Он смотрел на ночной город через грязное окно комнаты в отеле. Огоньки нервно плясали внизу.
Улыбнувшись, он повернулся, пересек мрачную комнатушку, погладил терпеливо ожидавшую пишущую машинку и направился к двери.
Выключив свет, он вышел и запер дверь за собой.
* * *
Энн Дру и Том Арчер посмотрели пьесу в Гринвич-Виллидж, поехали домой на метро и вскоре после полуночи оказались в Йорк-Сквере. Быстро поцеловавшись у мемориальной доски с именем Натаниэла Йорка-младшего, где они однажды едва не поссорились, Энн и Том услышали отдаленный звук плача.
Они озадаченно глянули друг на друга в темноте, после чего поспешили в сторону непонятного звука.
Пройдя полдороги вокруг Йорк-Сквера, они очутились перед домом Персивала и обнаружили на его ступеньках источник звука, плачущий и раскачивающийся туда-сюда.
Энн побежала к лестнице, Том ринулся за ней, собираясь крикнуть какое-то предупреждение, но прежде чем девушка шагнула на ступеньку, а Арчер произнес хоть слово, нечто высокое и темное выступило из еще более глубокой темноты и резко произнесло:
— Стоять на месте! — после чего добавило более мягко: — А, мисс Дру, мистер Арчер! Добрый вечер.
— Господи! — воскликнула Энн. — Я вас даже не заметила!
— Инспектор Квин знает преимущества чернокожего детектива, дежурящего темной ночью, — любезно объяснил детектив Зилгитт.
Энн улыбнулась. Ее глаза привыкли к темноте, и теперь она увидела белозубую улыбку негра-детектива.
— Это… мистер Йорк? — спросила она.
— Он самый.
— Но он плачет!
— Он плачет уже почти час.
— А вы не можете что-нибудь для него сделать?
— Я всего лишь охранник, — сухо пояснил Зилли. — Держать его за руку — не мое дело.
Энн собралась с духом и присела рядом с плачущим Персивалом. Детектив взял у нее сумочку, и Арчер краем глаза увидел, как он ловко взвешивает ее в руках, проверяет на ощупь содержимое.
— Пусть ее подержит мистер Арчер, — вежливо предложил Зилгитт, передавая сумочку Тому.
— Прошу прощения, но это ваша обязанность, — заметил Арчер.
— Правильно, — согласился детектив, придвигаясь ближе к Энн и плачущему мужчине.
— Персивал! — Энн легонько встряхнула его за плечо. — Это я, Энн.
— Не хочу, чтобы вы видели меня в… таком состоянии, — захныкал Персивал.
— Послушай! — Подойдя сзади, Арчер поставил Энн на ноги. — Оставь его в покое. Ты что, никогда раньше не видела пьяную истерику?
Девушка опустила руки.
— Он не пьян, Том! Разве ты не понимаешь, что у него неприятности? — Она снова присела, а Арчер, чувствуя себя дураком, шагнул назад. — Персивал!
— Не хочу, чтобы вы видели меня в таком состоянии, — упрямо бубнил Персивал.
— В чем дело? Что не так?
Подняв носовой платок, который уронил Персивал, Энн протянула его ему, и он покорно вытер лицо.
— Энни… я имею в виду, мисс…
— Энн, — закончила за него девушка.
Том Арчер, отвернувшись, плюнул.
— Пожалуйста, не беспокойтесь обо мне.
— Мы можем что-нибудь для вас сделать?
— Ни вы, ни кто другой ничего не может. Я хотел бы никогда не слышать ни об этом месте, ни о деньгах.
— Вы не обязаны оставаться здесь.
— Конечно не обязан. Но по-вашему, у меня хватит духу сбежать от одиннадцати миллионов долларов? — Персивал сердито хлопнул носовым платком по лицу. — А торчать здесь мне уже не хватает сил. У меня нет никого и ничего!
— У вас будут одиннадцать миллионов, — заметил Том Арчер.
— А чего они стоят сами по себе? — Персивал шумно засопел. — Вот я смотрю на вас двоих. Что вы имеете? Друг друга, интересную работу и людей, которые вас любят. А вы знаете кого-нибудь, кто любил бы меня? Таких людей нет и не было, хотя я дожил до сорока шести лет!
— Они были бы, если бы вы этого захотели, — горячо заявила Энн.
Персивал покачал головой.
— Я так и не научился заводить друзей. Знаете, Энн, — тихо продолжил он, — я в самом деле не хочу, чтобы вы смотрели на меня, когда я так выгляжу. Все эти события что-то со мной сделали. Вы не поверите, но я перестал пить, избавился от… — Персивал не договорил и усмехнулся. — С чего нужно начинать, если хочешь стать таким же человеком, как и все, и не знаешь как?
Присев на корточки рядом с Энн, Том Арчер посмотрел в лицо Персивалю.
— Вы говорите искренне?
— Конечно, Том! — воскликнула Энн. — Послушайте, Персивал… мистер Йорк! Я знаю по крайней мере трех людей, которые в состоянии вам помочь. Том, я…
— А кто третий? — В голосе Персивала недоверие смешивалось с робкой надеждой.
— Вы сами.
Арчер поднялся.
— Перс, приходите завтра к девяти утра в дом Роберта. Я уже очумел от этих марок, и мы с Энн завалены работой. Вы могли бы нам помочь. Придете?
Последний из Йорков с удивлением уставился на молодые лица собеседников.
— Конечно! — воскликнул он.
* * *
А самым трудным из всего, что предстояло сделать Эллери, было убедить отца прекратить слежку за Джоном Хенри Уолтом после освобождения его из тюрьмы. Самым трудным из всего, что предстояло инспектору, — убедить начальство согласиться с принимаемыми им мерами. Но словно по какому-то волшебству, оба в своих действиях преуспели.
— Они изучают мои рапорты, — ворчал инспектор, — хотя им следовало бы изучить мою голову. Я окончательно сбил их с толку, и они даже не сознают, что я позволяю бродить на свободе убийце, которого следовало отправить на скамью подсудимых.
— Все идет как надо, — настаивал Эллери. — Теперь, когда у нас есть неопровержимые доказательства, что Уолт — всего лишь орудие мистера Игрека — почему он не мог назвать себя Икс? — который подсказывает ему каждый ход, само собой разумеется, что Игрек непосредственно наблюдает за Уолтом. Узнав, что мы выпустили Уолта, Игрек в полном праве заподозрить ловушку — предположить, что мы следим за Уолтом круглые сутки. Мы не можем себе позволить спугнуть Игрека — напротив, нам следует подтолкнуть его к действиям. Поэтому никакой слежки за Уолтом, и, возможно, Игрек решит, что мы в самом деле отпустили Уолта, убедившись в его невиновности. В конце концов, Игрек не знает, что мы нашли его письма у Уолта. Кстати, скоросшиватель по-прежнему на месте?
— Вчера после полудня Джонсон все проверил, пока Уолт смешивал цемент, чтобы укрепить расшатавшуюся плиту за домом Эмили. Никаких изменений.
— Ты опасаешься, что Игрек разгадал нашу игру?
— Я же сказал — в тайнике ничего не изменилось.
— Тогда будем надеяться, что затея удастся. Как бы то ни было, мы должны воспользоваться этим шансом.
Инспектор налил себе кофе.
— Я знаю, что ты беспокоишься, — проговорил Эллери и продолжил, несмотря на протестующий возглас отца: — Но согласись, что во всей этой путанице было бы меньше смысла, если бы в качестве следующей жертвы не намечался Персивал. А так как мы держим Персивала под контролем, то волноваться особенно не о чем.
— Быть может, мы его держим под слишком сильным контролем? — Инспектор вынул изо рта тост с вареньем и посмотрел в потолок. — Господи, прости!
— Аминь! — закончил Эллери. — Дай-ка мне еще один тост.
— Возможно, поэтому Игрек и не наносит удара.
— Очевидно, до сих пор Персивал вел чересчур непредсказуемую жизнь — то он здесь, то там, то где-то пьянствует всю ночь. Игрек ведь изучает привычки жертвы и действует соответственно, а у Персивала не было постоянных привычек. Но теперь он внезапно изменился…
— Мои ребята никак к этому не приспособятся, — усмехнулся инспектор.
— Очевидно, в гнилой оболочке таился другой Персивал, ждавший случая проявить себя.
— Кто знает…
— И новый Персивал должен побудить Игрека сделать ход!
Они жевали и потягивали кофе, и каждый был поглощен своими мыслями. Эллери думал о девушке, которая была настолько хороша, что не нуждалась в спасении (только почему ее собаку назвали Гоблин?), и о дрянном человеке, собиравшемся вскоре стать богатым, как Крёз,[51] внутри которого, оказывается, жил обыкновенный и вполне достойный парень, жаждущий появиться на свет. Старый джентльмен вспоминал озорные глаза мисс Салливан.
— Кто знает, — повторил инспектор. — Но мои сторожевые псы говорят…
— Знаю, — вздохнул Эллери. — Они говорят, что его надолго не хватит.
Инспектор пожал плечами.
— Трудно сказать, — промолвил Эллери. — Персивал принадлежит к людям, которые доходят до крайности и в плохом, и в хорошем.
— Согласно рапортам, он в течение этой недели трудился над коллекцией марок с такой аккуратностью, что покойный Роберт рядом с ним выглядел бы неряхой. Сейчас наш друг Перс точно докладывает о своих передвижениях. За исключением двух случаев.
