предстоит просто отсеивать фамилии из списка. Все ясно?
– Не совсем. – Орри оторвался от блокнота, в котором лихорадочно строчил, пытаясь поспеть за Вулфом. – Если нас интересует только, родила ли она ребенка, то к чему вся эта чепуха про Флориду, дельфинов и судебный иск? – Его развязный тон объяснялся искренним убеждением, что все люди сотворены равными, особенно он сам и Ниро Вулф.
Вулф повернул голову:
– Объясните ему, Сол.
Записная книжка Сола покоилась в кармане его пиджака, рядом с карточками. Сол посмотрел на Орри как на равного, хотя это было совершенно не так.
– Судя по всему, – начал он, – ребенок этот незаконнорожденный, и мать родила его вдали от дома. Поэтому мы должны выяснить, случалось ли ей в течение довольно длительного времени отсутствовать дома. Если нет, то едва ли не единственное, о чем можно вспомнить, когда тебя спрашивают, чем занималась та или иная женщина пять месяцев назад, это рожала она в то время или нет. А история с Флоридой придумана просто для отвода глаз.
Конечно, со стороны Вулфа это было нечестно, ибо Сола во всю историю с найденышем посвятили еще пять дней назад. Однако замысел Вулфа состоял в том, чтобы слегка проучить Орри и сбить с него спесь, а Сол охотно согласился ему подыграть. Немного позже, выпроводив троицу, я вернулся в кабинет и сказал Вулфу:
– Если вы будете и дальше продолжать измываться над Орри в том же духе, то у бедняги разовьется комплекс неполноценности и мы лишимся блестящего оперативника.
– Пф! – фыркнул Вулф. – Такое и допустить немыслимо. – Он взял со стола «Безмолвную весну» и поудобнее устроился в кресле, затем, чуть приподняв голову, елейным голосом произнес: – Между прочим, ты обратил внимание, что я так и не спросил тебя про записку, которую вчера вечером вручила тебе эта женщина?
Я кивнул:
– Рано или поздно мне все равно пришлось бы признаться. Если бы в записке речь шла о деле, я раскололся бы сразу. Но вам я откроюсь и так. Так вот, в записке самыми обычными буквами было выведено: «Мой милый Арчи! Лиззи Борден взяла топор и сорок раз тюкнула им свою мамашу. Обожающая тебя Люси». На тот случай, если вы…
– Замолчи! – Он раскрыл книгу.
Мы до сих пор не знали, скольких мужчин ожидать сегодня на нашу холостяцкую вечеринку, и время уже клонилось к вечеру, когда Люси позвонила и сообщила, что согласие прийти дали все четверо. В шесть часов, когда Вулф спустился из оранжереи, на письменном столе его уже поджидали отпечатанные мной краткие досье.
МАНУЭЛЬ АПТОН. Пятьдесят с хвостиком. Главный редактор «Женщины и семьи», журнала для всех женщин, с тиражом свыше восьми миллионов экземпляров. Десять лет назад он проторил Ричарду Вэлдону путь к славе и признанию, опубликовав несколько его рассказов, а затем, хотя и по частям, – два его романа. Имеет жену и троих взрослых детей. Живет в квартире на Парк-авеню.
ДЖУЛИАН ХАФТ. Около пятидесяти. Глава издательства «Парфенон пресс», публикующего романы Вэлдона. В течение последних пяти лет жизни последнего считался одним из ближайших его друзей. Вдовец, двое взрослых детей. Живет в апартаментах в «Черчилль тауэр».
ЛЕО БИНГЭМ. Около сорока. Телевизионный продюсер. С Вэлдоном был связан только личными отношениями. Старинный и закадычный друг. Холостяк. Типичный плейбой. Живет в пентхаусе на Восточной Тридцать восьмой улице.
УИЛЛИС КИНГ. Тоже около сорока. Литературный агент. Дружил с Вэлдоном почти семь лет. Первая жена умерла. Со второй развелся. Детей нет. Живет в квартире на Перри-стрит в Гринвич-Виллидже.
Всякий раз, когда после обеда у нас ожидаются посетители, Вулф, встав из-за стола, сразу не возвращается в кабинет к своему любимому креслу. Он проходит в кухню, где его поджидает стул, способный выдержать одну седьмую тонны и настолько широкий, что его телеса помещаются почти целиком. На моей памяти был один-единственный случай, когда Вулфу было отказано в праве собственноручно подбирать мебель для своего дома. В тот раз Вулф приобрел огромное кресло для кухни, но Фриц буквально костьми лег на его пути. Кресло доставили в дом, и Вулф утром просидел на нем целых полчаса, обсуждая с Фрицем рецепт приготовления супа из репы, однако в шесть вечера, спустившись из оранжереи, обнаружил, что кресло исчезло. Если он когда и обсуждал пропажу с Фрицем, то разве что с глазу на глаз.
Поскольку ни один из четверых приглашенных мужчин не мог оказаться разыскиваемой нами матерью, да и причин подозревать, что один из них убийца, у меня тоже не было, я, поочередно впуская их в дом, лишь в силу привычки мысленно оценивал каждого.
Уиллис Кинг, литературный агент, пришел первым и чуть раньше назначенного часа. Он оказался высоким костлявым субъектом с головой огурцом и приплюснутыми ушами. Войдя в кабинет, он тут же устремился к красному кожаному креслу, но я пересадил его, так как красное кожаное кресло предназначалось для Лео Бингэма, телевизионного продюсера, старейшего и закадычного друга Вэлдона, который явился следующим, точно в девять часов.
Высокий и красивый, косая сажень в плечах, он сразу ослепил меня белозубой улыбкой, которую можно было разместить на рекламном плакате.
Джулиан Хафт, издатель, пришел третьим. Совершенно лысый, но в темных очках с толстенными линзами. Фигура у него была карикатурная – вообразите себе пивной бочонок на ножках, напоминающих зубочистки! Впечатление усиливалось из-за пиджака с набивными плечами.
А вот глядя на Мануэля Аптона, редактора журнала «Женщина и семья», пришедшего последним, я поразился, как он вообще добрался до нашего дома. Тщедушный, сморщенный и сгорбленный, он посмотрел на меня полными скорби глазами, с трудом переводя дух после подъема на наше крыльцо. Мое сердце обливалось кровью от сочувствия – и как я не догадался оставить для него красное кожаное кресло! Усадив его в одно из желтых кресел и убедившись, что он не испустил дух от непосильного напряжения, я уселся за свой стол и позвонил по внутреннему телефону на кухню.
Вскоре вошел Вулф. Трое наших визитеров встали. Мануэль Аптон, которому, судя по габаритам, встать было легче, чем остальным, не шелохнулся. Вулф, который терпеть не мог здороваться за руку, попросил всех садиться, а сам прошествовал к собственному столу и стоя ждал, пока я представлял ему гостей. К чести Вулфа, каждого из них он удостоил весьма внушительным кивком, склоняя голову едва ли не на полдюйма. Усевшись, он обвел собравшихся взглядом – раз, другой, – потом заговорил:
– Благодарить вас за приход, господа, я не стану, поскольку одолжение вы делаете миссис Вэлдон, а не мне. Однако я вам признателен. Люди вы все
