— Сделайте выводы сами, — предложил я. — Там, в Лос-Анджелесе, никто не позавидует тому положению, в котором вы оказались. Бэксли заявляет, что вы изъяли у него сто тысяч баксов. Вы же утверждаете, что изъяли у него только пятьдесят тысяч. В итоге возник грандиозный скандал. Вы пытаетесь найти выход из создавшегося положения, для этого отправляетесь в Сан-Франциско и стремитесь навязать мне ложное обвинение, чтобы самому выйти сухим из воды.
— Ты намерен это сделать? — опасливо спросил Селлерс.
— Я сделаю это, если вы попытаетесь отправить меня в тюрьму, — пообещал я.
— Ах ты никудышний крысенок! Ничтожная тряпка! Да я разорву тебя пополам!
— Ничего у вас не получится, — заверил я его, — это — Сан-Франциско. Здесь и без нас хватает хлопот. У местной полиции нет никакого желания получить головную боль только потому, что вы в Лос-Анджелесе оказались в дерьме. А инспектор Хобарт занят тем, что пытается расследовать до конца дело об убийстве Даунера.
— И я полагаю, ты уверен, что можешь помочь мне разобраться с этим? — спросил Хобарт.
— Совершенно верно, — подтвердил я.
— Наглый сукин сын, — выругался Селлерс.
— Минуточку, сержант, — попросил я, — я не собираюсь нанести вам какой-либо вред, если, конечно, меня не вынудят сделать это. Я также не собираюсь помогать инспектору Хобарту, если мне не дадут возможность действовать так, как мне этого хочется. Вы хотели, чтобы я высказался. Я высказался, а теперь я требую адвоката.
Селлерс потянулся ко мне и влепил мне увесистую оплеуху ладонью правой руки по левой щеке, потом тыльной стороной ладони стукнул по правой щеке.
— Ах ты, никчемный…
— Прекрати, сержант! — голос Хобарта был жестким и угрожающим. В его голосе послышалось нечто такое, что сразу же заставило Селлерса заметно остыть.
— Полагаю, что нам следует переговорить наедине, сержант, — заявил Хобарт, — у меня появились кое-какие идеи.
— Не позволяй ему водить тебя за нос, — сердито предупредил Селлерс, — этот шельмец достаточно хитер. Я должен признать это.
— Если он в самом деле такой хитрый, то может причинить нам неприятности, — согласился Хобарт, — но в то же время его хитрость может нам пригодиться. Я кое-что придумал. Пойдем отсюда. Я хочу поговорить с тобой.
Повернувшись ко мне, он распорядился:
— Лэм, ты остаешься здесь. Сиди и не рыпайся.
Они вышли из комнаты.
Я оставался один минут пятнадцать. Затем в комнату вошел инспектор Хобарт. Он пододвинул стул к столу, открыл пачку сигарет, предложил мне одну, взяв себе другую, удобно расположился на стуле и глубоко затянулся. Затем он выпустил табачный дым изо рта, и когда заговорил, то его слова, казалось, были закутаны в аромат табачного дыма.
— Лэм, ты — лжец, — заявил он.
Я не ответил ему.
— То, что ты рассказал, чертовски искусное вранье, — продолжал Хобарт. — Ты смешал в одну кучу и правду и ложь. Я знаю, что все, сказанное тобой, является и враньем, и правдой, неким смешением логики с измышлением. Но я не знаю, что в твоем рассказе правде, а что ложь.
Я продолжал молчать.
— Досадно то, — заявил он, — что ты, должно быть, думаешь о полиции, как о сборище ужасных простофиль. Видишь ли, некоторые наши ребята могут вляпаться в настоящее дерьмо, пытаясь сделать ту самую работу, которую пытаешься сделать ты.
Я просто сидел и молчал.
Он посмотрел на меня, усмехнулся и заявил:
— И самое забавное в этом то, что мне абсолютно наплевать, что они попали в дерьмо.
На некоторое время в комнате воцарилась тишина. Затем Хобарт еще раз глубоко затянулся и произнес:
— Причина моего отношения к этому заключается в том, что я каким-то образом чувствую, что ты все время находишься на нашей стороне, но ты настолько скрытный человек, что не в состоянии довериться нам. Ты пытаешься сам разобраться во всем этом деле до того, как выбьют почву из-под твоих ног. Я считаю, что ты каким-то образом заполучил те пятьдесят тысяч баксов, но затем потерял их и теперь хочешь их вернуть.
Сержант Селлерс попал в переплет. Такое случается в работе полицейских. Он обязан выбраться из дерьма, приложив для этого все свои силы.
Мне почему-то думается, что ты подбросил ему поводок, ухватившись за который, он сможет кое-что вытянуть.
Лэм, я скажу тебе, что я собираюсь сделать с тобой… Я намерен разрешить тебе спокойно выйти из этой комнаты через ту дверь. Я собираюсь вручить тебе ключи от Сан-Франциско. Я намерен позволить тебе болтаться по городу так, как ты сам захочешь. Только запомни, что если ты где-то споткнешься и вляпаешься в дерьмо, то я при этом буду совершенно ни при чем. Я тебя знать не знаю и никогда в жизни тебя не видел. Тогда тобой займутся другие ребята. Я же буду дома в постели или буду смотреть телевизор, или буду еще чем-то заниматься. Ты все понял?
Я кивнул.
— Я должен до конца разобраться в деле убийства Даунера. Я дам тебе возможность действовать свободно и на свой страх и риск, поскольку я думаю, что, возможно, ты сможешь раскопать кое-какие улики в этом деле.
Я не знаю, какую ты затеял игру, но мне думается, что ее недостаточно, чтобы раскрыть убийство. Лично я полагаю, что ты погряз во всем этом деле гораздо глубже, чем мог себе позволить. Я также думаю, что ты озабочен тем, что тебя кто-то перехитрил, когда ты решил рискнуть с теми пятьюдесятью тысячами баксов.
И все же я скажу тебе одну вещь. У тебя в голове достаточно мозгов, чтобы создать трудности для Селлерса, если ты захочешь сделать это. У нас нет достаточных оснований, чтобы предъявить тебе обвинение в совершении убийства. Если мы попытаемся держать тебя за решеткой, а ты в ответ завопишь во всю глотку о бедняге Фрэнке Селлерсе и заявишь, что он использовал тебя в качестве козла отпущения, чтобы прикрыть самого себя, то тогда ты получишь здесь от местной прессы неплохую рекламу, так как Сан-Франциско — это не родной город Селлерса и местные газеты обожают обливать грязью Лос-Анджелес.
Только для твоего личного сведения: Селлерс отправился в аэропорт. Он полетит обратно в Лос-Анджелес. Советую тебе держаться подальше от аэропорта, пока не взлетит самолет Селлерса. Селлерс был вне себя. Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы заставить его выслушать меня. Ты понимаешь?
Я кивнул.
Инспектор Хобарт большим пальцем указал на дверь.
— Убирайся отсюда к черту, — приказал он, — но при этом запомни пару вещей. Во-первых, что мне предстоит до конца расследовать дело об убийстве; во-вторых, то, что ты — частный детектив, у которого полно своих неприятностей, и что этих неприятностей может стать больше. Если тебе удастся заполучить какие-нибудь улики, касающиеся расследуемого мною убийства, то я хочу знать об этом.
— Каким образом я смогу связаться с вами? — спросил я.
Хобарт вытащил из кармана визитную карточку, быстро написал на ней пару номеров и подтолкнул карточку по столу ко мне.
— По одному из этих номеров ты можешь дозвониться до меня в любой час дня и ночи, — объяснил он.
— В какой степени вам не терпится разобраться с этим убийством? — спросил я.
— В той же степени, что и любому нормальному человеку, для которого честь превыше всего, — пояснил он. — Мне так не терпится разобраться с этим, что я подставлю свою шею вместе с сержантом Селлерсом. Мне так чертовски не терпится разобраться с этим, что я решил дать тебе шанс, хотя мне очень хочется разложить тебя на своем колене и всыпать тебе как следует, чтобы ты понял, что в полиции совсем не такие чертовски глупые люди, как ты, кажется, считаешь. Надеюсь, я ответил на твой вопрос?
— Вполне, — заверил я его.
Я встал со стула и направился к двери.
— Одну минутку, Лэм, — остановил меня инспектор Хобарт, когда я уже было взялся за дверную ручку. — Как ты сейчас относишься к Селлерсу? Ты очень обиделся на него за те две пощечины.
Я посмотрел на него и ответил:
— Да.
— Это повлияет каким-то образом на твое сотрудничество со мной?
— Нет.
— Ты собираешься посчитаться с Селлерсом?
— Но не так, как он предполагает.
Хобарт ухмыльнулся.
— Давай, действуй. А сейчас убирайся отсюда ко всем чертям! — предложил он мне на прощание.
К квартире Эрнестин Гамильтон я подошел без четверти одиннадцать. Она, должно быть, ожидала меня у самой двери, поскольку только я нажал кнопку звонка, как дверь тут же распахнулась, и Эрнестин схватила меня в свои объятия.
— Дональд! — воскликнула она. — Я так рада… Я боялась, что ты больше не появишься.
— Меня неожиданно задержали, — объяснил я.
Ее глаза блестели от слез.
— Я так и думала, — заметила она, — в течение последнего часа я не переставала твердить себе это… видишь ли, я уж стала задумываться, а может быть, мне не судьба видеть тебя больше. Знаешь ли, вчера вечером я, должно быть, показалась тебе ужасной дурочкой. Я боялась, что вызвала у тебя отвращение и…
