– Я здесь не для развлечения, – сказал я, – мне нужна тысяча долларов.
– Конечно.
– Наличными. Это секретное соглашение.
– Все должно остаться между нами.
– Ну конечно, – заверил я.
– Тогда начинайте писать, – распорядился он.
– Вам придется продиктовать еще раз, – сказал я.
Он снова продиктовал, я написал, перечитал, поколебался с минуту и подписал. Он открыл правый нижний ящик своего стола, вынул нефритового Будду, вытащил из кармана бумажник, отсчитал десять стодолларовых банкнотов, отдал мне нефритового Будду и деньги. Я спрятал деньги в карман, взял нефритового Будду.
– Время на исходе. Я хочу уйти до появления полиции.
– Я хочу того же, – ответил он.
Джеспер проводил меня до двери. Ни он, ни я не предложили обменяться рукопожатиями. Я спешно пересек тротуар, вскочил в агентский автомобиль, включил зажигание и фары, выжал сцепление и, как только начал отъезжать от края тротуара, почувствовал зловещий холод у себя на шее сзади.
– Тихо, приятель. Заверни за угол вправо. Проезжай два квартала. Там есть пустырь. Правь туда.
Я начал лихорадочно соображать.
– Кто вы? – спросил я.
– Это неважно.
– Чего вы хотите?
– Мы тебе скажем.
– Копы? – спросил я.
– Не задавай вопросов. Крути баранку. Выключи двигатель и зажигание, – приказал голос.
Я повиновался.
– Теперь фары.
Выключил и их.
– Положи руки на голову, сцепи пальцы на макушке.
Я выполнил приказ. Меня обшарили в поисках оружия.
– Выходи.
Я вышел. Из машины вышли двое. Это были крупные парни, им, вероятно, было трудно пригнуться, поэтому я заметил их, еще когда садился за руль.
– Ах ты, маленький наглец! – сказал один из них.
Другой ударил меня так, что я перевернулся. От удара сбоку по голове перед глазами заплясали звезды и заныло в животе. Другой ударил меня кулаком в солнечное сплетение. Я упал, хватая ртом воздух. Один из нападавших ударил меня по ребрам. Я сделал выпад, схватил его за ногу и повалил наземь. Я услышал чей-то смех, затем ощутил удар по голове, и это было последнее, что я мог вспомнить.
Когда я пришел в себя, было половина девятого. Я лежал на пустыре. Агентский автомобиль исчез. Я пошевелился и почувствовал боль как от удара кинжалом, но все-таки поднялся на четвереньки и затем, шатаясь, на ноги. Пошарил в карманах. Тысяча долларов исчезла, все мои личные деньги тоже, но агентское удостоверение осталось на месте. Записная книжка, авторучка и ключи тоже были в кармане, часы – на руке. Исчезли только деньги и Будда. Я попытался идти. Было очень больно, и продвигаться удавалось медленно, но постепенно мышцы размялись, и я увеличил шаг. Однако сильная боль не позволяла выпрямиться, и я оставался сложенным пополам. Я надеялся дойти до освещенного угла, но на полпути голова закружилась. Я почувствовал, что тротуар подо мной вращается; мимо проплыл почтовый ящик. Я уцепился за него и почувствовал тошноту. Через некоторое время меня осветили фары, я услышал, как рядом остановился автомобиль. Незнакомый голос произнес:
– Эй, приятель, отцепись от него. – Я поднял глаза и попытался улыбнуться. – Двигай сюда. Давай поговорим.
Это был радиофицированный полицейский автомобиль с двумя полисменами на передних сиденьях. Я подошел к нему.
– Что празднуешь? – спросил один из копов.
– Ничего я не праздную, – возразил я.
– Черт, да у него рубашка в крови, – сказал другой. – Эй, что случилось?
– Пара головорезов затащили меня на пустырь, ограбили и оставили умирать.
– Достань водительские права, – повелел один из полисменов.
Я сунул руку в карман и достал свое удостоверение личности. Один из полисменов принялся изучать его, другой не спускал с меня глаз. Первый полисмен тихонько присвистнул:
– Парень частный детектив, Джим.
– Частный детектив?
– Ну да. По имени Дональд Лэм.
Второй полисмен спросил:
– Что вы здесь делаете, Дональд Лэм?
– Я позвонил по телефону одному человеку в связи с расследованием, которое веду. Пока автомобиль стоял перед его домом, двое головорезов спрятались на заднем сиденье. Я вскочил в автомобиль, не посмотрев, и… они меня чуть не убили. Один из них приставил сзади пистолет к моей шее и приказал ехать вдоль улицы на пустырь.
– Где теперь ваша машина?
– Очевидно, они ее забрали.
– Вы знаете ее номер и прочее?
– Конечно.
– Хорошо. Опишите все это, и, может быть, удастся их поймать. Выглядите вы неважно – похоже, вас здорово обработали. Кому вы звонили?
– Человеку, живущему неподалеку.
– Скажите-ка его имя.
– Это было секретное дело.
– Говорите!
– Мортимер Джеспер, – сказал я.
– Где он живет?
– Примерно в полутора кварталах отсюда. Поезжайте вдоль улицы и поверните направо.
– Садитесь, – сказал полисмен, – покажете дорогу.
Я влез в автомобиль и указал им путь к дому Джеспера.
– Выходите, Лэм, – предложил полисмен, когда мы добрались до цели.
Вылезать было мучительно, но один из них помог мне; другой остался в патрульной машине, настраивая коротковолновый радиоприемник. Я поднялся по ступеням крыльца, и полисмен позвонил. Через минуту дверь открылась. В дверном проеме стоял Мортимер Джеспер с удивленным видом; его водянистые голубые глаза выражали слабое любопытство.
– Что вам нужно? – спросил он.
– Я полисмен, – представился мой спутник. – Этот парень заявляет, что сегодня вечером посетил вас по делу. Двое напали на него и ограбили.
– Посетил меня? – спросил Джеспер голосом, полным недоверчивого удивления.
– Именно так.
– Но это невозможно! Ко мне весь вечер никто не приходил.
– Взгляните на него. – Полисмен повернул меня к льющемуся из двери свету.
Джеспер сказал:
– Я не знаю, зачем этот человек оклеветал меня, но я его никогда в жизни не видел.
Полисмен посмотрел на меня оценивающе.
– Хорошо, Лэм, – заключил он. – Мы отвезем вас в полицейский участок. Может, там вы придумаете историю получше.
Полисмен провел меня обратно к автомобилю. Оставшийся в нем спросил:
– Ну что?
– Джеспер говорит, что никогда в жизни его не видел, – ответил полисмен.
– Я связался с нашими по радио. Он частный детектив, все правильно. Имеет лицензию, на хорошем счету. Работает в связи с делом Крокетта. Знаешь, Дин Крокетт, который убит. Инспектор Гиддингс и сержант Селлерс тоже работают над этим делом. Они хотят, чтобы мы его привезли.
– Хорошо, я уже сказал ему, что мы собираемся доставить его в участок, – сказал второй полисмен.
Он кивнул мне:
– Устраивайтесь поудобнее, Лэм. Мы едем в полицейский участок. Они хотят поговорить с вами.
Инспектор Гиддингс осмотрел меня.
– Ну и ну, – резюмировал он. – Выглядишь, словно тебя пропустили через мясорубку. Ну, кончай ломать комедию и расскажи, что с тобой произошло на самом деле.
Я попытался улыбнуться, но лицо было слишком перекошено односторонней опухолью, а один глаз совсем заплыл. Выпрямиться было мучительно.
– Я стукнулся о дверь в темноте, когда шел в ванную, – попытался я сострить.
Инспектор Гиддингс смотрел на меня, как может смотреть тренер на побитого призового бойца, когда ему приходится выбрасывать на ринг полотенце.
– Ты выглядишь, словно получил полный счет.
– Только счет девять.
– У тебя неважно со слухом, Дональд. Ты в нокауте, а потому выбыл из игры.
– Что?
– Из игры. Из игры. Мне что, произнести это для тебя по буквам?
– Хорошо, – сказал я. – Я вас слушаю.
– Вот теперь, – сказал он, – ты начинаешь походить на разумного человека. Я, черт возьми, настоятельно советую тебе меня послушать. Ты знаешь, мы не любим нахальных шутников и частных детективов, затевающих игры вокруг дела об убийстве. Хорошо же мы будем выглядеть, если Дональд Лэм, частный детектив ростом с поллитровку, раскроет дело об убийстве Крокетта, в то время как полиция ходит вокруг да около. – Гиддингс помолчал и покачал головой. – Мы называем это потерей лица. Когда твои честные глаза откроют что-либо, относящееся к преступлению, ты должен прийти прямо к нам и рассказать об этом, а уж мы продолжим дело.
– Вы говорите об информации, которую добыл я сам, – спросил я, – или о том, что я мог прочесть в газетах?
Он отечески улыбнулся:
– В газетах много не прочтешь, Дональд. Мы уже кое в чем разобрались, а тут являешься ты, начинаешь все сначала и заявляешь мне, что…
Дверь рывком распахнулась, и быстро вошел Фрэнк Селлерс.
– Привет, Фрэнк, – сказал Гиддингс. – Я здесь пробую завербовать эту маленькую птичку. Сию минуту растолковывал ему, до чего нам нравится слушать птичье пение.
– При условии, что она поет вовремя, – добавил Селлерс.
– Точно, – согласился Гиддингс.
Селлерс сказал:
– Ты снова ввязался в это дело, а?
– Ничего я не делал, – огрызнулся я.
– Ну, это на тебя не похоже, – констатировал Селлерс. – Ты натворил больше, чем можешь себе представить.
