Рекс Стаут - Черная гора (сборник)

– Я говорю то, что считаю необходимым.

– В этом нет никакой необходимости. Ты и сам это сознаешь. Мне ли не знать, каким тоном ты произносишь то, в чем искренне убежден. Прости меня, Данило, что осмелилась поднять голос, но я боялась, что ты зайдешь слишком далеко и возврата уже не будет. Да у меня чуть сердце не остановилось, когда я услышала, как ты произносишь эти слова. Потому что это неправильно. И правда в том, что эти люди не должны умереть.

– Тьфу! – скривился он. – Ты рассуждаешь как баба.

– Я рассуждаю как мать. И если ты полагаешь, что такому храбрецу не подобает выслушивать подобные речи, вспомни, кто сделал меня матерью. Ты не можешь отмахнуться от этого.

Я видел только одно: милому застолью пришел конец. Не понимая ни слова, я развлекал себя тем, что следил за выражениями лиц и интонациями, пытаясь хотя бы догадаться, чт́о происходит. Кроме того, мне приходилось следить за левой рукой Вульфа. Мы условились, что, если разговор примет слишком уж крутой оборот, он разожмет и снова сожмет левый кулак. Это будет знак для меня, что пора воспользоваться «марли» или «кольтом».

Я чувствовал себя полным болваном. Откуда мне было знать, почему Данило орет на жену? Может, она попросила его всадить мне кинжал в спину, чтобы потом перешить мой зеленый пиджак для Ивана или Зоши. Во всяком случае, имена детей упоминались трижды – уж это я разобрал.

– Да, Данило, вам не позавидуешь, – сочувственно произнес Вульф. – Если вы нас отпустите, мы можем случайно расстроить ваши планы. Если прикончите, то оскверните память о Марко и обо всем, что он для вас сделал. Послушаете совета супруги – утратите мужской авторитет. Предлагаю компромиссное решение. Вы дали понять, что лучше добираться туда ночью. Отведите нас сами. Если не можете – прикажите кому-нибудь проводить нас. Обещаем вести себя крайне осторожно.

– Да, Данило! – выкрикнула Мета. – Так будет лучше…

– Тихо! – цыкнул на нее Данило и уколол Вульфа недобрым взглядом. – Никто еще не приводил туда чужаков.

– Пф! Чужак в своих родных краях!

– Нет, я проведу вас на побережье и договорюсь, чтобы вас переправили в Бари. Подождете там, пока я с вами свяжусь. Обещаю, что сам найду убийцу Марко и разделаюсь с ним.

– Нет. Я дал себе слово, и это право за мной. Это должен сделать я. Сам, лично. К тому же, если вы потерпите неудачу, мне придется возвращаться. Ну пришлете вы мне, положим, отрубленный палец. И как я узнаю, кому он принадлежал? Нет, Данило, вам меня не переубедить.

Данило встал, подошел к печке, открыл дверцу и посмотрел на огонь. Видимо, слова Вульфа о пальце напомнили ему о кремации, и он хотел проверить, как она проходит. Должно быть, что-то ему не понравилось. Данило взял из ящика несколько поленьев и подбросил в топку. Потом встал, сделал несколько шагов и остановился прямо за моим стулом.

Поскольку последние слова Вульфа прозвучали как ультиматум, а я по-прежнему не желал получить кинжал в спину, то развернулся, чтобы не выпускать его из поля зрения.

Данило стоял, заложив руки в карманы.

– Вы же едва держитесь на ногах, – сказал он Вульфу. – Как вы пойдете?

– Я дойду, – недрогнувшим голосом ответил Вульф. – А мы должны проделать пешком весь путь?

– Нет. Двадцать километров вдоль Циевны можем проехать на машине. Дальше уже придется добираться на своих двоих.

– Знаю. Я пас коз в тех местах. Выходим прямо сейчас?

– Нет. Около полуночи. Я должен еще найти машину и договориться, кто нас отвезет. Только не выходите на улицу, пока меня не будет.

И он ушел. Следует отдать ему должное: приняв решение, Данило не мешкал. Едва дверь за ним захлопнулась, я обратился к Вульфу:

– И что теперь? Он отправился за очередным пальцем?

Вульф что-то сказал Мете, та ответила, и он отодвинул стул и встал, лишь слегка поморщившись.

– Выйдем в другую комнату, – позвал он меня и грузно зашагал к двери.

Я вышел следом за ним в соседнюю комнату, оставив дверь открытой, чтобы не показаться невежей хозяйке. Вульф опустился на стул, где уже сидел, оперся ладонями о колени и тяжело вздохнул. Потом бегло обрисовал мне положение.

Когда он закончил, я еще с минуту переваривал услышанное. Да, перспективы не радовали.

Наконец я разлепил губы и спросил:

– А имеют ли здесь еще хождение металлические динары? Монетки?

– Сомневаюсь. А что?

– Да так, хотел подбросить и посмотреть, чт́о выпадет. Это единственный способ определить, чью сторону держит Данило. Жена считает, что ей это известно. Но так ли все обстоит в действительности? При нынешнем положении дел я мог бы назвать дюжину головорезов, с которыми предпочел бы прокатиться в глухой ночи вместо племянника Марко.

– Я повязан по рукам и ногам, – мрачно пробормотал Вульф. – А ты – нет.

– Пф! Я должен увидеть место, где вы появились на свет. Чтобы установить там стелу.

Вульф не ответил. Он снова вздохнул, встал со стула, улегся на диван с высокой спинкой, подложив себе под голову подушку, и вытянулся. Места явно не хватало, и он перевернулся со спины на бок. Зрелище было настолько душераздирающим, что я не выдержал и, отвернувшись к противоположной стене, принялся снова разглядывать картины.

Думаю, Вульфу удалось подремать. Во всяком случае, когда вернулся Данило, мне не пришлось подходить к дивану и тормошить Вульфа. Он сам открыл глаза, обжег меня злобным взглядом, не менее свирепо посмотрел на Данило, сел и провел рукой по волосам.

– Мы можем идти, – провозгласил Данило, который успел облачиться в кожаную куртку.

– Очень хорошо. – Вульф встал. – Рюкзаки, Арчи.

Когда я нагнулся, чтобы взять рюкзаки, из дверного проема послышался голос Меты. Данило ответил, Вульф что-то добавил, а потом обратился ко мне:

– Арчи, госпожа Вукчич спросила, не хотим ли мы на прощание взглянуть на детишек, и я ответил, что хотим.

Я с трудом удержался от колкости. В тот день, когда Вульф и вправду захочет подняться по лестнице, чтобы посмотреть на детей, я босиком вскарабкаюсь на Эверест и побратаюсь со снежным человеком.

Однако отказаться было бы невежливо. Должно быть, Вульф посчитал, что мы должны отблагодарить хозяйку за то участие, с которым она к нам отнеслась. Так что я выпрямился и лучезарно улыбнулся Мете.

Она провела нас под аркой и первая поднялась по скрипучим деревянным ступенькам, не покрытым ковровой дорожкой. Мы с Вульфом следовали за ней, а замыкал шествие Данило.

На верхней площадке Мета остановилась, что-то приглушенно сказала Вульфу, потом на минуту отлучилась и вернулась с горящей свечой в руке.

Мы осторожно вошли следом за ней в детскую. В наших тяжелых ботинках не так-то легко было не громыхать на голом полу, но бедняга Вульф, с его-то стертыми ногами, так старался не топать, медленно ступая на цыпочках, что ему и впрямь удалось произвести меньше шума, чем табуну мустангов. Диких, само собой разумеется.

Дети лежали в деревянных кроватках, без решетчатых боковин, но с высокими столбами по углам, у противоположной стены.

Зоша раскинулась на спине, а ее черные кудряшки разметались по лицу. Во сне девочка скинула одеяло, и Мета заботливо укрыла ее. Взглянув на малышку, Вульф что-то пробормотал, но что – не знаю, поскольку он решительно отказался мне это перевести.

Иван лежал на боку, свесив ручонку. На щеке у него виднелось грязное пятно. Однако следовало сделать скидку на то, что матери пришлось срочно укладывать детишек при появлении незваных гостей и она пребывала в изрядном смятении.

Когда Мета со свечой повернулась к двери, Данило задержался возле постели спящего мальчугана. И нам пришлось подождать его у подножия лестницы. Мета поднимала свечу повыше, чтобы осветить ему ступеньки.

Внизу в гостиной Данило что-то сказал Вульфу, а тот перевел его слова для меня:

– Мы выйдем первыми по дороге, которую я знаю, а Данило нас догонит. Не забудь рюкзаки.

Мы попрощались за руку с Метой и вышли в звездную ночь. Было уже з́а полночь, и окна домов на безлюдной улице темнели, как пустые глазницы. Лишь неподалеку справа сиротливо горел тусклый уличный фонарь. Мы двинулись в противоположном направлении. Отойдя от дома шагов на пятьдесят, я остановился и оглянулся.

– Это бесполезно, – проворчал Вульф.

– Будь по-вашему, – согласился я. – Просто мне спокойнее, когда этот Данило у нас на глазах, а теперь это, увы, невозможно.

– Тогда тем более нечего оглядываться. Пошли.

Я повиновался. Звезды сияли так ярко, что вскоре я уже приспособился и стал различать предметы, отстоящие от нас футов на тридцать. Пройдя второй перекресток, мы повернули влево, потом еще раз влево и вскоре вышли на проселок, испещренный выбоинами. Дома остались позади, но перед нами на фоне неба вырисовывался темный силуэт, и я спросил у Вульфа, знает ли он, что это за сооружение.