниро Вульф сейчас в Нью-Йорке и приезжать не собирается.
Данило, все еще хмурясь, возразил:
– У Белграда в Нью-Йорке свои агенты. Они пронюхают, что вы исчезли.
– Сомневаюсь. Я редко покидаю дом, а Сол Пензер, на которого оставлена моя контора, в состоянии обвести вокруг пальца Тито и Молотова, вместе взятых. Каблограмма способна сослужить нам и другую службу, но только при определенном стечении обстоятельств. Теперь по поводу Йосипа Пашича. Я твердо намерен встретиться с ним. Вы не хотите рисковать святой и заветной тайной, но если это то, о чем я думаю, то мне она уже известна. Марко никогда не признавал, что переправляет вам контрабандой оружие и боеприпасы, но я сам давно догадался. Он говорил, что в горах, менее чем в трех километрах от того места, где я родился, хранится нечто очень важное и дорогостоящее. Мы оба с детства прекрасно знали это место. Должно быть, именно там и погибла Карла. Думаю, что где-то в тех краях находится и Йосип Пашич, раз вы так упорно отказываетесь помочь мне встретиться с ним. Поэтому моя задача предельно проста. Мне вовсе не улыбается еще одну ночь шататься по горам, так что переночуем мы в Титограде, а утром пустимся в дорогу. Никаких тайн постараемся не выдать, но Пашича мне необходимо повидать.
Вульф отодвинул стул и встал:
– Еще раз благодарю, госпожа Вукчич, за гостеприимство. И вас, Данило, за все, что вы для нас сделали. – Он заговорил по-английски: – Возьми, пожалуйста, рюкзаки, Арчи. Мы уходим. Который час?
Поднимаясь, я посмотрел на часы:
– Без четверти десять.
– Сядьте, ненормальные! – прорычал Данило.
Вульф даже ухом не повел.
– Вы можете сделать нам еще одно одолжение? – спросил он. – Есть ли в этом городе отель с хорошими кроватями?
– О боже! – рявкнул Данило. По сербохорватски это прозвучало как boga ti, очень удобно, когда хочешь рявкнуть. – Вы надеетесь устроиться в гостиницу, не имея на руках документов? Койка, считайте, вам обеспечена. В тюрьме! Госпо Стритар, должно быть, решил присмотреть за вами, пока вы гуляете на свободе, – так интереснее. Не то бы вас уже давно арестовали. Вы заявляете мне в лицо, что вам известно, где находится наш тайник, и завтра, при свете дня, вы потопаете туда, словно на пикник, и станете во все горло звать Йосипа Пашича!
Он умолк, стараясь успокоиться, а когда приунял себя, продолжил:
– Хотя нет, вас убьют еще до того, как вы приблизитесь к тому месту. Зря я так разорялся. Возможно, вы умеете ловко обходить опасности у себя в Америке, но здесь вам не поздоровится. Во всей Черногории только двадцать два человека знают местонахождение тайника с оружием. А поскольку вы не из наших, значит, вам придется умереть. Сядьте же, черт побери!
– Мы уходим, Данило.
– Нельзя вам идти. Когда я выходил, распорядился не только насчет Жубе. Дом окружен надежными людьми. Если вы переступите порог без меня и я не подам условного сигнала, далеко вам уйти не удастся. Так что сядьте.
– Маленькая задержка, Арчи, – пояснил мне Вульф и сел.
Я последовал его примеру.
– Я бы хотела кое-что сказать, Данило, – вмешалась госпожа Вукчич.
Лицо Данило омрачилось.
– Чего тебе нужно? – буркнул он.
Мета посмотрела на Вульфа, потом на меня и снова перевела взгляд на мужа.
– Эти люди, они не безумцы, как я и ты, – промолвила она. – В отличие от нас, они не обреченные. Мы стараемся притворяться, будто у нас есть надежда, но наши сердца мертвы. Мы можем только молиться, чтобы Иван и Зоша узнали когда-нибудь нормальную жизнь, но нам она не суждена. Нет, я не жалуюсь! Ты знаешь, как я люблю и уважаю тебя за то, что ты сражаешься, не щадя себя, а не сдаешься врагу, как другие. Я горжусь тобой, Данило! Но я не хочу бояться тебя. Ты с такой легкостью объявляешь, что эти люди должны умереть. И мне страшно, потому что такие, как они, – единственная надежда для Ивана и Зоши. Я понимаю, ты был вынужден убить Жубе Билича. Но эти люди – наши друзья. Ты хоть кого-нибудь любишь?
– Да. Я люблю тебя.
– И детей, я знаю. А кого-нибудь еще?
– А кого я должен любить?
Она кивнула:
– Именно это я и имела в виду. А вот эти люди устроены по-другому. Они приехали сюда за тысячи миль, подвергая себя опасности, потому что любили твоего дядю Марко и хотят найти его убийцу. Разве ты этого не понимаешь? Я хочу одного: чтобы ты понял. Знаю, тебе будет нелегко это уразуметь, как было нелегко и мне. Нам не дано так любить, но мы должны это понять, чтобы у Ивана и Зоши осталась надежда вырасти такими же, как они. Вот почему ты не имеешь права говорить, что эти люди должны умереть.
– Я говорю то, что считаю необходимым.