Пуаро покачал головой.
– Мы можем спросить, – настаивал Саттерсвейт. – Возможно, одной из сиделок…
– Спрашивайте, – согласился Пуаро, но в его голосе не слышалось особой надежды.
Мистер Саттерсвейт повернулся к старшей сестре, которая тотчас же послала за двумя сиделками – дневной и ночной, – которые ухаживали за миссис де Рашбриджер, но ни одна из них не смогла сообщить ничего нового. Миссис де Рашбриджер ни разу не упоминала о смерти сэра Бартоломью, и они ничего не знали о телеграмме.
По просьбе Пуаро их проводили в палату покойной. Там они застали суперинтендента Кроссфилда, и мистер Саттерсвейт представил его Пуаро.
Потом они подошли к кровати и посмотрели на умершую. Это была женщина лет сорока, с темными волосами и бледным лицом, все еще искаженным судорогой.
– Бедняжка… – тихо произнес мистер Саттерсвейт и бросил взгляд на Эркюля Пуаро. Странное выражение лица маленького бельгийца заставило его поежиться и заключить: – Кто-то знал, что она собиралась заговорить, и убил ее.
– Да, это так, – кивнул Пуаро.
– Ее убили, чтобы не дать ей сообщить нам то, что она знала.
– Или то, чего она не знала… Но не будем тратить время. У нас много дел. Больше смертей быть не должно. Нам нужно об этом позаботиться.
– Это соответствует вашей версии насчет личности убийцы? – полюбопытствовал мистер Саттерсвейт.
– Да, вполне. Но убийца оказался опаснее, чем я думал. Мы должны соблюдать осторожность.
Суперинтендент Кроссфилд вышел из палаты вместе с ними и узнал от них о телеграмме. Ее отправили из почтового отделения Мелфорта. Молодая леди, принимавшая телеграмму, сказала, что ее передал мальчик. Она запомнила это, так как ее заинтересовало упоминание о смерти сэра Бартоломью.
После ленча в компании суперинтендента и отправления телеграммы сэру Чарлзу расследование продолжилось.
К шести вечера удалось разыскать мальчика, который принес на почту телеграмму. По его словам, ему передал ее плохо одетый мужчина, который сказал, что телеграмму дала ему «чокнутая леди» из «дома в парке». Она завернула в нее две полукроны и бросила в окно. Мужчина боялся впутаться в какое-то темное дело, и почта была ему не по пути, поэтому он дал мальчику одну полукрону и сказал, чтобы сдачу тот оставил себе.
Полиция начала разыскивать мужчину, а Пуаро и мистер Саттерсвейт отправились назад в Лондон.
Они прибыли в город около полуночи. Эгг вернулась к матери, но сэр Чарлз встретил их, и трое мужчин обсудили ситуацию.
– Послушайте меня, mon ami[62], – обратился к сэру Чарлзу Пуаро. – Это дело могут раскрыть только маленькие серые клеточки мозга. Ехать через всю Англию в надежде услышать от этой женщины то, что мы хотим знать, было любительской и абсурдной затеей. Правду можно увидеть только изнутри.
Лицо Картрайта выражало скептицизм.
– Тогда что вы намерены делать?
– Думать. Прошу у вас на это ровно сутки.
Сэр Чарлз улыбнулся и покачал головой.
– Это поможет вам узнать то, что хотела рассказать та женщина?
– Надеюсь.
– Что-то не верится. В любом случае, мсье Пуаро, действуйте по своему усмотрению. Если вы можете раскрыть эту тайну, то мне она не по зубам. Признаю себя побежденным. К тому же у меня есть другие занятия.
Если он ожидал вопроса, то был разочарован. Правда, мистер Саттерсвейт слегка встрепенулся, но Пуаро оставался погруженным в свои мысли.
– Ну, мне пора идти, – сообщил актер. – Да, совсем забыл… Меня беспокоит мисс Уиллс.
– Почему?
– Она уехала.
Пуаро уставился на него:
– Уехала? Куда?
– Никто не знает… Получив вашу телеграмму, я задумался. Как я уже говорил вам, я чувствовал уверенность, что эта женщина что-то скрывает, и решил попробовать в последний раз вытянуть это из нее. Я поехал к ней в Тутинг – прибыл туда около половины десятого, – но мне сообщили, что она утром уехала, сказав, что проведет день в Лондоне. Вечером прислуга получила от нее телеграмму, в которой мисс Уиллс сообщила, что сегодня не вернется, и просила не беспокоиться.
– А прислуга беспокоилась?
– Очевидно. Понимаете, она не взяла никакого багажа.
– Странно, – пробормотал Пуаро.
– В самом деле. Похоже на то… Не знаю, но мне не по себе.
– Я предупреждал ее и всех остальных, – напомнил Пуаро. – Я говорил им, что хранить молчание опасно.
– Да-да. Вы думаете, она тоже…
– У меня есть кое-какие идеи, но в данный момент я предпочитаю их не обсуждать.
– Сначала дворецкий Эллис, потом мисс Уиллс… Где Эллис? Просто невероятно, что полиция до сих пор не смогла разыскать его.
– Они не искали его тело в нужном месте, – заметил Пуаро.
– Значит, вы согласны с Эгг? Вы думаете, что он мертв?
– Эллиса больше никогда не увидят живым.
– Господи! – воскликнул сэр Чарлз. – Это какой-то кошмар! Все кажется абсолютно непостижимым!
– Напротив. Все вполне разумно и логично.
Сэр Чарлз уставился на него:
– И это говорите вы?
– Разумеется. Дело в том, что у меня методичный ум.
– Я вас не понимаю.
Мистер Саттерсвейт с любопытством смотрел на маленького детектива.
– А какой же ум у меня? – осведомился сэр Чарлз слегка обиженным тоном.
– У вас ум актера, сэр Чарлз, – творческий, оригинальный, видящий все в драматическом свете. У мистера Саттерсвейта ум театрального зрителя – он наблюдает за персонажами и чувствует атмосферу. А у меня прозаичный ум. Я вижу только факты без всяких театральных атрибутов и огней рампы.
– Значит, мы должны все предоставить вам?
– Да. Всего лишь на сутки.
– Тогда желаю удачи. Доброй ночи.
Когда они вышли, сэр Чарлз сказал мистеру Саттерсвейту:
– Этот тип слишком много о себе думает.
Мистер Саттерсвейт улыбнулся. Как он и предвидел, его друг был недоволен тем, что ему пришлось уступить главную роль.
– Что вы имели в виду, сэр Чарлз, сказав, что у вас есть другие занятия? – поинтересовался он.
На лице сэра Чарлза появилось глуповатое выражение, которое мистер Саттерсвейт не раз видел, посещая свадебные церемонии на Ганновер-сквер.
– Ну… Эгг и я… мы… э-э…
– Рад это слышать, – улыбнулся мистер Саттерсвейт. – Примите мои поздравления.
– Конечно, я слишком стар для нее.
– Она так не думает – а ей виднее.
– Очень любезно с вашей стороны, Саттерсвейт. Знаете, я вбил себе в голову, что она влюблена в молодого Мэндерса.
– Интересно, что заставило вас так думать? – с простодушным видом осведомился мистер Саттерсвейт.
– Ну, как бы то ни было, – твердо заявил сэр Чарлз, – я оказался не прав.
Пуаро не позволили думать все двадцать четыре часа, которые он потребовал.
Утром, в двадцать минут двенадцатого, к нему без всякого предупреждения явилась Эгг. К своему удивлению, она застала великого детектива сооружающим карточные домики. Ее лицо выразило столь живейшее презрение, что Пуаро пришлось оправдываться:
– Я вовсе не впал в детство, мадемуазель. Просто я давно обнаружил, что карточные домики стимулируют умственную деятельность. Это моя старая привычка. Сегодня утром я первым делом вышел и купил колоду карт. К сожалению, я ошибся, и карты оказались ненастоящими. Но для домиков это неважно.
Эгг более внимательно посмотрела на настольное сооружение и рассмеялась:
– Господи, вам продали «Счастливые семейства»!
– Что такое «Счастливые семейства»?
– Детская игра.
– Ну, для постройки домиков сойдет и она.
Эгг взяла со стола несколько карт и стала их разглядывать.
– Вот это мистер Бан, сын булочника, – он всегда мне нравился. А это миссис Маг – жена молочника. О боже, да ведь это я!
– Почему вы думаете, что на этой забавной картинке изображены вы, мадемуазель?
– Из-за имени.
При виде ошеломленного лица Пуаро Эгг засмеялась и начала объяснять.
– Так вот что сэр Чарлз имел в виду прошлой ночью, – произнес Пуаро, когда она умолкла. – Маг… ах да, на сленге это означает нечто вроде дурака. Естественно, такую фамилию лучше сменить. Едва ли вы бы захотели стать леди Маг, а?
Эгг засмеялась снова.
– Ну, пожелайте мне счастья, – попросила она.
– Я желаю вам не краткого счастья юности, а счастья долгого, которое построено на скале.
– Я передам Чарлзу, что вы назвали его скалой, – улыбнулась Эгг. – А к вам я пришла, потому что меня беспокоит газетная вырезка, которая выпала из бумажника Оливера и которую подобрала мисс Уиллс. Мне кажется, либо Оливер солгал, говоря, что не помнит про вырезку, либо ее никогда там не было. Он уронил другой клочок бумаги, а эта женщина быстро подменила его на вырезку с заметкой о никотине.
– Зачем ей это делать, мадемуазель?
– Она хотела избавиться от вырезки и подсунула ее Оливеру.
– Вы имеете в виду, что она убийца?
– Да.
– Каков же ее мотив?
– Меня бесполезно об этом спрашивать. Могу лишь предположить, что у нее не все дома. Умные люди часто оказываются сумасшедшими. Другой причины я найти не в состоянии.
