— Но фантазия, которая могла осуществиться, — сказала Керри-Луиза.
— Да, возможно, и могла бы. Однако Льюис Серроколд использовал для достижения своей цели преступные средства, и Кристиан Гулбрандсен это обнаружил. Он был очень расстроен, прежде всего тем, что значило бы разоблачение Льюиса для вас, Керри-Луиза.
— Вот почему он спросил меня, здоровое ли у меня сердце, — сказала Керри-Луиза. — А я тогда и не поняла.
— Когда Льюис Серроколд приехал из Ливерпуля, Кристиан вышел ему навстречу, в сад, и сказал, что обнаружил его махинации. Льюис, кажется, принял это спокойно. Оба они согласились, что надо, насколько возможно, щадить вас. Кристиан сказал, что напишет мне и попросит приехать сюда, как одного из попечителей, чтобы обсудить положение.
— Льюис Серроколд, — сказала мисс Марпл, — разумеется, предвидел такую возможность и заранее себя подстраховал. Он привез сюда молодого человека, который сыграл бы роль Эдгара Лоусона. Существовал, конечно, и настоящий Эдгар Лоусон, на случай если полиция захочет ознакомиться с его документами. Этот подставной Эдгар знал, что ему надо делать: изображать шизофрению, манию преследования, а когда это потребуется, создать Льюису Серроколду безупречное алиби. Следующий шаг также был тщательно продуман. Льюис дал понять, что тебя, Керри-Луиза, кто-то пытается отравить. Для этого ему достаточно было сказать, будто ему сообщил об этом Кристиан. И дописать несколько строк к письму, пока он ждал прихода полиции. Добавить мышьяк в лекарство было легко, а для тебя это было совершенно безопасно — в любом случае он не дал бы тебе его выпить… Для убедительности он добавил еще один штрих — конфеты. Он вложил в коробку несколько отравленных — перед тем как отдать их инспектору Карри.
— Алекс об этом догадался, — сказала Керри-Луиза.
— Да, поэтому он и собирал обрезки твоих ногтей. Анализ показал бы, давали ли тебе мышьяк…
— Бедный Алекс… Бедный Эрни…
Все смолкли, думая о Кристиане Гулбрандсене, об Алексе Рестарике, о несчастном мальчугане Эрни и о том, как быстро убийство деформирует человеческую душу.
— И все же, — сказал епископ, — Льюис сильно рисковал, когда взял в сообщники Эдгара, даже если имел над ним какую-то власть.
Керри-Луиза покачала головой.
— Нет, не то чтобы он имел над ним власть. Эдгар был предан Льюису.
— Как Леонард Уайли своему отцу, — сказала мисс Марпл. — Мне даже казалось…
Она деликатно не стала продолжать.
— Значит, ты заметила между ними сходство? — спросила Керри-Луиза.
— А ты знала?
— Догадывалась. Я знала, что у Льюиса, до того как он встретил меня, было кратковременное увлечение одной актрисой. Он сам рассказал мне об этом. Связь не была серьезной, она была авантюристкой и его не любила. Но я не сомневаюсь, что Эдгар — сын Льюиса…
— Да, — сказала мисс Марпл. — Тогда все объясняется…
— И он отдал жизнь за своего сына, — сказала Керри-Луиза. — Она умоляюще взглянула на епископа. — Ведь вы знаете это.
Снова наступило молчание, а потом Керри-Луиза сказала:
— Хорошо, что все кончилось именно так… Он отдал жизнь, стараясь спасти своего сына… Люди, которые могут быть очень хорошими, способны быть и очень плохими. Я всегда знала, что это относилось и к Льюису… А ведь он очень любил меня. А я любила его.
— Ты когда-нибудь прежде.., подозревала его? — спросила мисс Марпл.
— Нет, — сказала Керри-Луиза. — Меня озадачила история с мышьяком. Я знала, что Льюис не мог бы меня отравить, а между тем в письме Кристиана определенно говорилось, что меня пытаются отравить. И тогда я решила, что все мои представления о людях были неверными…
— Но когда Алекса и Эрни нашли мертвыми, — спросила мисс Марпл, — ты все-таки заподозрила что-то?
— Да, — сказала Керри-Луиза. — Потому что никто, кроме Льюиса, на это не решился бы. И я стала бояться его следующего шага…
Она поежилась как от озноба.
— Я восхищалась Льюисом. Меня восхищало — как бы лучше сказать — то, что было в нем хорошего. Но я вижу, что хороший человек обязательно должен быть смиренным.
Доктор Голбрейт ласково сказал:
— Вот этим, Керри-Луиза, я всегда восхищался в вас — вашим смирением.
Прелестные голубые глаза раскрылись широко и удивленно.
— Но у меня-то никаких талантов, и вообще не такая уж я хорошая. Я способна только восхищаться хорошими качествами в других.
— Милая Керри-Луиза, — сказала мисс Марпл.
— Думаю, что бабушке будет хорошо с тетей Милдред, — сказала Джина. — Тетя Милдред стала гораздо симпатичнее, не такая чудаковатая, если понятно, что я имею в виду.
— Я поняла, что ты имеешь в виду, милочка, — сказала мисс Марпл.
— А мы с Уолли недели через две возвращаемся в Штаты.
Джина искоса взглянула на своего мужа.
— Там я забуду и Стоунигейтс, и Италию, и свои девические годы и сделаюсь стопроцентной американкой. Нашего сына будут до старости называть Младший. Уолли, могу ли я сказать лучше, чем сказала?
— Конечно, не можешь, Кэт[11], — сказала мисс Марпл. Уолли снисходительно улыбнулся старой даме, путавшей имена и мягко поправил ее:
— Она Джина, а не Кэт.
Но Джина рассмеялась.
— Она знает, что говорит. Тебя, вот увидишь, сейчас назовет Петруччио.
— Просто я считаю, — сказала мисс Марпл, обращаясь к Уолтеру, — что вы поступили очень мудро, дорогой мальчик.
— Она считает, что ты для меня самый подходящий муж, — сказала Джина.
Мисс Марпл переводила взгляд с одного на другого. Как приятно, думала она, видеть любящих друг друга молодых людей. А Уолтер Хадд из угрюмого молодого человека преобразился в добродушного улыбчивого великана…
— Вы оба напоминаете мне…
Джина ринулась к мисс Марпл и зажала ей рот рукой.
— Нет, милая! — воскликнула она. — Не продолжайте! Мне подозрительны эти параллели с вашими деревенскими соседями. В них всегда таится какая-нибудь шпилька. Ведь вы такая насмешница!
Ее глаза затуманились.
— Я часто думаю о вас, о тете Рут и о бабушке, о том, как вы когда-то в молодости дружили… И очень хотела бы знать, какими вы тогда были, но как-то не могу себе это представить.
— Еще бы! — сказала мисс Марпл. — Ведь все это было так давно…
Сибарит — изнеженный человек, склонный к роскоши и удовольствиям (по названию древнего города Сибарис в Южной Италии).
Каноник — в Англиканской церкви старший священник кафедрального собора.
Ковент-Гарден — Королевский оперный театр в Лондоне.
Духов день — Воскресенье Святого Духа, традиционный церковный праздник, приходящийся на седьмое воскресенье после Пасхи.
Ипохондрия — психическое расстройство, выражающееся в чрезмерной мнительности в отношении собственного здоровья, в подавленном настроении, в беспокойстве по поводу своих якобы очень тяжелых болезней.
…не видит зла, не слышит зла и не говорит зла. — Здесь обыгрывается известная восточная притча о трех обезьянах: у одной закрыты глаза, у другой уши, у третьей рот.
Рафия — пальмовое дерево с большей листьями, родиной которого является остров Мадагаскар. Из волокон, получаемых из листьев рафии, плетут корзины, шляпы и др.
Неврит — воспаление нервного ствола, проявляющееся болью, снижением или утратой чувствительности, а также частичным параличом.
Не применяли третью степень… — Имеется в виду «допрос третьей степени» — на полицейском жаргоне это означает допрос с применением психологического или физического воздействия.
…ты больше похожа на Одилию. — Имеется в виду балет «Лебединое озеро» П.И.Чайковского (1840—1893). Одетта — принцесса, заколдованная злым волшебником и превращенная в лебедя, Одилия — соперница Одетты, дочь колдуна, которую он сделал двойником Одетты.
Кэт (сокр, от Катарина) и ниже Петруччио — персонажи комедии Шекспира «Укрощение строптивой» (1593—1594).
