— Существует ли поразительное физическое сходство между Дорри Эмблер и обвиняемой?
— Да, сверхпоразительное сходство.
Мейсон пристально посмотрел на свидетеля.
— Насколько нам известно, мистер Комптон, — раздельно сказал он, — вы были наняты не обвиняемой, но Дорри Эмблер.
— Что? — ужаснулся свидетель, бледнея.
— Дорри Эмблер, — продолжал Мейсон, — хотела доказать претензии на состояние Харпера Миндена, нуждалась в определенной доле известности, чтобы начать свою кампанию… Ей нужна была газетная реклама. Поэтому она позвонила вам, заявила, что она Генриетта Халл, и…
— Одну минуту, одну минуту, — закричал Парма, вскакивая. — Все это неожиданные факты. Это только версия адвоката, и я возражаю на основании…
— Я снимаю вопрос, — улыбаясь, сказал Мейсон, — и спрошу иначе. Мистер Комптон, если бы Дорри Эмблер пожелала привлечь внимание к своему сходству с обвиняемой, если бы она позвонила вам, что она Генриетта Халл, и попросила бы вас поместить объявление в газете, нанять Дорри Эмблер, когда та появилась, — мистер Криптон, вы ведь не опровергли бы такую возможность происходящего.
— Возражаю против этого вопроса, — торопливо сказал Парма, — как спорного и требующего от свидетеля вывода. Это противоречит нормам перекрестного допроса и предполагает недоказанные факты.
— Поддерживается, — согласился судья Флинт.
Мейсон, сумевший изложить свою версию так, чтобы присяжные могли усвоить ее, улыбнулся свидетелю.
— Вы ведь не знали наверняка, что особа, с которой говорили как с Генриеттой Халл, и была Генриетта Халл, не так ли?
— Нет, сэр, не знал.
— А вы сами хоть раз в течение всего срока звонили Генриетте Халл?
— Нет, сэр, она звонила мне сама.
— А почему же не вы ей?
— Потому что она просила меня не делать этого. Она распорядилась, что сама будет звонить мне, и все тут.
Мы не пререкаемся в таких случаях.
— Следовательно, вы никогда не звонили к ней домой или на работу?
— Таковы были указания…
— …данные вам кем-то, кто, насколько вам известно, мог быть Дорри Эмблер или любой другой женщиной?
— Возражаю против этого вопроса, как спорного и противоречащего правилам перекрестного допроса, — поторопился Парма.
Возражение отклоняется, отрезал судья Флинт.
— Это был всего лишь чей-то голос в телефоне, — сказал Комптон.
— И время от времени тот же самый голос в телефоне давал зам инструкции, что делать дальше?
— Да.
— Голос приказывал, какие инструкции вы должны давать Дорри Эмблер?
— Да.
— Вы никогда не встречались с обвиняемой до ее ареста?
— Нет.
— И никогда не вели с ней каких-либо разговоров по телефону?
— Нет.
— Вы никогда не звонили обвиняемой, чтобы узнать, поручала ли она Генриетте Халл делать вам подобные предложения, и уж ни в коем случае не звонили Генриетте Халл, так?
— Да, это так.
— У меня больше нет вопросов, — откинулся в кресле Мейсон.
— С позволения высокого суда, — торжественно сказал, вставая, Гамильтон Бюргер, — следующий свидетель, несомненно, вызовет споры. Я вызываю его отчасти вне всяких правил. Заявляю высокому суду, что намеренно не приношу извинений за временное освобождение свидетеля из места заключения. Мы…
— Одну минуту, — вмешался Мейсон, поднимаясь, я намерен представить это неправомочное действие на рассмотрение присяжных… Конечно, сейчас не время спорить по этому поводу, не время извиняться за подаренную какому-то уголовнику прогулку из тюрьмы, раз дело идет о высших интересах, интересах правосудия…
— Спокойно, джентльмены, спокойно, — засуетился судья Флинт. — Призываю обе стороны не переходить на личности, да здесь и нет необходимости в каких-либо аргументах. Мистер Бюргер, если у вас есть дополнительный свидетель, вызовите его.
— Очень хорошо, — сказал Бюргер, поворачиваясь и улыбаясь присяжным, поскольку успел донести до них мысль, которую хотел сообщить им. — Вызовите Джаспера Данливи.
Джаспер Данливи оказался довольно стройным молодым человеком лет тридцати с небольшим, который, как ни странно, ухитрился, однако, произвести самое неблагоприятное впечатление за то время, пока он подходил, поднимал руку, принимая присягу, и усаживался в кресло для свидетелей.
— Итак, — начал Гамильтон Бюргер, — ваше имя Джаспер Данливи. — Где вы проживаете, мистер Данливи?
— В окружной тюрьме.
— Вы находитесь там в заключении?
— Да.
— Вас обвиняют в каком-то преступлении?
— Да.
— Вы знаете обвиняемую?
— Да, сэр.
— Когда вы впервые встретились с обвиняемой?
— Примерно одиннадцатого сентября.
— Вы знали Дорри Эмблер при жизни?
Так, одну минуту, — живо запротестовал судья Флинт, — я уже выносил постановление по этому вопросу. Слова «при жизни» неуместны. Присяжным дается указание не обращать внимания на эту часть вопроса. Итак, мистер Данливи, вопрос таков: знали ли вы Дорри Эмблер?
— Да, сэр.
— Как вы познакомились с Дорри Эмблер?
— Это длинная история.
— Вы отвечайте, пожалуйста, на вопросы. Не имеет значения, сколько времени это займет. Нам всем, да и вам в первую очередь, абсолютно некуда торопиться… Следите, чтобы ваши ответы точно соответствовали вопросу, и расскажите, как познакомились с ней.
— Она украла мой автомобиль для побега.
Большинство зрителей, находившихся в зале, от изумления разинули рты. Присяжные вдруг разом подались вперед в своих креслах.
— Не могли бы вы повторить ответ? — сказал Гамильтон Бюргер.
— Она украла мой автомобиль для побега.
— А что за автомобиль у вас был для побега?
— «Кадиллак» с номерным знаком YXY—694.
— Что, это был ваш личный автомобиль для побега?
— Мы с приятелем собирались использовать его для побега. Само собой, у нас нет документов на этот автомобиль, сэр…
— Где же вы его раздобыли?
— Мы украли его в Сан-Франциско.
— А кто такой ваш приятель, о котором вы упомянули?
— Один мужичок по имени Барлоу Дэлтон.
— Стало быть, говорите, что это автомобиль для побега?
— Да, сэр.
— А где он был, когда его у вас украли?
— Стоял у загородного клуба Монтроуза.
— А почему, собственно, вы назвали его автомобилем для побега?
— Потому что только мы с приятелем обмозговали планчик, как пробраться в женский гардероб, набрать меховых пальто, кошельков, всего ценного, что там есть, потом удрать, и тут…
— Что же произошло?
— И тут какая-то женщина украла нашу машину.
— Вы можете пояснить это?
— Эта женщина была на танцевальном вечере. Она сильно напилась. Она что-то не поделила со своим спутником, ушла от него, прыгнула в нашу машину для побега, стоявшую там с включенным мотором, и укатила прочь.
— И что же вы делали после этого?
— Ну, нам оставалось только одно. Нам пришлось отыскать нашу машину.
— Почему?
— Потому что мы оставили десять тысяч долларов наличными в отсеке для сигарет и перчаток.
— А откуда взялись эти деньги?
— Мы ограбили отделение банка в Санта-Марии и взяли примерно восемнадцать тысяч баксов. Десять тысяч завернули и положили в машине в отсек для сигарет и перчаток, а остальные поделили и держали при себе, по три-четыре тысячи долларов у каждого.
— Это были украденные деньги?
— Ну, естественно.
— А как насчет денег, положенных, как вы выражаетесь, в отсек для сигарет и перчаток?
— Они все были в банкнотах по сотне долларов. Другие деньги, что остались при нас, были в более мелких купюрах: двадцатки, десятки, несколько купюр по пятьдесят… Но десять тысяч было в стодолларовых бумажках, и мы решили, что эти деньги опасные.
— Что вы хотите сказать словом «опасные»?
— Что банк, возможно, знает их серийные номера.
Мы решили на некоторое время попридержать их.
— Продолжайте.
— Ну, надо было сперва отыскать автомобиль, поэтому мы навели справки через некоторых знакомых в нашем мире и узнали, что на нашем автомобиле был совершен наезд и с места происшествия она скрылась.
А потом нам дали сведения, что машина припрятана в гараже Дорри Эмблер, вот так мы и нашли автомобиль, только деньги уже исчезли. Ну и тогда мы стали следить за Дорри Эмблер.
— Так вы следили за ней? — спросил Бюргер.
— Ну да. У нас были сначала трудной и в поисках ее следов, но в конце концов мы ее нашли и несколько часов за ней следили.
— И куда же она шла и когда? — спросил Бюргер.
— Возражаю против этого вопроса как некомпетентного, неуместного и несущественного, — быстро сказал Мейсон.
— Мы свяжем это воедино, ваша честь, — пообещал Бюргер.
— Возражение отклоняется.
— Она шла в контору Перри Мейсона, — сказал свидетель.
— А потом? — спросил Бюргер, и присяжные тут же с напряженным интересом подались вперед.