– Уж если кто из нас и говорит вздор, так это вы, мистер Вульф! – Я был расстроен, ибо только что провел минут тридцать с целой делегацией, нагрянувшей из Национальной ассоциации промышленников. – Почему вы порвали всякие отношения с ассоциацией еще до того, как решили ждать, валяясь в постели и изображая психа? Предположим, убийца – один из руководителей ассоциации и вам известно, кто он, – кстати, в этом уверены абсолютно все, но пока вовсе не уверен я, и вы должны дать мне соответствующие доказательства. Все равно это не причина, чтобы возвращать аванс. Никто не может обвинить вас в том, что вы, вопреки обыкновению, взяли себе в клиенты убийцу; вы же сами говорили, что в данном случае вашим клиентом является не какой-то индивидуум, а организация. Так почему же вы вернули деньги? Предположим, что история с исчезнувшим валиком – это не очередной ваш трюк ради выигрыша времени и валик действительно существует. Но ведь может случиться так, что его не найдут. Как же тогда? Вы что, намереваетесь лежать в постели всю жизнь?
– Валик будет найден, – кротко ответил Вульф. – Он не уничтожен, он существует и потому будет найден.
Я с подозрением взглянул на Вульфа, пожал плечами и вышел. Разговаривать с ним, когда он напускает на себя кротость, дело совершенно никчемное. Я спустился в кабинет, сел и скорчил свирепую гримасу диктофону фирмы «Стенофон», стоявшему в углу. Мы платили за его прокат по доллару в день – вот что главным образом заставляло меня верить Вульфу.
Впрочем, не только это, поскольку Биль Гоур и еще двадцать молодцов из агентства Бэскома действительно разыскивали валик. Вульф поручил мне просматривать поступающие от них рапорты, и, должен сказать, они прямо-таки обогащали сыскную науку. Биль Гоур с коллегой опрашивали не только приятелей, но и случайных знакомых Фиби Гантер, и все это влетало нам в копеечку. Но у меня из головы упорно не выходила мысль о Соле Пензере. Неважно, какой спектакль и по какой программе мы разыгрывали – Сол Пензер всегда выступал в нем в качестве звезды, а сейчас среди двадцати молодцов его не было. Мне дозволили только узнать, что никакие валики его не интересуют. Он звонил каждые два часа – не знаю откуда. По категорическому указанию Вульфа я тут же переключал его на параллельный аппарат, установленный у кровати шефа. За это время Сол побывал у нас дважды: утром в четверг и в пятницу во второй половине дня, причем в обоих случаях минут по пятнадцать оставался наедине с Вульфом.
Одна из особенностей поставленного нами спектакля состояла в том, что я не должен был отказывать ни одному посетителю, если он мог объяснить свой визит более или менее убедительно. Это создавало впечатление, что все мы, обитатели дома Вульфа, сохраняем полное спокойствие, хотя и переживаем обрушившееся на нас горе. Особенно доставалось мне от газетчиков и фараонов, но самыми надоедливыми оказались, конечно, деятели из Национальной ассоциации промышленников.
В течение долгих лет совместной работы с Вульфом мне довелось видеть в его кабинете немало расстроенных, подавленных или обезумевших от горя людей, но хуже этой банды я никого не видел. Да и я допустил ошибку. По простоте душевной я обещал им, что, как только у Вульфа наступит хотя бы временное просветление и разрешит врач, я тут же извещу об этом Эрскина. Мне следовало предвидеть, что теперь они не только будут день и ночь висеть на нашем телефоне, но и в одиночку, парами и по трое врываться к нам и торчать в кабинете, ожидая, когда наступит это просветление.
Для предупреждения полицейского налета Вульф поручил мне заблаговременно принять необходимые меры. Именно поэтому в четверг я позвонил в секретариат начальника полиции в восемь тридцать утра. Час спустя нам позвонил сам Хомберт. Разговор протекал почти слово в слово так, как я и предвидел. В результате не прошло и получаса, как у нас появился лейтенант Роуклифф в сопровождении угрюмого детектива, и я пригласил их в кабинет.
Роуклифф трижды внимательно прочел заключение доктора Волмера – я в конце концов не выдержал и предложил снять копию, пусть изучает на досуге сколько хочет! Роуклифф вел себя сдержанно, видел, что метать громы и молнии бесполезно. Он даже пытался доказать, что Вульфу никак не повредит, если он на цыпочках войдет в его спальню и бросит сочувственный взгляд на страдальца. Я объяснил, что горю желанием удовлетворить его просьбу, но, увы, не имею права – доктор Волмер никогда бы не простил мне этого. Роуклифф ответил, что прекрасно понимает мое положение, но почему бы мне самому не расколоться и не сообщить кое-что? Я не могу расколоться по той простой причине, возразил я, что абсолютно ничего не знаю. Роуклифф, разумеется, мне не поверил, но если бы даже он арестовал меня и начал убеждать в полиции, как обычно, с помощью дубинки, то все равно ничего бы не добился. Он хорошо это знал, хотя и относился ко мне неприязненно.
Вскоре Роуклифф уехал, а сопровождавший его детектив принялся разгуливать по тротуару перед нашим домом. С этого момента и до конца расследования у нас перед дверью постоянно торчал часовой.
Гром ударил в субботу; произошло то, чего я опасался с самого начала всей этой комедии и чего, кстати говоря, не исключал и Волмер. После звонка Роуклиффа я вбежал в спальню Вульфа и крикнул:
– Ну, паяц, наконец-то удача! Вам предстоит участвовать в настоящем спектакле! Знаменитый невропатолог Грин прибудет к вам сегодня без пятнадцати шесть. – Я сердито посмотрел на Вульфа и добавил: – Если вы и с ним намерены разыграть ту же комедию, что и с Волмером, я без шестнадцати шесть подам в отставку.
– Так-так, – отозвался Вульф, откладывая книгу. – Вот чего мы все время боялись. – Он положил книгу на одеяло обложкой вверх. – Но почему именно сегодня? Почему, черт возьми, ты согласился на такое время?
– Потому что не было иного выхода. Роуклифф настаивал, чтобы Грин приехал к нам сейчас же. Я еле отбился, сказал, что при осмотре обязательно должен присутствовать ваш врач, а он может прийти не раньше девяти часов. Роуклифф категорически заявил, что Грин явится не позже шести, и больше не захотел говорить. Я выколотил пять часов отсрочки, и вы еще недовольны!
– Перестань кричать на меня! – проворчал Вульф, опуская голову на подушки. – Пойди вниз, мне надо подумать.
– Вы что, хотите сказать, что до сих пор не думали о возможности такого визита и не знаете, как выйти из положения? Но я же с самого четверга твердил, что нам не миновать этого!
– Арчи! Убирайся! Я не могу думать, когда ты стоишь рядом и кричишь.
– Хорошо, я пойду в кабинет и буду ждать, пока вы что-нибудь придумаете.
В тот день в течение двух часов – с двенадцати тридцати до двух тридцати – я находился в самом гнусном настроении, в какое только может впасть человек. Смутно припоминаю, что Вульф завтракал дважды, хотя Фриц отрицает это из вежливости. По его словам, Вульф позавтракал совершенно нормально. Фрицу все показалось обычным, за исключением разве того, что Вульф, слишком погруженный в свои мысли, не похвалил его омлет.
Свой месячный запас самых энергичных выражений я израсходовал за эти два часа вовсе не потому, что видел в перспективе только нашу позорную капитуляцию. В конце концов, это очень неприятно, но еще не трагедия. Меня бесила мысль о самом трюке, который, как я понимал с самого начала, мог придумать только маньяк. Регулярно просматривая все донесения Биля Гоура и людей Бэскома, я считал, что хорошо знаю состояние дел на каждом участке расследования, за исключением участка Сола Пензера. Но что бы там ни делал Сол, это не могло ни объяснить, ни тем более оправдать дурацкую комедию с сумасшествием.
Сол позвонил, как обычно, в два часа, и у меня возникло сильнейшее желание наброситься на него с расспросами, но я понимал, что это бесполезно, и переключил его на спальню Вульфа. Однако из всех соблазнов, которым я когда-либо успешно противостоял, этот был самым мучительным. Меня непреодолимо тянуло подслушать, о чем они говорят. Но я положил трубку и отошел от телефона.
Послонявшись некоторое время по дому, я направился было в кухню, но, проходя мимо лестницы, услышал какой-то шум. И что же я увидел, как вы думаете? По лестнице спускался Вульф, облаченный всего лишь в пижаму. От удивления глаза у меня полезли на лоб, ибо вверх и вниз он перемещался только в лифте. Но я был удивлен не только этим.
– Как вам удалось выйти из спальни? – наскочил я на него.
– Фриц дал мне ключ, – ответил Вульф. – Скажи ему и Теодору, пусть сейчас же придут ко мне в кабинет.
За долгие годы нашей совместной работы я никогда еще не видел Вульфа за дверью спальни в подобном виде, из чего заключил, что происходит нечто из ряда вон выходящее.
