– У защиты есть еще вопросы к свидетелю? – поинтересовался судья, обращаясь к Мейсону.
– Нет, ваша честь, – ответил тот.
Арчер покинул место свидетеля и вышел из зала.
– Итак, – сказал судья Иган, – в пятницу заседание было прервано на перекрестном допросе миссис Лавины. Господин судебный пристав, пригласите миссис Лавину занять свидетельское место. Защита может продолжить допрос свидетельницы.
Войдя в зал суда и направляясь к свидетельскому месту, Марта Лавина с едва заметной загадочной улыбкой взглянула на судью Игана, затем обвела долгим, заговорщицким взглядом скамью присяжных.
Мейсон встал, вышел из-за стола, остановился перед ней и спросил:
– Миссис Лавина, после того как вы в последний раз давали показания, вы общались с мистером Родни Арчером?
– Нет, с мистером Арчером я не общалась, – с улыбкой ответила она. – Я понимала, что свидетели ни при каких обстоятельствах не должны обсуждать свои показания друг с другом, поэтому строго придерживалась духа и буквы судебного предписания.
– Однако с мистером Фритчем вы, наверное, дело все же обсуждали?
– Да, с мистером Фритчем мы обсуждали некоторые детали, касающиеся моих показаний.
– Он попросил вас рассказать ему, какие именно показания вы собираетесь дать?
– Он задавал мне конкретные вопросы, а я на них отвечала.
– Эти вопросы касались ваших показаний?
– Нет, они касались конкретных событий.
– Ваша честь, – учтиво вставил Гарри Фритч, – я не собираюсь отпираться и готов признать, что я действительно был вынужден переговорить с этой свидетельницей. В конце концов, я не провидец, и, чтобы подготовиться к сегодняшнему заседанию, мне нужно было знать, какие показания она собирается давать.
– Мистер Мейсон проводит допрос свидетеля, – напомнил ему судья Иган. – Вы желаете заявить протест?
– Нет, конечно.
– Тогда сядьте.
Фритч медленно опустился на стул.
– Итак, миссис Лавина, – продолжал адвокат, – мне хотелось бы уточнить у вас некоторые подробности нападения.
– Конечно, мистер Мейсон.
– Как долго вы были с мистером Арчером в тот вечер?
– Мы провели вместе около полутора часов. Мы ужинали вместе.
– Где?
– В «Золотом льве».
– Вы помните, что вам там подавали?
– Это было довольно давно, мистер Мейсон, однако кое-что я все-таки запомнила. В тот вечер я заказала французские жареные креветки. Мы еще обсуждали с мистером Арчером это блюдо.
– А что было после того, как вы ушли из ресторана? Помните, каким маршрутом вы ехали, прежде чем оказались на том месте, где на вас было совершено нападение?
– Конечно. По бульвару Харви мы выехали на Мюррей-роуд, а уже с него свернули на бульвар Кристуэлл, где на нас и напали.
– Вы можете еще раз рассказать нам, как это происходило?
– Ваша честь, – вмешался Фритч, – этот вопрос уже задавался, и на него был получен исчерпывающий ответ. В конце концов, перекрестный допрос не может длиться бесконечно.
– Протест отклоняется.
Марта Лавина улыбнулась:
– Мы остановились у светофора. Едва подъехали к перекрестку, как на нем загорелся красный свет. Мистер Арчер собрался было прикурить, как вдруг левая передняя дверца внезапно распахнулась, и я увидела человека, направлявшего на нас пистолет. Это был подсудимый. Он приказал мистеру Арчеру поднять руки.
– А мистер Арчер в тот момент уже прикурил сигарету? – уточнил Мейсон.
– Вообще-то я не совсем уверена, но, по-моему, он как раз собирался это сделать. Я, видите ли, тогда была несколько взволнована.
– И каковы были последующие действия преступника?
– Он наклонился и выхватил у мистера Арчера из внутреннего кармана бумажник. Затем сорвал с его галстука бриллиантовую булавку и схватил мою сумочку. А потом захлопнул дверцу, бросился к своей машине и уехал.
– Вы успели рассмотреть, что это была за машина?
– Да, но, к сожалению, мистер Мейсон, описать ее не смогу. Я женщина и ничего не смыслю в подобных вещах. Меня никогда не интересовала техника.
– Что было в вашей сумочке? – задал Мейсон очередной вопрос.
– Деньги. Долларов сто двадцать наличными.
– А что еще? – не унимался Мейсон.
– Кроме денег? Ну, самые обычные вещи, которые лежат в сумочке любой женщины. Ключи, помада, маленький кошелек для мелочи, пудреница, записная книжка и, наверное, еще какие-нибудь безделушки.
– Итак, вы узнали эту вещь, – сказал Мейсон, взяв в руки сумочку, числившуюся в списке вещественных доказательств, – и признали, что она принадлежит вам.
– Да, это так.
– Это та самая сумочка, что была с вами в тот вечер?
– Совершенно верно, мистер Мейсон.
– Когда и при каких обстоятельствах вы снова увидели эту сумочку после того, как ее у вас украли?
– Мне ее показали полицейские.
– Когда это было?
– Как раз после того, как я узнала подсудимого на опознании.
– Они показали вам эту сумочку, и уже тогда она была в таком же состоянии, как сейчас?
– Совершенно верно. Как видите, у этой сумочки имеется клапан, в который с внутренней стороны вставлено зеркальце. Очень удобно. Открывая сумочку, то есть отгибая клапан назад, можно заодно при необходимости и поправить макияж.
– Вы сами придумали такой дизайн?
– Нет, сама я ничего не изобретала. Но она была изготовлена с учетом моих пожеланий.
– У вас все сумочки одинаковые?
– Да.
– И сколько их у вас?
– Несколько. На разные случаи. Черная из телячьей кожи, светло-коричневая из крокодиловой кожи и еще одна из замши.
– И все эти сумочки были изготовлены специально для вас?
– А разве это имеет какое-либо значение?
– Я просто хочу помочь вам уточнить кое-какие детали.
– Лично мне так не кажется. Я не думаю, что вы хотите помочь мне, мистер Мейсон, – холодно улыбнулась она. – На мой взгляд, вы просто пытаетесь меня запутать.
– Я пытаюсь установить все факты, – возразил на это Мейсон.
– Я абсолютно уверена, что это моя сумочка, мистер Мейсон. И если необходимо, могу даже указать вам, где именно я ее приобрела.
– И вы ни разу не видели ее с тех пор, как у вас ее похитили, до того момента, как вам ее предъявили в полиции?
– Именно так.
– Может быть, впоследствии вам удалось заполучить обратно что-нибудь из ее содержимого?
– Нет.
– Зеркальце на клапане вроде бы небольшое, но довольно тяжелое. Почему?
– Оно сделано из прочного стекла. Видите ли, я немного суеверна, а разбить зеркало – дурная примета. Поэтому и попросила мастера вставить во все мои сумочки вот такие зеркала. Все они изготовлены из особо прочного стекла и дополнительно укреплены с обратной стороны тонкой стальной пластинкой.
– Так же, как и на этой сумочке?
– Да, – подтвердила она, – и так же, как на сумочке, которую я сейчас держу в руках.
– И содержимое вашей сумочки, что была при вас тем вечером, и той, что вы держите сейчас, тоже примерно одинаково?
– В принципе да.
Щелкнув металлическим замочком, она открыла сумочку, заглянула вовнутрь и затем небрежно снова захлопнула ее.
– Скажите, миссис Лавина, вы курите?
– Да.
– А есть какая-то определенная марка сигарет, которую вы предпочитаете всем остальным?
– Я предпочитаю «Лаки страйк».
– А вы не знаете, мистер Арчер курит?
– Конечно, знаю.
– Он курит?
– Да.
– А марку сигарет случайно не помните?
– Я… я не уверена.
– Миссис Лавина, я вовсе не хочу сбить вас с толку и воспользоваться своим преимуществом, ибо с моей стороны это было бы нечестно по отношению к вам, но я позволил себе спросить об этом же самом у самого мистера Арчера, и он сказал, что в то время, как вы курили «Лаки страйк», сам он отдавал предпочтение «Честерфилду». Вы согласны с этим утверждением?
– Честно говоря, я никогда не обращала внимания на то, какие сигареты предпочитает мистер Арчер, но раз уж он сам сказал вам, что курил «Честерфилд», то у меня нет оснований ему не верить. Ему виднее.
– А тем вечером, находясь в обществе мистера Арчера, вы курили?
– Естественно.
– Вы выкурили сигарету перед ужином?
– Да.
– Потом еще одну за ужином?
– Да.
– И одну после него?
– Да.
– А во время нападения вы курили?
– Я… я не помню… но, кажется, нет.
– Но после ужина вы курили?
– Да.
– Когда уже ехали в машине?
– Да, пожалуй.
– А так как вы предпочитаете «Лаки страйк», а он «Честерфилд», то вы курили свои сигареты?
– Да.
– Я могу взглянуть на них?
– Ваша честь, – вмешался Фритч, – мне кажется, этот допрос зашел так далеко, что стал совершенно беспредметным.
– Вы желаете заявить протест по поводу последнего вопроса? – уточнил судья Иган.
– Я протестую против него на том основании, что он не имеет никакого отношения к делу и никак не связан с тем, о чем расспрашивали свидетельницу в ходе прямого допроса.
