Она ласково улыбнулась ему:
— Я так рада, что рассказала вам правду. И вы ничего не передадите моему мужу, ладно? Я знаю, что не передадите! Я так верю всем вам.
Она обвела их на прощанье умоляющим взглядом и быстро выскользнула из комнаты.
— Уф, — тяжело вздохнул полковник Джонсон. — Вероятно, так оно и было. Вполне правдоподобная история. А с другой стороны…
— …может, и не так, — закончил за него Сагден. — В этом-то и дело.
Лидия Ли стояла, глядя в окно, в дальнем конце гостиной. Она была наполовину скрыта тяжелой оконной занавесью. Скрип двери заставил ее, вздрогнув, повернуться, и она увидела Эркюля Пуаро.
— Вы испугали меня, мистер Пуаро, — сказала она.
— Извините, мадам. Я вошел неслышно.
— Я думала, это — Хорбери, — объяснила она.
— Да, — кивнул Пуаро, — он действительно ходит бесшумно, как кот… или как вор.
С минуту он помолчал, глядя на нее.
Сначала ее лицо ничего не выражало, но когда она заговорила, на нем проявилась неприязнь.
— Мне этот человек никогда не нравился. Я буду рада отделаться от него.
— По-моему, вы поступите очень разумно, мадам.
— Что вы хотите этим сказать? — спросила она. — Вам что-нибудь про него известно?
— Он занимается тем, что выведывает секреты, а потом обращает их себе на пользу, — объяснил Пуаро.
— По-вашему, ему что-то известно про убийство? — резко спросила она.
Пуаро пожал плечами:
— У него бесшумная поступь и длинные уши. Возможно, он что-то подслушал, но пока хранит это в тайне.
— Вы полагаете, что он предпримет попытку шантажировать кого-то из нас? — напрямик спросила Лидия.
— Не исключаю, — ответил Пуаро. — Но я пришел сюда вовсе не для этого.
— А зачем же?
— Я разговаривал с мистером Альфредом Ли, — медленно сказал Пуаро. — Он сделал мне предложение, и я хотел бы обсудить его с вами прежде, чем принять какое-то решение. Но меня так восхитила картина, представшая перед моими глазами, — очаровательный узор вашего свитера на темно-красном фоне этих занавесей, что я даже забыл, зачем пришел.
— По-моему, мистер Пуаро, нам не стоит тратить время на комплименты, — упрекнула его Лидия.
— Прошу прощения, мадам, но англичанки так редко разбираются в моде. О вас этого не скажешь. На вас вчера было очень эффектное платье, еще больше подчеркивающее ваше изящество.
— Зачем вы пожелали видеть меня? — нетерпеливо спросила Лидия.
— Вот зачем, мадам, — стал вдруг серьезным Пуаро. — Ваш муж обратился ко мне с крайне настойчивым предложением взять на себя расследование этого убийства. Он просит, чтобы я остался здесь в доме и сделал все, что в моих силах, чтобы докопаться до сути дела.
— Ну и что? — резко спросила Лидия.
— Я не могу принять предложения, пока оно не одобрено хозяйкой дома.
— Естественно, я одобряю предложение, сделанное моим мужем, — холодно отозвалась Лидия.
— Да, мадам, но мне требуется несколько большее, нежели просто подтверждение. Вы в самом деле хотите, чтобы я принял участие в расследовании?
— А почему бы и нет?
— Давайте будем говорить откровенно, мадам. Меня интересует только одно — вы хотите знать правду или нет?
— Конечно хочу.
Пуаро вздохнул.
— Неужели вам нечего сказать мне в ответ, кроме этих традиционных фраз?
— Я воспитана в определенных традициях, — отозвалась Лидия. Потом, прикусив губу, помолчала и наконец сказала: — Пожалуй, в самом деле лучше говорить откровенно. Конечно, я вас понимаю. Ситуация не из приятных. Мой свекор зверски убит, и если дознание не может вывести нас на наиболее подозреваемого человека — Хорбери, обвинив его в грабеже и убийстве, — а по-видимому, не может, — следовательно, приходится сделать вывод, что убийцей был кто-то из членов семьи.
Привлечь этого человека к судебной ответственности — значит опозорить и обесчестить всех нас… Если говорить честно, то мне бы этого не хотелось.
— Вы бы предпочли, чтобы убийца остался безнаказанным? — спросил Пуаро.
— Я думаю, что на свете таких немало.
— Совершенно верно.
— И что же насчет остальных членов семьи? Тех, кто ни в чем не виновен? — спросил Пуаро.
— А что насчет них? — удивилась Лидия.
— Неужели вы не понимаете, что, если убийца но будет обнаружен, тень подозрения ляжет на каждого из них?
— Об этом я не подумала… — неуверенно отозвалась она.
— Никто никогда не узнает, кто убийца… — сказал Пуаро. И тихо добавил: — А может, вы уже знаете, мадам?
— Вы не имеете права так говорить! — воскликнула она. — Это неправда! Был бы это посторонний, а не член семьи…
— Вполне возможно, и то и другое, — сказал Пуаро.
Она уставилась на него:
— Что вы хотите этим сказать?
— Это может быть одновременно и член семьи, и посторонний… Вы не понимаете, о чем я говорю? Ну, хорошо, пусть это лишь мысль, которая возникла в голове Эркюля Пуаро. — Он посмотрел на нее. — Так что же, мадам, мне ответить мистеру Ли?
Лидия подняла руки и вдруг беспомощно уронила их.
— Конечно, вы должны принять его предложение, — сказала она.
Пилар стояла посередине музыкальной комнаты. Опа стояла совершенно прямо, а глаза ее бегали из стороны в сторону, словно у зверька, почуявшего нападение.
— Мне бы хотелось уехать отсюда, — сказала она.
— Не вы одна испытываете такое чувство, — отозвался Стивен Фарр. — Только нас отсюда не выпустят, моя дорогая.
— Кто не выпустит? Полиция?
— Да.
— Плохо иметь дело с полицией, — серьезно заявила Пилар. — Это неприлично для порядочных людей.
— Вы имеете в виду себя? — чуть улыбнулся Стивен.
— Нет, — ответила Пилар, — я говорю про Альфреда и Лидию, про Дэвида, Джорджа, Хильду, да и, пожалуй, Магдалину.
Стивен закурил сигарету, глубоко затянулся, а потом спросил:
— А почему вы делаете исключения?
— О чем вы?
— Почему вы не включили в этот перечень Гарри? — спросил он.
Пилар рассмеялась. У нее были очень ровные белые зубы.
— Гарри совсем другой! По-моему, он хорошо знает, что такое полиция.
— Может, вы и правы. Он, пожалуй, слишком колоритная фигура, чтобы вписаться в эту семью. — И продолжал: — Вам нравятся ваши английские родственники, Пилар?
— Они добрые… Они все очень добрые, — неуверенно ответила Пилар. — Но мало смеются. Они какие-то невеселые.
— В доме ведь только что произошло убийство, моя дорогая!
— Д-да, — неуверенно согласилась Пилар.
— Убийство, — поучительным тоном сказал Стивен, — это происходит отнюдь не каждый день, как вы в силу своей беззаботности полагаете. В Англии относятся к этому гораздо серьезнее, чем в Испании.
— Вы надо мной смеетесь… — обиделась Пилар.
— Никак нет, — ответил Стивен. — Мне совсем не до смеха.
— Потому что вы тоже хотите уехать отсюда? — посмотрев на него, спросила Пилар.
— Да.
— А большой симпатичный полицейский вас не отпустит?
— Я его не спрашивал. По если бы и спросил, не сомневаюсь, что отказал бы. Мне следует, Пилар, держать ухо востро и быть очень, очень осторожным.
— Это утомительно, — кивнула Пилар.
— Это даже больше чем утомительно, моя дорогая. По дому разгуливает этот ненормальный бельгиец. Не знаю, будет ли от него толк, но мне он действует на нервы.
Пилар нахмурилась.
— Мой дед был очень, очень богатым, верно?
— Вполне возможно.
— И кому теперь перейдут его деньги? Альфреду и другим?
— Это зависит от того, что написано в завещании.
— Может, он и мне оставил что-нибудь, — мечтательно заметила Пилар. — Боюсь только, он этого не сделал.
— Не беспокойтесь, — утешил ее Стивен. — В конце концов, вы такой же член семьи, как и они. Здесь ваш дом. Они вас не выгонят.
— Да, это мой дом, — вздохнула Пилар. — Все это очень забавно. И в то же время не очень.
— Да уж, забавного тут, насколько я понимаю, довольно мало.
Пилар снова вздохнула.
— Как вы думаете, можно завести граммофон и потанцевать? — спросила она.
— Думаю, что нет, — неуверенно ответил Стивен. — Не забудьте, бессердечная испанка, что в доме траур.
Пилар широко распахнула глаза.
— Но мне почему-то вовсе не грустно, — возразила она. — Это оттого, наверное, что я плохо знала деда, и хотя мне нравилось с ним разговаривать, это вовсе не значит, что я должна лить слезы и печалиться по поводу его смерти. А притворяться я не хочу.
— Вы просто чудо!
Пилар предприняла еще одну попытку уговорить его:
— Мы можем засунуть в граммофон чулки и перчатки, и тогда он будет играть тихо, и нас никто не услышит.
— Так и быть, согласен, искусительница.
