– Думаешь, что тебя действительно обвинят?
– Могут это сделать. Во всяком случае, будут потрясать этим у меня над головой, как дамокловым мечом. Не могут меня ни в чем обвинить, если не найдут доказательств того, что я имею какую-то связь с укрывательством Евы Мартелл.
– Что делает Ева?
– Вероятно, пользуется моими советами никому ничего не говорить, кроме заявления полицейскому, который ее арестовал, что она как раз следовала в полицию.
– Они вынудят Мэй Бигли давать показания?
– Она уже дает, – невесело усмехнулся Мейсон. – Говорит, что никогда в жизни не видела Евы Мартелл, а тем более не сдавала ей комнаты.
– Но ведь это ложные показания, не так ли?
– Нет, если они не даны под присягой, – ответил Мейсон. – Обвинители вынуждены будут доказать перед Судом, что это ложные показания. А есть маленькая деталь, касающаяся ложных показаний, которую мистер Гуллинг, похоже, запамятовал.
– Какая?
– Ложные показания должны быть опровергнуты показаниями не менее двух свидетелей.
– Ты думаешь, Мэй Бигли знает об этом?
– Она должна знать кое-что о параграфах, касающихся ложных показаний, – в глазах Мейсона появился блеск.
– Напомни, шеф, в чем ее обвиняли, когда ты выступал защитником?
– В даче ложных показаний, – ответил Мейсон.
Войдя в понедельник утром в свой кабинет, Мейсон первым делом обратил внимание на лежавшую на его столе свежую газету с сенсационными заголовками:
«Защитником женщины, обвиненной в убийстве Хайнса, будет известный адвокат Перри Мейсон. Он будет защищать не только Еву Мартелл, но и Аделу Винтерс. Окружной прокурор подозревает Мейсона в укрывательстве клиентки.»
Мейсон снял шляпу, сел за стол и разложил газету.
«Происшествия, связанные с убийством Роберта Доувера Хайнса, произошли в течение прошлого уик-энда с молниеносной быстротой. Перри Мейсон, известный защитник по уголовным делам, сообщил, что он будет защищать как Еву Мартелл, так и Аделу Винтерс. В ответ представители прокуратуры вызвали мисс Мэй Бигли, содержащую пансионат на вечернюю сессию Большого Жюри. Полиция утверждает, что вечером, в день убийства, Перри Мейсон похитил Еву Мартелл из-под носа полиции и держал ее в укрытии пока она не была основательно проинструктирована, что ей можно говорить, а чего нельзя.
Мэй Бигли беззаботно рассказала обо всем, кроме того, что знала. Она утверждает, что содержит приличный пансионат и соблюдает все правила. Никогда в жизни она не видела Евы Мартелл, а тем более не сдавала ей комнаты.
При очной ставке с водителем такси, который вез Еву Мартелл и заявил, что получил вызов к пансионату Мэй Бигли и оттуда забрал мисс Мартелл, задержанную потом полицией, мисс Бигли воспользовалась различными уловками, начиная с того, что водитель такси ошибается. Она утверждает, что поблизости расположено много пансионатов и что каждый может без труда вызвать такси по любому адресу, а затем ждать на пороге, даже если и не живет там. Она готова поспорить с членами Большого Жюри, что могла бы вызвать такси по адресу заместителя окружного прокурора, появиться перед его дверьми в ту минуту, когда подъехало бы такси и, надевая перчатки перед дверьми дома, произвести на водителя впечатление, что провела там всю ночь. Это, как подчеркнула мисс Бигли, было бы для нее не особенно приятно.
Довольно громко поговаривают о том, что ее показания вызвали улыбки у присяжных и что заместитель окружного прокурора Гарри Гуллинг был явно раздражен ответами Мэй Бигли. Говорят так же, что свидетелю многократно угрожали обвинением в даче заведомо ложных показаний, что не произвело на мисс Бигли ни малейшего впечатления.
Что касается обвинений, выдвинутых против главных обвиняемых, то мистер Гуллинг сухо подчеркнул, что согласно данным под присягой показаниям Евы Мартелл, она не расставалась с Аделой Винтерс ни на минуту в течение всего дня, когда было совершено преступление. Мистер Гуллинг сообщил, что Роберт Хайнс был убит из револьвера, который бесспорно принадлежал Аделе Винтерс и который, согласно показаниям свидетеля, Адела Винтерс старалась затем спрятать в мусорном бачке одного из отелей в центре города. В момент ареста при ней был найден бумажник Хайнса, а убийство совершено в квартире, которую занимала в это время Адела Винтерс. Если, сказал Гуллинг, Перри Мейсон найдет какое-то объяснение этим фактам, согласно с тезисом невиновности его клиенток, «то мы можем выбросить все юридические книги, отдать Перри Мейсону ключи от тюрьмы и снабдить его клиентов лицензиями, дающими право на отстрел по меньшей мере одной жертвы в день».
В кулуарах суда не является тайной то, что тут дело идет о уже давно ведущейся яростной борьбе. Мистер Гуллинг известен посвященным, как главный стратег окружной прокуратуры. Известно и то, что он решил прижать Перри Мейсона. Гарри Гуллинг редко появляется в Суде, но среди адвокатов пользуется славой человека очень умного и цепкого, владеющего энциклопедическими запасами юридических знаний.
Как сторона обвинения, так и сторона защиты выразили желание как можно быстрее провести процесс. Гуллинг предложил уже ориентировочную дату. Заместителю окружного прокурора хочется закончить дело об убийстве так, чтобы не было уже юридических препятствий для возбуждения дела против Перри Мейсона в соучастии после факта свершения преступления. Предполагают, что…»
Мейсон не стал даже переворачивать страницу. Сложил газету, отодвинул ее в сторону и повернулся к Делле Стрит:
– Делла, я хочу, чтобы ты написала одно письмо.
Она открыла блокнот и приготовила карандаш.
– Это письмо, – предупредил Мейсон, – не печатай на машинке. Оно должно быть написано от руки на надушенном листе бумаги. Должно быть адресовано мне. Пиши: «Уважаемый мистер Мейсон, надеюсь, что я не поступила плохо, заявив судье, что никогда в жизни не видела Евы Мартелл. Это все произошло так быстро, что у меня не было времени посоветоваться с вами, и я не была уверена в том, что мне нужно говорить в такой ситуации. Однако, я вспомнила, что когда мы виделись с вами в последний раз, вы сказали, чтобы я поместила ее в той комнате где… Наверное, будет лучше, если дальше я напишу все нашим шифром».
Делла Стрит подняла на адвоката удивленное лицо.
– Теперь, – сказал Мейсон, – разработаем код, который никто не сможет расшифровать.
– Я думала, что эксперты смогут расшифровать любой код.
– Конечно могут, – лукаво подмигнул Мейсон, – при условии, что текст что-нибудь значит. Заполни оставшееся место буквами и цифрами, разделив их на группы по пять знаков. Смотри, чтобы в каждой группе были и цифры и буквы. Когда закончишь, подпиши это письмо «Мэй» и принеси его мне.
– Без фамилии?
– Без фамилии – только «Мэй».
– Шеф, ради Бога, что ты задумал? Подделываешь доказательства? Влипнешь с этим по самую шею!
– Там будет видно, – улыбнулся Мейсон. – Когда ты напишешь письмо, сходи в банк и возьми семьсот пятьдесят долларов наличными. И постарайся, чтобы почерк был явно женский.
– Писать на какой-нибудь специальной бумаге? – спросила Делла.
– У меня такое впечатление, что Мэй воспользовалась бы бледнорозовой или какой-нибудь в этом роде. И не забудь о духах!
– Не забуду. Я сразу же возьмусь за это дело, – заверила она и вышла из кабинета.
Минут через десять в дверь кабинета Мейсона раздался условный стук Дрейка: один громкий, четыре тихих и вновь два громких удара. Адвокат открыл дверь, ведущую из его кабинета прямо в общий коридор.
– Доброе утро, Пол. Что нового?
– Много чего, – ответил детектив. – Когда я пришел на работу, то обнаружил целую коллекцию информации.
– Что-нибудь важное?
– Думаю, что чертовски важное, Перри.
Дрейк подошел к большому мягкому креслу и занял в нем излюбленную позицию – перевесив ноги через один поручень и опершись плечами на другой.
– Здесь есть одна смешная вещь, – сказал он. – Я получил это прямо из полиции и понятия не имею, что это может значить.
– Стреляй.
– Ты знаешь, что теперь банки проводят незаметно реестр всех крупных купюр, которые они выплачивают. Об этом не говорится, но если кто-то просит крупные банкноты, то банк записывает их номера. Конечно, незаметно для клиентов. Например, стодолларовые банкноты, находящиеся в ящике, переписаны по номерам серии. Человек, потребовавший тысячу стодолларовыми банкнотами получает десять, лежащих сверху и, когда он выходит из банка, кассир вычеркивает десять номеров в списке. Таким образом они знают, кто получил эти десять стодолларовых бумажек.
– Разумно, – кивнул Мейсон.
– В том бумажнике Хайнса, – продолжал Дрейк, – была двадцать одна стодолларовая банкнота. Я не думаю, чтобы полиция уже проследила историю этих денег, да и вряд ли они это сделают, потому что деньги получены из разных источников. Но дело в том, что десять из них, Перри, от Орвиля Л. Ридли.
