– Мне не хочется обижать вас, но я не уверена, хочу ли стать вашей женой, и поэтому, наверное, мне следует сказать – нет…
Он перебил ее:
– Подождите. У вас есть время подумать, думайте, сколько хотите. Но я уверен, мы будем счастливы вместе.
– Понимаете, – Линнет говорила жалобно, по-детски, как бы оправдываясь, – мне так хорошо живется, особенно здесь, – она махнула рукой.
– Мне хотелось, чтобы Вудхолл стал таким, каким мне представлялся идеальный помещичий дом. И, по-моему, получилось отлично. Правда?
– Разумеется, прекрасно. Все на самом высшем уровне. Вы так талантливы, Линнет.
Он помолчал, а затем заговорил снова:
– Но ведь Чарлтонбери вам тоже нравится, не правда ли? Разумеется, его надо подновить и подчистить, но ведь вы любите и умеете заниматься этим. Вы полюбите Чарлтонбери.
– Конечно, Чарлтонбери – имение выдающееся. Она говорила с заученным воодушевлением, но вдруг что-то укололо ее. Появилось какое-то смутное беспокойство, нарушающее радостную безмятежность. В данный момент она не задержалась на нем, но позднее, когда Уиндлешэм ушел, она задумалась и постаралась определить причину беспокойства.
Чарлтонбери – конечно, ей был неприятен разговор о нем. Но почему? Чарлтонбери – поместье знаменитое. Предки Уиндлешэма владели им с Елизаветинских времен. Стать хозяйкой Чарлтонбери – значило занять в обществе положение недосягаемое. А сам Уиндлешэм был одним из самых блистательных женихов Англии.
Естественно, он не мог принять Вудхолл всерьез… Вудхолл не идет ни в какое сравнение с Чарлтонбери.
Да, но Вуд принадлежит ей! Она разыскала, выбрала его, купила, потратила столько сил, денег. Это было ее собственное владение – ее королевство.
Если же она выйдет замуж за Уиндлешэма, Вуд станет ненужным. Зачем им два загородных имения? И конечно, пожертвовать придется Вудхоллом – тогда она, Линнет Риджуэй, перестанет существовать. Она станет графиней Уиндлешэм, придачей Чарлтонбери и его хозяина. Она станет супругой короля, но сама уже не будет королевой.
«Какие глупости», – сказала себе Линнет.
За окном послышался шум подъезжающей машины.
Линнет неторопливо тряхнула головой. Приехала Джекки со своим женихом. Линнет пошла им навстречу.
– Линнет!
– Джекки бросилась к ней.
– Это Симон.
Симон, это Линнет. Она самое удивительное существо в мире.
Линнет увидела высокого широкоплечего парня, синеглазого, со светлыми, коротко подстриженными волосами, у него был квадратный подбородок и обаятельная мальчишеская улыбка. Она протянула ему руку. Его ладонь была твердой и теплой. Ей понравилось наивное, восторженное восхищение, с которым он смотрел на нее. Джекки сказала ему, что она удивительная, и он без сомнения согласился с Джекки. Сладкое теплое возбуждение охватило Линнет.
– Как вам здесь нравится? Не правда ли, мило? Входите же, Симон. Разрешите мне приветствовать моего нового управляющего.
И, повернувшись, чтобы провести их в дом, подумала: «Мне хорошо, мне очень-очень хорошо. Мне нравится жених Джекки, мне он очень нравится».
И вдруг что-то сжалось внутри: счастливая Джекки.
Тим Аллертон потянулся в шезлонге и зевнул, глядя на море. Он искоса поглядывал на свою мать.
Миссис Аллертон была миловидная женщина лет пятидесяти с белоснежными седыми волосами. Всегда, обращаясь к сыну, она строго сжимала губы и тем надеялась скрыть свою бесконечную любовь к нему. Но даже людей совсем посторонних ей не удавалось обмануть, не говоря о самом Тиме.
– Что у тебя на уме, Тим? – спросила миссис Аллертон настороженно; ее яркие темно-карие глаза с тревогой смотрели на сына.
Тим улыбнулся ей.
– Я думал о Египте.
– О Египте?
– В ее голосе звучало беспокойство.
– Там тепло, там ленивые золотые пески. Нил. Я хотел бы проехать вверх по Нилу, а ты?
– Конечно, я бы тоже хотела.
– Она говорила сухо. Но Египет – это дорого, мой милый. Это не для тех, кому приходится подсчитывать каждое пенни.
Тим засмеялся. Он встал, выпрямился. И вдруг оживился, подтянулся, в голосе зазвучало волнение.
– Я беру расходы на себя. Да, матушка. Я играл на бирже и весьма удачно. Мне сообщили сегодня утром.
Сегодня утром, – его мать резко вскинула голову, – но ты получил только одно письмо от…
– Она не договорила и закусила губу.
Тим раздумывал – рассердиться или превратить все в шутку. На этот раз внутренний спор решился в пользу шутки.
– И письмо это от Джоанны, – холодно закончил он ее фразу.
– Совершенно верно, мама. Ты же у нас королева детектива! Сам великий Эркюль Пуаро, будь он поблизости, склонил бы перед тобой голову.
Миссис Аллертон смутилась.
– Я случайно взглянула на конверт и поняла…
И поняла, что письмо не от биржевого маклера? Совершенно верно, говоря точнее, я получил от них известие вчера. У бедной Джоанны такой характерный почерк – буквы расползаются по конверту, как пауки.
Миссис Аллертон подумала: «Почти все свои письма он мне показывает, а письма от Джоанны всегда прячет». Но она подавила эти мысли и решила вести себя, как подобает леди.
– Джоанна довольна жизнью? – спросила она.
– Да, кажется, не очень. Она собирается открыть магазин деликатесов в Мейфеар.
– Всегда жалуется, что нет денег, а сама без конца разъезжает по всему свету, да и каждое ее платье стоит кучу денег. Она так роскошно одевается, – говорила миссис Аллертон раздраженно.
– Что ж, может быть, она просто не платит за свои наряды. Я хочу сказать, она не оплачивает счета.
Его мать вздохнула.
– Тим, – сказала мать и виновато добавила, – я обещала миссис Линч, что ты сходишь с ней в полицию. Она ни слова не понимает по-испански.
Тим поморщился.
– Опять об этом кольце? Кроваво-красный рубин, надетый на лошадиное копыто миссис Линч? Неужели она все еще утверждает, что кольцо украли? Я пойду, конечно, если ты так хочешь, но это пустая трата времени. Только втянет в неприятности какую-нибудь несчастную горничную. Я сам видел кольцо в нее на пальце, когда она входила в море. Оно соскользнуло в воду незаметно.
– А она уверена, что сняла и оставила кольцо на туалетном столике.
– Так она ошибается. Я же сам видел Женщины так глупы. Да и какая умная женщина станет купаться в декабре? Толстым женщинам следует запретить появляться в купальных костюмах, от созерцания этого зрелища портится зрение.
– Наверное, мне тоже не следует больше купаться, – пробормотала миссис Аллертон.
Тим засмеялся.
– Тебе-то почему? Ты дашь сто очков вперед любой молодой особе.
Миссис Аллертон вздохнула.
– Жаль, что здесь так мало молодежи.
Тим решительно покачал головой.
– А я об этом ничуть не жалею. Меня вполне устраивает твое общество, и никто посторонний не требуется.
– Тебе, наверное, хотелось бы, чтобы здесь была Джоанна.
– Отнюдь, – сказал он неожиданно резко, – ты ошибаешься. Джоанна забавляет меня, но она мне не симпатична и при частом общении действует мне на нервы. Я счастлив, что ее здесь нет. Я ничуть бы не опечалился, если бы мне больше никогда не довелось увидеть Джоанну.
На лестнице мисс Робсон встретилась высокая энергичная женщина, которая несла чашку с дымящейся желтоватой жидкостью.
– Значит, мисс Бауэрс, вы скоро отправляетесь в Египет?
– Да, мисс Робсон.
– Ах, какое приятное путешествие!
– Что ж, я думаю, это интересная поездка.
– А вы уже бывали за границей?
– О да, мисс Робсон, я ездила с мисс Ван Скулер в Париж прошлой осенью. Но в Египте я еще не бывала.
Мисс Робсон помолчала, прежде чем задать следующий вопрос.
– Надеюсь, на этот раз обойдется без осложнений? – она понизила голос и оглянулась.
Однако мисс Бауэрс отвечала спокойно, своим обычным тоном:
– Конечно, мисс Робсон. Я слежу за ней очень внимательно. Я хорошо изучила ее повадки.
Но мисс Робсон не успокоилась и, спускаясь по лестнице, еще раз неуверенно оглянулась вслед мисс Бауэрс.
Мистер Эндрью Пеннингтон сидел за столом в своей загородной конторе и просматривал свою личную корреспонденцию. Неожиданно рука его сжалась в кулак и тяжело опустилась на стол. Лицо стало багровым, и на лбу вздулись вены. Он нажал кнопку, и тотчас же появилась изящная стенографистка.
– Попросите мистера Рокфорда немедленно зайти ко мне.
Через несколько минут компаньон Пеннингтона Стрендэйл Рокфорд вошел в кабинет. Они были похожи друг на друга – высокие, крупные, с чисто выбритыми лицами и сединами в волосах.
– Что случилось, Пеннингтон?
– Линнет вышла замуж…
– Что?
– Именно то, что я сказал. Линнет вышла замуж.
– Когда? Как? Почему мы ничего не знали?
– Когда она писала это письмо, она еще не была замужем, но в данный момент это уже свершилось. Утром четвертого. Значит, сегодня.
