Ознакомительная версия.
– Боже мой, Холмс! - воскликнул я. - Верди!
Холмс наконец перестал терзать мой слух и удовлетворенно кивнул:
– Точно, Ватсон - Верди. Если совсем точно, то хор пленников из «Навуходоносора» [22].
– Но ведь «Навуходоносор» был написан не так давно?
– Сравнительно - впервые его поставили на сцене «Ла Скала» в 1842 году.
– И все же наш призрак знает эту мелодию.
– Не только мелодию; еще он знает, или ему сказали, что мисс Маккензи ее не знает, а следовательно, не догадается, что ее может насвистывать кто угодно, только не призрак XVI века. И это значит - что?…
– Что мистификатор близко знает дворцовых слуг; разумеется, можно с некоторой уверенностью предполагать, что горничные нечасто ходят в оперу, но действовать на основе предположений небезопасно. Тут крайне важно знание из первых рук.
– Точно, Ватсон. Конечно, узнать это можно было разными путями - Вильям Сэдлер, несомненно, мог услышать это от мисс Маккензи, но мне что-то подсказывает, что и сам Сэдлер - не знаток творчества Верди. Так что, скорее всего, в деле участвуют разные люди - на то же указывает и характер повреждений на телах сэра Алистера и Маккея.
– Да, мне тоже это приходило в голову - и похоже, что в деле замешано даже не два человека, а больше. На телах по пятидесяти с лишним ран - если исключить возможность, что мы имеем дело с маниаком, то участников дела могло быть сколь угодно много.
– И еще одно, - продолжил Холмс. - Одна из причин, почему Риццио умер именно так. Я говорю о тяжести вины, или, вернее, о ее распределении. Если все заговорщики участвуют в пролитии крови, то все виновны одинаково, и никто не должен жертвовать собою за всех. Как и в армии, когда расстрелы проводит целая команда. Невозможно сказать, чей именно выстрел или удар ножом оказался смертельным.
– Меня весьма печалят эти рассуждения, Холмс, - сказал я, увлекая друга вперед. - Особенно - применительно к мисс Маккензи. Ведь если мы ищем других участников кровопролития, не стоит забивать себе голову делами государства - на ум сразу приходит брат, не так ли? Этот Роберт, который, по словам девушки, ей так покровительствовал.
– Возможно, и покровительствовал, Ватсон. - Холмс заговорил в темпе убыстрившихся шагов. - Постольку, поскольку это не противоречило преступному сговору. Есть люди, которым доставляет особое наслаждение обманывать и губить молодых девушек - наш общий знакомый барон Грюнер, к примеру, один из худших образцов этой породы; а есть преступники, что убивают лишь в силу необходимости - только тех, кто мешает их преступным деяниям или может их выдать, но все же убивают. И в глубине души, сознаюсь, я ненавижу вторых еще более, чем первых. Конечно, мы должны стараться понять ход мыслей преступника - но давайте оставим попытки рационализировать его преступное поведение, будь оно явлено государственными мужами или уличными мошенниками, для которых женщины - не более чем пешки в игре! Довольно с нас адвокатов и защитников, которые являются перед судом и говорят: «Милорд, я признаю, что мой клиент совратил и впоследствии удушил мисс Такую-то, но прошу вас принять во внимание, что до того дня он обращался с ней любовно и нежно, и убил ее с великой неохотой, лишь потому, что иначе лишился бы средств к существованию». Потому что вся эта нежность преступника к жертве - лишь ловушка; приманка, чтобы заставить женщину доверять мужчине, дабы она думала, будто он в любом случае будет защищать и уважать ее, в то время как он точно знает, чего стоят все его обещания. Нет, Ватсон, - если окажется, что оба брата виновны, пусть правосудие равно покарает обоих. Равно как и прочих их сообщников сколь угодно благородного происхождения!
– Дорогой Холмс, - нетерпеливо сказал я (ибо подлинное значение его последних слов пока еще бежало меня), - для меня до сих пор великая тайна, почему вы так часто со мной спорите, когда прекрасно знаете, что я с вами согласен. Я лишь сказал, что мне жаль мисс Маккензи, потому что ее, без сомнения, опечалит эта новость; мало того, что человек, которому она вручила свое сердце, оказался злобным негодяем, но и его брат, кому она доверяла и кого считала своим надежным другом, как выяснилось, нисколько не лучше.
– А, это… - Холмс небрежно взмахнул рукой. - Ничего не поделаешь, - без обиняков сказал он, еще раз доказав, как мало он понимает женскую душу - кроме, разумеется, душ самых коварных преступниц. - А вот мы и пришли, - продолжал он тем же тоном, завидев паб: как будто вот сейчас у нас на глазах порядочная молодая девушка не лишилась последних остатков надежды на счастье и веры в человечество.
Паб «Дудка и барабан», маленький и древний притон, будто вырастал из откоса Замковой скалы. Он стоял на крохотной улочке в лабиринте таких же проулков, которые кое-где взбегали вверх по скале. Паб казался не постройкой, но частью этой древней, доисторической каменной горы, потому что стены его были сложены из того же камня, а немногочисленные окна в свинцовых переплетах так просели с годами и до того потускнели от сального чада и табачного дыма, что уже не заслуживали называться окнами. Дверь из толстых досок, скрепленных железными полосами, подалась под моим толчком и громко заскрипела, так что дверного колокольчика не понадобилось; возвестив таким манером о своем прибытии, мы вошли, не предполагая заранее, что будем делать, если сразу по входе нас ждет враждебный прием.
К счастью, то, что мы увидели, напоминало не худшие из гарнизонных пивных, виданных мною в жизни. Пусть изнутри паб казался таким же грязным и запущенным, как снаружи, но громкий смех простых солдат, наслаждающихся несколькими часами свободы от гарнизонной скуки и муштры, с лихвой возмещал этот недостаток и оживлял средних размеров залу с низким потолком. Я, конечно, знал, что в подобных местах творятся порою не совсем приятные вещи, ведь когда солдаты вырываются на волю после долгого сидения взаперти, им хочется дать выход чувствам, которые они, возможно, слишком долго подавляли. Но гораздо чаще возможность свободно радоваться жизни в обществе товарищей и женщин действует благотворно - в первую очередь на солдат, потом - на их гостей.
Никто не обратил на нас внимания, но я решил, что нетрудно будет сделать так, чтобы нас приняли тепло. Быстро оглядев море лиц, я понял, что лишь двое посетителей - они сидели в углу справа, у каменного очага, окруженные людьми в военной форме, - судя по одежде и отсутствию выправки, не служат в армии; они-то нам и нужны. Обоим было лет по тридцать, они были хороши собой и так похожи, что явно приходились друг другу братьями. Братья были темноволосы и обладали той романтической внешностью, какая часто встречается на севере Англии и в Шотландии и не дает покоя дамам-романисткам; пожалуй, на этот тип мужчин в романах тратится гораздо больше слов, чем следовало бы по трезвому разумению.
Первый - я решил, что это Роберт, - имел достаточно респектабельный вид; у него было добродушное лицо и честные карие глаза: я вполне мог поверить, что обладатель такого взгляда внушает доверие, особенно одиноким, испуганным молодым женщинам. Хотя он сидел, я решил, что росту в нем должно быть около шести футов. Холмс давно научил меня основам загадочной для непосвященных науки под названием антропометрия, занимающейся идентификацией людей по типам тела и размерам отдельных его частей. Среди прочего там был метод пропорций, позволяющий определить рост сидящего человека (по правде сказать, кроме этого метода я почти ничего и не запомнил). У первого из братьев к тому же был обветренный, закаленный вид опытного егеря, и это, пожалуй, яснее всего говорило, кто он такой. Второй же, очевидно, был тот преступник, с которым мы явились помериться силами.
Крепостью он, похоже, не уступал брату, но у того был дружелюбный вид, а лицо Вилла Сэдлера выглядело так, словно его, как и паб, вырубили из близлежащей скалы. Но по контрасту с этой мрачной угловатой мощью сверкали голубые глаза, которые сгодились бы и для женского лица, не только для мужского; без сомнения, эти глаза могли усыпить бдительность даже самой недоверчивой особы прекрасного пола. Сколько раз я видел такое: беспринципные мужчины определенного типа используют единственную черту своей внешности, говорящую о мягкости, - обычно, как в этом случае, глаза, - дабы разоружить женщину; я всегда презирал подобные уловки; но когда я подумал о девушке из дворца, которую соблазнили при помощи этих глаз, а затем бросили, мое презрение превратилось в… короче говоря, у меня, видимо, невольно напряглись группы мышц, обычно используемые, чтобы задать кому-нибудь хорошую трепку; Холмс придержал меня за плечо и повел прочь от опасного угла - налево, к стойке бара.
– Спокойно, Ватсон, - сказал он. - Мы здесь для того, чтобы положить приманку в капкан, а не для того, чтобы спустить пружину. Давайте сменим курс.
Ознакомительная версия.
