VII
Холмс вышел на улицу и, пробыв там около четверти часа, возвратился.
— Ну–с, дорогой Ватсон, теперь мы пойдем по живым следам, — произнес он, потирая руки.
— Вы что–нибудь уже открыли? — спросил с любопытством Венгеров.
— А вы мне прежде скажите, какие данные добыло следствие? — спросил в свою очередь Холмс.
— Следствие установило лишь преступление с целью грабежа, произведенного, судя по знакам на жертвах, Варнавкой, — ответил Венгеров.
— И больше ничего?
— Ничего.
— Это слишком мало для мало–мальски порядочного следствия, — с иронией сказал Холмс. — Я в этом отношении пошел немного дальше. Преступник приехал верхом на лошади, которую привязал ко второму столбу забора со стороны улицы. Лошадь прикусывает. Совершив преступление, он снова сел на лошадь и направился к северу. Могу сказать еще, что подкова на правой передней ноге лошади еле держится.
— Но откуда вы узнали это? — удивленно воскликнул Венгеров.
— О, это совсем не трудно узнать! — ответил Холмс. — На втором столбе забора ясно видны следы лошади, имеющей обыкновение грызть дерева. Что следы эти совершенно свежи, показывает то, что крошки дерева еще и до сих пор видны на грязи. Тут же видны и следы копыт. В следе правой передней ноги подкова сбита на сторону, и на грязи отпечатывается край копыта, свернутого с подковы. Следы идут с севера и уходят туда же.
— Но почему вы предполагаете, что на лошади приехал именно разбойник?
— Очень просто. Я спрашивал народ, не приезжал ли кто–нибудь к убитым или не выезжали ли они сами, и получил отрицательный ответ. Между тем лошадь должна была долго стоять у забора, так как дерева сгрызено много, и если бы лошадь стояла привязанной так долго днем, то она непременно обратила бы на себя чье–нибудь внимание.
— Что же вы намерены делать? — спросил Венгеров, волнуясь.
— Мне необходимо знать, есть ли отсюда какие–нибудь дороги на север?
— Кроме той, по которой мы едем, — нету.
— В таком случае сядемте сию же минуту в экипаж и марш в погоню!
Мы быстро возвратились на станцию, приказали заложить лошадей и, сев в экипаж, помчались по направлению к Баргузину.
Лишь только мы выехали за северную околицу, как Холмс приказал ехать шагом.
Сам же он, соскочив с возка, пошел сбоку дороги, пристально всматриваясь во множество конских и человеческих следов, видневшихся на успевшей подсохнуть глиняной почве.
— Здесь! Вот, вот! — кричал он время от времени, указывая нам на почти затоптанные редкие следы со сбитой на сторону подковой.
Затем он сел в тарантас, и мы помчались что есть духу.
Дорога шла без разветвлений, от нее не отходила ни одна тропка, и мы мчались быстро, умеряя шаг лошадей приблизительно через каждые пять верст.
Холмс делал свои наблюдения, и мы продолжали путь.
Но вот, наконец, мы доехали до первой станции.
Там мы приказали перепрячь лошадей. Но это оказалось не так просто. Сибиряк–смотритель вышел к нам и категорически объявил, что тройки дать не может.
— Это еще почему? — крикнул Венгеров.
— Только пара свободная есть. Две тройки в отъезде, одна пять минут тому назад возвратилась, а из четвертой тройки какой–то мерзавец украл сегодня одну лошадь.
Шерлок Холмс насторожился.
— Вы говорите, что у вас украли лошадь? Когда?
— Да сегодня, часов около шести утра. Эта лошадь пришла в четыре домой. Ну, часов до пяти кучер возился с лошадьми, а потом уснул. В это время и украли. Должно быть, на юг или на север угнал!
— На юг он не мог угнать, потому что мы встретили бы его, — ответил Холмс. — Попросту Варнавка…
— Что–о?! — воскликнул испуганный смотритель.
— Да, это, без сомнения, он украл. В эту ночь он вырезал в Туркинском семью и теперь удирает обратно на север, заметая таким образом свои следы. Ради бога давайте лошадей.
— Но… тогда возьмите из только что возвратившихся! — забормотал растерянно смотритель. — Я выберу самую сильную.
— Скорее, скорее! — поторопил Венгеров. — Он взял эту лошадь, потому что боялся, что его лошадь пристанет! Эх, черт возьми, как мы отстали!
Смотритель крикнул кучера и распорядился, каких лошадей запрягать.
Между тем Холмс не переставал расспрашивать смотрителя.
— Как идет отсюда дальше дорога? Далеко ли до станции?
— По ту сторону реки. Это верст двадцать пять будет.
— Нет ли обходных дорог?
— Ни одной. Река Баргузинка широка и быстра, но через нее ведет лишь один мост на нашей дороге.
— Заметен ли будет на следующей станции проезжий?
— Там мимо той станции никак не проехать незаметно. В особенности Варнавке! Да он туда и не поедет!
— Почему?
— Потому что там караул стоит. А этого подлеца каждый в глаза знает!
Смотритель решительно покачал головой.
— Нет, он туда не поедет! — повторил он еще раз. — Он на юге, на… а впрочем, нет! Шут его знает, куда он девался! А может быть, засел между нашей и следующей станциями.
— А какова между этими станциями местность?
— На запад топь идет чуть не от самой дороги.
— И проходу совсем нет?
— Совсем.
— А на восток?
— На восток? Отсюда сначала идет по тайге топь, потом есть сухой кусочек, а потом идет снова топь до самой реки.
— А сухой кусок куда выходит?
— Да он небольшой. Всего версты три квадратных будет и тоже со всех сторон окружен топью. Мы туда бруснику собирать ходим, так уж места–то знаем, как свой двор.
— Прекрасно! — воскликнул радостно Холмс. — Значит, он сидит где–нибудь у дороги! На север ему не пройти, а если бы вы вздумали нам помочь, да постеречь его здесь…
— Зачем? — воскликнул Венгеров. — Мы оставим здесь Карпова! Он–то не пропустит его живым!
— Чудесно! — согласился Холмс. — Значит, Карпов, на вас надежда!
— Уж постараюсь! — бодро отозвался урядник.
— Лошади готовы, — перебил нас вошедший кучер.
Мы еще раз быстро осмотрели оружие, вышли со станции, сели в кибитку и покатили.
Но проехав верст пять, Холмс приказал остановить лошадей и, соскочив с кибитки, пошел пешком, осматривая каждый след.
Вдруг он улыбнулся и дал нам знак остановиться.
— Нам счастье! — крикнул он, подымая с земли подкову. — Вот Варнавка на этом месте потерял ее!
— Но может быть, эта подкова принадлежит чужой лошади? — недоверчиво проговорил Венгеров.
— Этого не может быть. Если вы возвратитесь немного назад, то увидите несколько следов со сбитой на сторону подковой. Кроме того, тут идет рядом еще конский след, но за ними не видно колесного! Без сомнения, Варнавка пересаживался по пути с лошади на лошадь, сохраняя этим их силы! Встаньте, господа, и помогите мне в отыскании следов.
Мы соскочили с экипажа и пошли пешком, осматривая каждую пядь земли.
Так прошли мы версты две, пока дорога не сделала крутой поворот вправо.
Лишь только мы вышли на поворот, как увидали лошадь, стоявшую у самой дороги без седла и уныло понурившую голову.
Это был довольно высокий гнедой мерин, загнанный до того, что шерсть его была совершенно мокрая.
Однако, судя по дыханию, лошадь успела уже немного отдохнуть, хотя еще и не притрагивалась к траве.
Подскочив к ней, мы стали осматривать ее со всех сторон.
На левом заднем окороке ясно виднелось тавро в виде буквы Г, а одна нога была без подковы.
Сомнений быть не могло!
Это была та самая лошадь, которую забрал Варнавка после убийства крестьянина в тайге.
Вероятно, он заметил, что силы покидают бедное животное, и бросил его здесь на произвол судьбы, ускакав дальше на подручной лошади.
Обсудив все обстоятельства, мы решили больше не влезать в кибитку.
Варнавка вместе с другою лошадью должен был быть где–нибудь недалеко отсюда, справа или слева дороги.
Чтобы не попасть впросак, мы решили разделиться.
Я с Холмсом двинулись по тайге, с левой стороны дороги, а Венгеров с правой, держась тоже параллельно дороге.
Держа ружья наготове, мы тихо подвигались вперед, осматривая каждый кустик, каждый пучок травы, совершенно готовые к засаде.
Мы подвигались так тихо, что я даже не слыхал шагов Холмса, шедшего шагах в десяти левее меня.
Это было очень утомительное путешествие.
Глухая, тысячелетняя тайга, которую просекала лишь дорога, словно нарочно затрудняла каждый наш шаг. Колючий кустарник драл нам платье, ноги постоянно натыкались на огромные пни или погружались в страшную топь.
Местами топь становилась настолько непроходимой, что нам приходилось прижиматься к самой дороге. Несколько раз пробовали мы отойти от дороги немного дальше к востоку, но по мере углубления в тайгу топь становилась совсем неприступной, и самое большое мы удалялись от дороги на 25 — 30 сажен.
