Ознакомительная версия.
– Да. – Она смотрела ему прямо в глаза. – Мне все равно. Я не сомневаюсь в вашей проницательности, помню, как легко вы уличили меня в обмане во вторник утром, но я хочу, чтобы вы знали: сейчас мне абсолютно нечего скрывать. Даже не понимаю, чем я могу помочь…
– Возможно, ничем. Но попытка не пытка. Для начала давайте полностью проясним нынешнюю ситуацию, а затем обратимся к прошлому. Должен предупредить, что мистер Макнейр все же успел вчера кое-что рассказать мне. Поэтому я имею некоторое представление о ваших отношениях. А теперь начнем. Что имел в виду мистер Джебер, когда сказал, что вы ему почти невеста?
Она поджала губы, но потом ответила без колебаний:
– Ничего особенного. Он несколько раз просил меня выйти за него замуж.
– Вы давали ему повод сделать предложение?
– Нет, не давала.
– А кто-нибудь поощрял его ухаживания за вами?
– Зачем? Да и кому это могло быть нужно?
– Кому угодно. Любому из ваших родственников, подружек, его друзей…
Помедлив, она отрицательно покачала головой.
– Вы говорили, что вам нечего скрывать.
– Но я… – Елена умолкла и попыталась улыбнуться.
И я подумал, что она особенно хороша, когда пытается вот так улыбнуться и показать, что у нее и в мыслях нет никого обманывать. Она продолжала:
– Это все настолько личное… Не понимаю, как это…
Вульф погрозил ей пальцем:
– Давайте исходить из того, что наша главная задача – любой ценой найти убийцу мистера Макнейра. Даже если для этого понадобится – говорю в качестве примера – потащить вашу мать в суд и заставить ее давать показания против человека, который ей дорог. Если вы согласны со мной, то попрошу вас выбор средств для решения этой задачи предоставить мне. И еще не спотыкаться каждый раз на ровном месте. Так кто же поощрял ухаживания мистера Джебера?
– Я больше не буду, – пообещала она. – Правда никто не поощрял. Я знаю его всю жизнь, он был хорошо знаком с моей мамой – да и папой тоже – еще до моего рождения. Он всегда такой внимательный, веселый, в чем-то действительно интересен, что-то мне в нем даже нравится. Но иногда я его просто терпеть не могу. Мама очень просила меня не давать волю чувствам, говорила, надо учитывать его хорошие качества и то, что он давний друг семьи, и потому я не имею права оскорбить его решительным отказом, и вообще, не так уж трудно дать ему возможность надеяться, будто я окончательно еще не решила.
– И вы согласились?
– Как сказать… Я не стала спорить. Маму трудно переубедить.
– А как относится к этому мистер Дадли Фрост, ваш дядя и опекун?
– С ним я такие вещи не обсуждала. Но я знаю, чт́о он скажет. Он не любит Перрена.
– А мистер Макнейр?
– Ему Перрен был еще более неприятен, чем мне. Со стороны они казались добрыми знакомыми, но дядя Бойд никогда не лицемерил. Не знаю, стоит ли говорить…
– Всенепременно.
– Однажды – это было около года назад – он попросил меня подняться к нему в кабинет. Я пришла, там был Перрен, а дядя Бойд стоял бледный, с решительным видом. Я спросила, в чем дело. Он сказал, что если его дружба и привязанность ко мне дают ему какие-то права, то он хотел бы в присутствии Перрена заявить, что настроен решительно против моего брака с ним. Он произнес это таким официальным тоном… в общем, это было совсем не похоже на него. Но он не просил у меня никаких обещаний.
– И, несмотря на это, мистер Джебер продолжал ухаживать за вами?
– Ну конечно, а что ему? Многие мужчины так поступают. Чего не сделаешь ради больших денег.
– Бог мой. – Веки у Вульфа дрогнули. – Вы так циничны? Знаете, меня всегда восхищало мужество, с которым миллионеры терпят негативные стороны своего положения. А кто мистер Джебер по профессии?
– Нет у него никакой профессии. Как раз это мне больше всего и не нравится. Он ничего не делает.
– На что же он живет?
– Не знаю. Кажется, у него было… Однажды он что-то говорил мне. Он живет в Чезборо.
– Я знаю. Мистер Гудвин сообщил мне, что вчера он приезжал сюда на машине. Странный человек… Вы ведь знали его еще в Европе? Чем он там занимался?
– Насколько я помню, ничем, как и здесь. Но тогда я была еще совсем маленькой. Его ранили на войне, и он приехал в Испанию навестить нас. То есть мою маму, конечно. Мне-то всего два года было. Потом поехал с нами в Египет, но, когда мы отправились дальше на Восток, он вернулся…
– Одну минутку. – Вульф хмуро смотрел на нее. – Давайте уточним последовательность событий. Насколько я понимаю, в Испании собралась неплохая компания. Мистер Макнейр говорил мне, что он тоже был в Испании со своей маленькой дочерью. Начнем прямо с вашего рождения. Как вы вчера сказали, вы родились в Париже седьмого мая тысяча девятьсот пятнадцатого года. Ваш отец в то время воевал в английской авиации и погиб, когда вам было всего несколько месяцев. Когда ваша мать повезла вас в Испанию?
– В начале шестнадцатого года. Из-за войны она боялась оставаться в Париже. Сначала мы остановились в Барселоне, потом переехали в Картахену. Вскоре к нам приехал дядя Бойд с Гленной. У него не было денег, он болел, и мать помогала ему. А потом приехал Перрен, я думаю, отчасти потому, что там был дядя Бойд – они оба дружили с моим отцом. В семнадцатом году Гленна умерла, и дядя Бойд почти сразу же вернулся в Шотландию, а меня мама отвезла в Египет, потому что боялась революции в Испании или еще чего-то. Перрен тоже поехал с нами.
– Прекрасно, – сказал Вульф. – У меня в Египте есть дом, я там уже лет двадцать не был. Пол на веранде выложен красивой плиткой… Сколько времени вы пробыли в Египте?
– Около двух лет. В девятнадцатом году, когда мне было четыре года, в Каире были беспорядки, погибли трое англичан, и мама решила оттуда тоже уехать. Перрен отправился во Францию. А мы сначала перебрались в Бомбей, затем на Бали, в Японию и, наконец, на Гавайи. Дядя Дадли как опекун все время говорил, что мне надо получить американское образование. И вот в двадцать четвертом году мы переехали с Гавайских островов в Нью-Йорк. Тогда мне было уже девять лет. С тех пор я дядю Бойда и знаю по-настоящему, в Испании я его, естественно, не запомнила.
– Когда вы приехали, у него уже было ателье в Нью-Йорке?
– Нет. Он рассказывал мне, что сначала делал модели для Уилмердинга в Лондоне и они пользовались успехом. Дядя даже стал одним из компаньонов в фирме, но потом решил, что в Нью-Йорке будет лучше. Перебрался сюда и в тысяча девятьсот двадцать пятом году открыл собственное дело. Конечно, он сразу же пришел к нам, и мама ему немного помогла – она ведь уже многих тут знала. Но, я считаю, у него дело и так бы пошло, потому что он был очень энергичен и по-настоящему талантлив. Ему уже начали подражать в Париже и Лондоне. А ведь никогда не подумаешь, если с ним просто так общаться или разговаривать…
Голос Елены задрожал, она замолчала. И Вульф уже начал было успокаивать ее, но положение спас Фриц, который объявил, что кушать подано. Вульф отодвинул кресло и встал.
– Пальто можете оставить здесь, мисс Фрост. И шляпку. Позвольте мне настоятельно просить вас об одной милости. Обедать в шляпке, кроме как на вокзале, это варварство. Благодарю вас. В ресторанах? Я не имею о них ни малейшего представления и по своей воле не пойду даже туда, где шеф-поваром будет сам Ватель.
Когда мы расселись за столом и Фриц принес закуски, то есть именно в тот момент, когда гости начали знакомиться с его кухней, Вульф по традиции подчеркнуто официально сказал:
– Мисс Фрост, мистер Фрост, позвольте представить вам мистера Бреннера.
Как обычно, о делах за столом не говорили. Луэллин нервничал, но про еду не забывал, да и наша новая клиентка, судя по всему, дьявольски проголодалась. Она, вероятно, и позавтракать-то не успела. Однако фрикасе она ела так изящно, что Вульф смотрел на нее с нескрываемым одобрением. Основное бремя застольной беседы он взял на себя и рассказывал о Египте, о керамике, о том, зачем верблюду раздвоенная губа. По ходу разговора выдвинул теорию, что колонизаторский гений Англии объясняется ее отвратительным климатом, который неизменно побуждает любого британца, обладающего хоть толикой здравого смысла и воли, искать счастья в иных землях. Закончили есть в половине третьего и отправились в кабинет, попросив Фрица подать кофе туда.
Елена позвонила матери. Судя по всему, на том конце провода было выражено родительское недовольство, так как сначала Елена пыталась что-то объяснить, потом в ее голосе появилось раздражение, а закончила она совсем резким тоном. В продолжение всего разговора Луэллин сидел с очень неодобрительным видом, но я не мог понять, к кому относилось его неодобрение. Во всяком случае, на нашу клиентку это подействовать не могло, так как она устроилась за моим столом и лица его не видела.
Ознакомительная версия.
