Кроме того, были письма, и одно из них от Общества урбанизма, которое Ален знал наизусть и которое все еще заставляло его краснеть.
«Дорогой друг!
Я получил Ваши последние письма и телеграммы. Я не ответил на них сразу, потому что был в отпуске. Я прекрасно понимаю Ваши теперешние неприятности, но жалею, что не могу еще раз помочь Вам их преодолеть.
Что касается дела, о котором Вы мне напоминаете, то разрешите сказать Вам, что с тех пор прошло уже несколько лет, и смешно было бы снова вытаскивать его на свет Божий. Председатель нашего административного совета месье Б, решил даже передать в суд все, что могло иметь отношение к операциям, осуществленным предыдущим административным советом.
Надеюсь, что Вы найдете другие средства уладить Ваши неприятности, и прошу Вас верить, дорогой друг…»
Был ли это пинок в зад, о котором говорила Корина? Нанес ли его Эжену Малу автор этого письма?
— Есть люди, которые просто любят деньги, и есть другие: они любят деньги не ради них самих, — медленно продолжал Бург. — Эжен настолько мало любил их, что выбрасывал из окон и из дверей, отдавал первому встречному — иногда это было даже смешно. Спроси у Франсуа Фукре, спроси у дочери почтовой служащей, которую он посылал в Швейцарию в течение четырех лет…
Вспомнив, что говорила Корина, Ален чуть не спросил: «Она была его любовницей?»
Такая реплика здесь не подошла бы. На берегу реки, где трепетал маленький красный поплавок, те же слова, в устах Корины такие грязные и унизительные, становились чистыми.
— Можно найти сотню других, которые обязаны ему тем же, потому что он неспособен был отказать человеку в просьбе помочь ему, если это было в его возможностях. Он хотел, чтобы все были счастливы, кроме негодяев, подлецов…
Одним словом, других! Да, Ален начинал понимать, обводить этих «других» более точными контурами.
— Он больше не хотел быть бедным. Он не хотел вести растительное существование среди посредственных людей. Ведь он вышел из слишком низкой среды, а правда может быть в том, что, чем ниже ты начинаешь, тем выше обязан подняться. Во что бы то ни стало. Послушай, я думаю, что жизнь своего отца, хижину у края карьера и жареных ворон он предпочел бы существованию твоего брата Эдгара. Ему нужно было все или ничего именно потому, что он был Эжен Малу. Ему нужен был Малувиль и поставленная там в честь него статуя. Ему нужно было, чтобы за его столом сидели люди, которых обслуживал бы его метрдотель, которые никогда бы не подумали, что человек, равный им, мог быть сыном юродивой. Ему нужно было изо всех сил подниматься выше и выше. В конечном счете он делал усилие ради самого усилия. Вот почему я сказал тебе, что Эжен был человек. Даже если бы ему предсказали, что он закончит жизнь таким жалким образом, он старался бы не меньше, потому что для него это было необходимостью. Он был совсем один. Он верил только в себя и никогда не мог ни на кого опереться. Ни на кого. Он тащил на себе весь ваш дом. Каждый день нужно было добывать деньги для твоей матери, для сестры, для слуг. Эти деньги он добывал в течение долгих лет, он, этот маленький Малу, у которого даже не было метрики. Никто не давал ему денег даром, не правда ли? Деньги нелегко выходят из карманов, еще труднее из сейфов тех, у кого их много. Таким надо обещать еще больше. А Эжен умел обещать. Из нас двоих ему удавалось продать больше «Индийского чая», и я видел, как он продал шесть пачек старому священнику, болевшему геморроем, что не помешало Эжену всучить чай и его служанке, страдавшей сенной лихорадкой.
Улыбнулся ли Ален? Его лицо было спокойным. Он переменил позу, сел поудобнее. Как ребенок, которому рассказывают интересную историю, ему хотелось сказать: «Рассказывайте дальше!»
Они были очень далеко от всякого жилья, не в четырех стенах, как во время разговора с Кориной. Они были рядом с рекой и камышами, с огромными деревьями, которым зима придала более резкие очертания, а рядом прыгали птицы по замершим листьям, рыжеватым слоем покрывавшим землю.
— Я прочел проспект…
Бург повернулся к откосу за их спинами, где прятался Малувиль с его светлыми домами.
— Есть такие, которые смеялись и смеются до сих пор. Эжена считали шарлатаном. Однако же, держу пари, что через несколько лет Малувиль будет процветать. Конечно, один из сыновей графа д'Эстье будет в нем мэром или кто-нибудь другой из тех, кто сегодня требует распродажи. Потому что нужны такие, как твой отец, личности с широким кругозором, чтобы расшевелить этих людей. Они так дрожат за свои су, что, если им не пообещать в десять раз больше, они ни за что не станут рисковать. Я тоже не сразу понял это, но Эжен помог мне понять.
Видишь ли, нужны люди, как он, с неукротимой энергией, чтобы произошло что-то новое. Им некоторое время позволяют действовать, в случае надобности помогают. До того момента, пока не создается впечатление, что можно обойтись без них и не делиться с ними пирогом. Разве ты не спрашивал меня, честный ли человек был твой отец?
И он бросил еще один шарик земли с конопляным семенем возле своей удочки, на которую тут же клюнул голавль.
Некоторые слова остались у него в голове, словно подчеркнутые красными чернилами: «Твой отец всегда был одинок…»
Он один тащил на своих плечах весь дом. И это была правда. Он мог бы это засвидетельствовать. Он вспоминал, как в иные вечера его отец возвращался усталый, с голосом, охрипшим от бесконечных споров. Он видел вновь, как отец опускается в кресло.
И Ален внезапно понял, что в такие минуты Эжен Малу хотел бы, чтобы все они собирались вокруг него, любящие и предупредительные. Если бы, например, Корина встала на колени, чтобы снять с него башмаки и надеть ему домашние туфли?.. Если бы жена спросила, обняв его за плечи: «Ты не слишком устал?»
Алену было стыдно, стыдно за себя, за свою семью. Сам он, большей частью без причины, может быть, из застенчивости, может быть, из скромности или потому, что не думал об этом, потому что серьезно относился к своим занятиям, торопился запереться в своей комнате с книгой или с тетрадью.
Сколько раз отец следил за ним взглядом, когда он покидал его.
— Ты уже уходишь?
— Пойду делать уроки.
Поцелуй в лоб, довольно сухой, потому что с таким человеком, как Эжен Малу, никто не смел вести себя слишком фамильярно.
— Иди, сынок…
Корине нужны были деньги на развлечения. Их матери нужны были деньги для нее самой, для дома, для портного, для ее сестры Жанны, Бог знает еще для кого.
И Эжен вынимал свой пухлый бумажник и вытаскивал из него ассигнации. Он обещал:
— Завтра ты получишь остальные.
Потому что завтра тоже был день, тоже борьба, а пока случалось, что он засыпал в кресле, с полуоткрытым ртом, раздавленный усталостью.
Когда он просыпался в кресле перед тем, как перейти лечь в постель, возле него уже не было никого.
— Денег…
Они у них будут, надо, чтобы они у них были. Он должен был нести их, как курица яйца. Он должен был знать, куда за ними идти. Он должен был изыскать новый способ, чтобы они попали в его карман, а оттуда — в их карманы.
— Ты понимаешь, Ален?
И Жозеф Бург заботливо осведомился:
— А ты не простудишься?
Ни разу он не спросил Алена, что тот собирается делать. Однако же, наверное, он был в курсе происходящего. В Малувиле знали все. Он тоже, конечно, слышал об истории с Кориной.
— Кто-то приходил ко мне, справлялся о тебе. Бывший каторжник сказал это в конце разговора, перед тем как сложить свои удочки, когда солнце уже поднялось высоко.
— Ты, может быть, его не знаешь, но наверняка видел его. Это Рандон, счетовод.
— Я слышал, как отец говорил о нем.
— Рандон служил у него пятнадцать лет. У него фальшивые глаза и опущенные вниз усы. Можно подумать, что он косит, но это оттого, что он всегда поворачивается в профиль. Рандон — он меня знает и в курсе всего — пришел спросить, можно ли с тобой иметь дело. Он накопил денег. Ему здесь принадлежат два или три дома, и, вероятно, у него есть и другие дома, в городе. Хитрая бестия. Он был нужен твоему отцу, потому что лучше чем кто-либо знает кодекс, особенно то, что касается акционерных обществ. Среди бумаг, оставленных твоим отцом, есть такие, которые он очень хотел бы иметь. Он хотел бы в некотором роде продолжить дело отца, понимаешь? Если он возьмется за это, то, возможно, дело и пойдет. Он специально ездил в Париж, чтобы повидаться с твоей матерью, и она ему сказала, что зеленый чемодан у тебя. Он понимал, что иметь дело с молодыми людьми означает либо все, либо ничего, и так как он тебя немного знает, не слишком близко, то перед тем, как говорить с тобой, пришел справиться ко мне. Я подождал, пока он выложит то, что у него на уме.
Ты увидишь его, если захочешь. Он предлагает два варианта. Либо он покупает у тебя все бумаги, и я думаю, он даст за них хорошую цену, либо вы заключаете контракт и будете действовать вместе. Он возьмет на себя работу, а доходы вы будете делить с ним…
