– Выходит, – продолжил Мейсон, повышая голос, – раз на наволочке и на простыне не было пятен крови, и, возможно, поэтому, увидев в постельном белье доказательство, которое ослабит позицию обвинения, вы прямиком отправили их в прачечную, когда единолично производили осмотр помещения, не дав тем самым защите ни единого шанса представить белье суду. Разве я не прав?
С ревом Бергер вскочил на ноги, и из него посыпались возражения:
– Спорно, не по существу, лишено основания, не соответствует процедуре перекрестного допроса, попытка повлиять на присяжных, оскорбительная по сути.
Мейсон в ответ просто улыбался.
– Свидетель может ответить на вопрос, – распорядился судья Маркхэм, – ведь до сих пор мы не услышали четкого ответа – почему постельное белье отправили в прачечную?
– Я не в курсе, – ответил сержант Голкомб. – Постельным бельем я не занимался.
– Но вы дали понять экономке, что в комнате не мешало бы убраться?
– Возможно, что и так.
– И заправить постель тоже?
– Может быть.
– Тогда, – провозгласил Мейсон, бросая торжествующий взгляд на присяжных, – у меня все!
– Вызываю Джона Дункана, – возвестил Блэйн, когда Бергер сел на свое место, предоставив своему помощнику ненадолго взять инициативу в свои руки.
Дункан помпезно выкатился вперед и был приведен к присяге.
– Ваше имя?
– Джон Дункан.
– Вы адвокат из Иллинойса и вы знаете обвиняемого Питера Кента?
– Да, совершенно верно.
– Вы находились, как я полагаю, в его доме тринадцатого и утром четырнадцатого числа этого месяца?
– Это верно. Я участвовал в деловом совещании с мистером Мейсоном, его адвокатом. На совещании также присутствовали Эллен Уорингтон, секретарша мистера Кента, и мой клиент, Фрэнк Б. Мэддокс. Насколько помнится, там находился также некий доктор Келтон.
– В какое время вы покинули совещание?
– Около одиннадцати часов. У меня был разговор с моим клиентом в его спальне после того, как совещание с этими джентльменами решено было отложить.
– Видели ли вы мистера Кента позже этим вечером и ночью?
– Я видел его ранним утром четырнадцатого.
– В какое время?
– Ровно в три часа утра.
– Где вы видели его?
– В патио, возле дома.
– Можете указать на схеме, вот на этой, под номером один, точное место, где вы видели обвиняемого в названное вами время?
Дункан указал точку на плане.
– А где на этой схеме обозначена ваша спальня?
Дункан указал.
– А из вашей спальни вы могли отчетливо разглядеть обвиняемого?
– Да, мог, сэр.
– Когда вы в первый раз заметили его?
– Я проснулся оттого, что какая-то тень упала мне на лицо. Затем я увидел, как кто-то движется по крыше портика. Я вскочил, взглянул на часы, чтобы узнать, который час, и подошел к окну. Я увидел Питера Кента, обвиняемого, одетого только в ночную рубашку, когда он пересекал патио. В руке у него был нож. Он подошел к кофейному столику, несколько мгновений помедлил, затем пересек патио и скрылся через дверь на другой стороне.
– Под «дверью на другой стороне» вы подразумеваете то место, которое я сейчас указываю на схеме; в спецификации оно обозначено: «Дверь на северной стороне патио».
– Да, именно эту дверь я имел в виду.
– А где, хотя бы приблизительно, находился этот кофейный столик?
Дункан сделал мелком отметку на схеме.
– Вы сказали, что взглянули на часы?
– Совершенно верно!
– И который был час?
– Три часа утра.
– Вы включили свет, чтобы видеть время?
– Нет, не включал. Часы были со светящимся циферблатом, и я мог видеть положение стрелок.
– Вы взглянули на часы до или после того, как заметили человека на патио?
– Как до, так и после. Я посмотрел на часы сразу же, как сел на кровати, и затем взглянул на них, когда вернулся в постель, после того как обвиняемый пересек патио и скрылся через эту дверь.
– Что вы сделали затем?
– Я был весьма заинтригован, надел халат, открыл дверь, оглядел коридор, никого не заметил и затем, решив, раз я нахожусь в доме, где ко мне относятся враждебно, то лучше не совать нос в чужие дела. Я лег в кровать и продолжил прерванный сон.
– Я считаю, если высокий суд позволит, – заметил Мейсон, – что следует вычеркнуть из ответа свидетеля утверждение, что он «находится в доме, где к нему относятся враждебно». Этот вывод свидетеля, попытка повлиять на присяжных, не имеет никакого отношения к заданному свидетелю вопросу и в дополнение ко всему прочему является его домыслом.
– Эту часть показаний свидетеля можно вычеркнуть, – согласился судья Маркхэм.
Блэйн обернулся к Перри Мейсону:
– Вам еще не предложили подвергнуть свидетеля перекрестному допросу, мистер Мейсон? Возможно, вы еще захотите спросить у него, почему он решил возобновить прерванный сон?
Судья Маркхэм нахмурился и сказал Блэйну:
– Призываю вас к порядку!
– Да, – непринужденно ответил Мейсон, – я спрошу его именно об этом. Мистер Дункан, как так получилось, что вы смогли вернуться в кровать и даже заснуть после того, как вашим глазам представилась такая необычайная картина?
Дункан подался вперед, явно рассчитывая произвести впечатление.
– Потому что устал, – был его ответ. – Я же слушал ваши разглагольствования целый вечер.
Зал суда взорвался от смеха. Судебный пристав стукнул молоточком. Судья Маркхэм выждал, пока восстановится порядок, затем обратился к свидетелю:
– Мистер Дункан, вы адвокат. Вас не надо учить тому, как следует вести себя свидетелю. Вы должны воздерживаться от попыток вызвать смех или от того, чтобы сопровождать свои ответы комментариями, о которых вас не просят. Вам также не пристало переходить на личности, отвечая на вопросы защиты!
Дункан смутился и мрачно согласился:
– Да, ваша честь!
– Если высокий суд позволит, – заметил Мейсон, – я вполне готов удовольствоваться ответом в том виде, как его изложил свидетель. Я не прошу вычеркнуть какую-либо часть. Я бы хотел подвергнуть свидетеля перекрестному допросу на предмет его заявления.
– Очень хорошо, – ответил судья Маркхэм, – можете задавать свидетелю вопросы по поводу его заявления столько, сколько сочтете нужным.
Мейсон поднялся со своего места, пристально, почти в упор, глядя на Дункана:
– Итак, вы настолько устали от моих речей, что оказались в состоянии лечь и заснуть. Так я вас понял?
– Именно так.
– Вы беседовали со своим клиентом еще час или около того, когда вы оба покинули совещание.
– Да.
– Мои разглагольствования не утомили вас до такой степени, чтобы отказаться от обсуждения некоторых аспектов дальнейшей стратегии со своим клиентом?
– Я действительно разговаривал с ним.
– И легли спать около одиннадцати часов?
– Да.
– Однако после четырех часов сна усыпляющий эффект моих речей был еще настолько велик, что устрашающее видение мужчины в ночной рубашке и с ножом в руке, выискивающего жертву в лунном свете, не сказалось на вашем желании спать, так?
– Я проснулся. Затем осмотрел коридор, – возразил Дункан.
Мейсон не отступал:
– И опять отправились спать?
– Опять отправился спать.
– Спустя несколько минут?
– Да, спустя несколько минут!
– И вы показали под присягой, что смогли уснуть только из-за изнуряющего эффекта моих разглагольствований?
– Вам известно, что я имел в виду.
– Единственное, что я понял из того, что вы имеете в виду, мистер Дункан, – это то, что ничего не понял. И присяжные, как мне кажется, тоже. Теперь, перед лицом суда, давайте будем откровенными. Во время нашего совещания я говорил всего несколько минут, в отличие от вас, разве не так?
– Я не засекал время.
– По большей части мои разглагольствования заключались в единственном слове «нет». Согласны с этим?
– Не думаю, что следует вдаваться в подобные детали.
– Но раз вы заявили, что мои речи настолько вымотали вас, что вам не составило никакого труда вернуться в кровать и заснуть, выходит, что вы исказили факты, или я ошибаюсь?
– Я отправился спать, и это все!
– Именно так, мистер Дункан, и подлинная причина, что вы отправились досыпать, – это то, что вы не видели ничего, вызывающего тревогу.
– Любой человек, разгуливающий по ночам с разделочным ножом в руках, у меня лично всегда вызывает тревогу, – огрызнулся Дункан. – Не знаю, как у вас.
– И у меня тоже, – ответил Мейсон. – И если бы вы действительно увидели разделочный нож в руке этой персоны, которая на ваших глазах разгуливала в три часа утра четырнадцатого числа по патио, вы бы достаточно испугались, чтобы известить полицию или поднять на ноги весь дом?
– Не понимаю вашего вопроса. Я увидел человека, увидел нож и снова отправился спать.
– Тогда я задам вопрос по-другому, – предложил Мейсон. – Разве это не факт, что вы отчетливо не видели, что в руке у него был именно нож?
