Перри Мейсон медленно поднялся со своего места и заявил:
– Ваша честь, я возражаю против упоминания того, что имело место за год до совершения преступления, также возражаю против попытки обвинения предвосхитить линию нашей защиты и настаиваю, чтобы присяжным указали не принимать к сведению его утверждения.
– Заявления обвинителя должным образом обоснованы, – возразил Бергер, – так как доказывают наличие у обвиняемого тяги к убийству уже тогда, год назад, как и то, что он знал об этом и не предпринял никаких попыток излечиться от своих опасных привычек, которые проявлялись у него в состоянии лунатизма. Что же касается линии защиты, то я сужу о ней по тому, как задавались вопросы присяжным.
Судья Маркхэм стукнул молоточком и сказал:
– В задачу обвинения не входит предвосхищать линию защиты. Что до того, можно ли использовать в качестве доказательства события, предшествующие преступлению и отделенные от него периодом времени в двенадцать месяцев, то это можно определить только в ходе дальнейшего судебного разбирательства. Между тем протест защиты принимается, суд укажет, что эта часть вступительного слова окружного прокурора не должна приниматься присяжными во внимание. До сведения присяжных также доводится, что вступительное слово, которое делает окружной прокурор, просто очерчивает то, что он собирается доказать, и необходимо, чтобы ввести присяжных в курс дела. Заявления, сделанные окружным прокурором, не могут рассматриваться как доказательства. Продолжайте, господин окружной прокурор.
– Мы намерены доказать, – продолжил Гамильтон Бергер, – что, согласно показаниям племянницы обвиняемого, она за два дня до совершения преступления нашла то же самое оружие, которым затем было совершено убийство, под подушкой на кровати обвиняемого. Основываясь на этих доказательствах, джентльмены, а также и других, которые, возможно, будут представлены вам в ходе судебного разбирательства, обвинение будет просить вас о вынесении приговора об убийстве первой степени.
Гамильтон Бюргер сел. Судья Маркхэм спросил Мейсона:
– Желаете ли вы сделать вступительное слово от лица защиты?
– Я подожду более подходящего случая, – ответил Мейсон.
– Хорошо, обвинение может вызвать своего первого свидетеля.
– Чтобы доказать состав преступления, я приглашаю Фрэнка Б. Мэддокса, – объявил Бергер.
Мэддокс вышел вперед и был приведен к присяге.
– Ваше имя Фрэнк Б. Мэддокс и вы проживаете в Чикаго?
– Да.
– Вы находились в доме обвиняемого в ночь с тринадцатого на четырнадцатое?
– Да, находился.
– Вы знали, приходится ли Ф.Л. Риз родственником обвиняемому?
– Он был его сводным братом.
– Как долго вы находились в доме обвиняемого?
– Я прибыл туда десятого числа.
– Утром четырнадцатого у вас была возможность видеть мистера Ф.Л. Риза?
– Да, я его видел.
– Где он был?
– У себя в спальне.
– Живой или мертвый?
– Он был мертв, лежал на спине в своей кровати, с натянутым до подбородка легким одеялом. На одеяле был разрез там, где нож вонзили сквозь постельное белье в тело мистера Риза. Одеяло было пропитано кровью, и мистер Риз был мертв.
– Я позже вновь вызову этого свидетеля, – заявил Гамильтон Бергер, – для дальнейших вопросов, но в настоящее время я просто доказываю наличие состава преступления и прошу разрешения временно отпустить свидетеля.
– Хорошо, – согласился судья Маркхэм.
– Желаете приступить к перекрестному допросу? – осведомился Бергер.
– Да, – ответил Мейсон. – По вашим словам, вы были в доме вечером тринадцатого, мистер Мэддокс?
– Да.
– И утром четырнадцатого?
– Да.
– В какое время вы впервые покинули дом четырнадцатого утром?
– Это так существенно? – спросил, нахмурившись, Бергер.
– Думаю, что да.
– А я так не думаю. Возражаю против этого вопроса на том основании, что он не по существу и не соответствует принятой процедуре перекрестного допроса.
Судья Маркхэм смешался на момент.
– Хорошо, – согласился Перри Мейсон. – Я поставлю вопрос по-другому. Когда вы впервые покинули дом утром четырнадцатого до того, как было обнаружено тело убитого?
– Этот вопрос вполне соответствует процедуре перекрестного допроса, – определил судья Маркхэм. – Свидетель, отвечайте.
– Я не покидал дом вообще, – ответил Мэддокс.
Мейсон поднял брови.
– Разве вы не выходили из дома около трех часов утра? – спросил он.
– Нет, не выходил.
– В какое время вы удалились к себе в комнату вечером тринадцатого?
– Приблизительно около половины десятого, насколько я могу припомнить.
– Вы сразу легли спать, как только пришли к себе?
– Нет, мой адвокат мистер Дункан пришел ко мне в комнату вместе со мной. У нас состоялось продолжительное совещание.
– В какое время вы встали утром четырнадцатого? – спросил Мейсон.
– Я был разбужен вами и доктором Келтоном, когда вы вторглись ко мне в комнату, пытаясь выяснить, кто был убит…
– Вынужден заявить, что эта часть ответа содержит выводы свидетеля, – прервал его Мейсон.
– Протест принимается, – согласился судья, – присяжные не должны принимать во внимание последнюю часть заявления свидетеля.
– В какое время это было?
– Думаю, около восьми утра.
– Вы тем самым объясняете присяжным, что постоянно находились в доме, начиная с того времени, как удалились к себе в комнату вечером тринадцатого, до восьми утра четырнадцатого.
– Да, сэр, именно так!
– Разве вы не ходили на почтамт на станции «Пасифик-Грейхаунд» примерно в три часа утра, чтобы заказать междугородный разговор с миссис Дорис Салли Кент в Санта-Барбаре?
Мэддокс плотно сжал губы и отрицательно покачал головой.
– Вы должны отвечать на вопросы четко и внятно, – предупредил его полицейский.
– Вполне определенно, нет, – ответил Мэддокс, стараясь говорить отчетливо.
– Значит, не ходили? – притворно удивился Мейсон. – А где вы находились хотя бы приблизительно в три часа утра четырнадцатого?
– В это время я спал.
– Разве у вас, – допытывался адвокат, – не было совещания с мистером Дунканом, вашим поверенным, около трех утра четырнадцатого числа?
– Нет, сэр, точно нет!
– Или в любое другое время между полуночью тринадцатого и пятью часами утра четырнадцатого.
– Нет, не было ничего подобного.
Мейсон произнес:
– У меня все.
Гамильтон Бергер вызвал чертежника, который представил поэтажный план резиденции Кента. План был принят в качестве доказательства со стороны обвинения без возражений. Коронер определил время, когда было совершено убийство: в интервале между половиной третьего и половиной четвертого. Детектив сержант Голкомб сказал на свидетельской трибуне, что признает в разделочном ноже с лезвием, ржавым от пятен крови, тот самый нож, который был найден на кровати Кента под подушкой. Перри Мейсон, отпустивший предыдущих свидетелей без вопросов, спросил сержанта Голкомба:
– Что произошло с наволочкой и простынями с этой кровати?
– Я не знаю.
– Вы не знаете?
– Ну, мне сказали, что экономка отдала их в прачечную.
– Так она не сохранила их?
– Нет.
– Почему вы не оставили их как доказательства?
– Потому что думал, в этом не будет необходимости.
– Так это правда, что ни на подушке, ни на простыне не было пятен крови?
– Думаю, что не так. Они вроде бы были, но я не могу припомнить.
Мейсон спросил язвительно:
– Если бы на них оказались пятна крови, думаю, вы непременно сочли бы постельное белье важным доказательством и представили бы суду, не так ли?
– Возражаю, так как вопрос носит предположительный характер, – взорвался Бергер.
– Я его задал просто для того, чтобы добиться от свидетеля определенного ответа, – возразил Мейсон. – Он же показал, что не знает, были ли пятна крови, вернее, не помнит.
– Пусть свидетель ответит на вопрос, – решил судья Маркхэм.
– Не знаю, – признался сержант Голкомб и добавил: – Это вам бы следовало знать, мистер Мейсон. Ведь именно вы обнаружили разделочный нож.
В зале суда послышались смешки. Перри Мейсон ответил:
– Да, я знаю. И вы спрашиваете меня, что бы я вам на это ответил, сержант?
Судья Маркхэм опустил молоточек.
– Довольно! – приказал он. – Свидетелю надо задавать вопросы конкретно и по существу. Впредь не должно быть никаких перебранок между адвокатом и свидетелем.
– Выходит, – продолжил Мейсон, повышая голос, – раз на наволочке и на простыне не было пятен крови, и, возможно, поэтому, увидев в постельном белье доказательство, которое ослабит позицию обвинения, вы прямиком отправили их в прачечную, когда единолично производили осмотр помещения, не дав тем самым защите ни единого шанса представить белье суду. Разве я не прав?
С ревом Бергер вскочил на ноги, и из него посыпались возражения:
