– А сейчас они где? – перебил Мейсон.
– Насколько мне известно, все в той же норе.
– А дальше?
– Я достала плащ из того места, где его спрятала, надела и отправилась назад в квартиру Этель Белан, но… тут вмешалась судьба и все мои усилия пошли насмарку. Меня подобрала полиция, и я не представляла, что им сказать. Мне требовалось время, чтобы все обдумать. Мне приходилось бывать в переделках, и один раз я уже использовала трюк с потерей памяти, чтобы выкрутиться. Врач мне подыгрывал – он ко мне очень хорошо относился, – и мне все сошло с рук. Я решила, что та потеря памяти будет прецедентом, все решат, что мне вообще подобное свойственно, и… И я притворилась, что ничего не помню.
– Элеонора, вы в самом деле надеетесь, что кто-то вам поверит? – спросил Мейсон.
Вначале она опустила глаза, но потом подняла их и покачала головой:
– Нет. Теперь нет.
– Если вы расскажете подобное из свидетельской ложи, то окружной прокурор разорвет вас на части, покажет, что вы врали многократно в прошлом, ваша версия абсолютно неправдоподобна, и в результате вас обвинят в предумышленном убийстве первой степени.
– Насколько я понимаю, вопрос в том, чтобы разбить версию Этель Белан о том, что она видела у меня драгоценные камни, – заявила Элеонора, не отводя взгляда. – Если они у меня были, то люди подумают, что я забрала их у Сьюзен Грейнджер, пока она находилась в Лас-Вегасе. Что я попыталась скрыть их от Дуга, мы поссорились, и я его убила.
– Вот именно, – подтвердил Мейсон. – Во время перекрестного допроса или в какой-то другой стадии судебного процесса должно всплыть, как Дуглас Хепнер зарабатывал себе на жизнь. Пока окружной прокурор старался это скрыть. Не исключено, что, если я вызову вас в свидетельскую ложу, он спросит про это. Если я приступлю к представлению доказательств, он тоже, наверное, ввернет это каким-то образом.
– А если вы не станете представлять никаких доказательств, то он это не упомянет?
– Тогда ему и не потребуется.
– Я открыла вам всю правду, мистер Мейсон. Больше я ничего сделать не в состоянии.
– Это ваш последний шанс, – напомнил Мейсон.
– Я сказала все, что мне известно.
Мейсон встал со стула.
– Пойдем, Делла, – обратился он к секретарше.
Выйдя из комнаты для свидетелей, Мейсон кивнул надзирательнице:
– Я закончил разговор с подзащитной.
Мейсон, Делла Стрит и Пол Дрейк обедали в уютном ресторанчике, расположенном неподалеку от Дворца правосудия, где они обычно занимали какой-нибудь отдельный кабинет и совещались во время дневного перерыва, если слушалось дело, в котором участвовал Мейсон.
– Что ты намерен предпринять? – поинтересовался Пол Дрейк.
– Понятия не имею, – признался Мейсон. – Но что-то необходимо придумать, причем не откладывая в долгий ящик. Если все останется так, как есть, то у нас нет ни одного шанса.
К их столику подошел официант со счетом и спросил:
– Все в порядке?
– Спасибо. Все отлично.
– Сейчас по тебе не скажешь, что ты готовишься к смертельный схватке с Гамильтоном Бергером, который точит зубы, чтобы перегрызть тебе горло, – заметил Дрейк.
– И аппетит у тебя не испортился, – добавила Делла Стрит.
– Я не могу допустить, чтобы страдал аппетит. Пища – это энергия. Я не съел ничего тяжелого, но заказал калорийные блюда, чтобы выдержать предстоящий бой. Ну и денек выдался!
– Разве ты не можешь вызвать Элеонору в свидетельскую ложу и позволить ей рассказать свою версию независимо от того, что она звучит неправдоподобно? – обратился к адвокату Пол Дрейк.
Мейсон покачал головой.
– Тогда запутай всех так, чтобы никто не мог разобраться, где белое, где черное. Представь Сьюзен Грейнджер отрицательным, зловещим персонажем, контрабандисткой, поставляющей драгоценные камни в страну в тюбиках с краской. Элеонора украла у нее драгоценности. Сьюзен была готова на все, чтобы их вернуть. Элеонора передала их Дугласу Хепнеру. Вот тебе мотив и возможность. Черт побери, Перри, устрой этой Сьюзен веселенькую жизнь во время перекрестного допроса, заставь повертеться как на горячей сковородке, пусть попотеет, расспроси про великую любовь к искусству, намекни, что она контрабандистка со стажем. Поинтересуйся, почему она не сообщила в полицию о вандализме, который привел ее в такое возмущение.
Мейсон снова покачал головой.
– Почему нет, Перри?
– Потому что это не так.
– Не будь наивным. Большинство адвокатов по уголовным делам не обращают особого внимания на правду. Если в результате раскрытия правдивой информации клиент попадает в неприятную ситуацию, то следует переходить к другим методам.
– Я боюсь всего, что не является правдой, – ответил Мейсон. – Моя клиентка представила мне версию, которой практически невозможно поверить, но это ее версия. Если я, как ее адвокат, буду придерживаться этой версии, я, по крайней мере, останусь верным моим принципам. Не исключено, что я думаю, что это ложь, но я не знаю, что это ложь. Если же я сам составлю какую-нибудь версию, я буду точно знать, что это ложь, а я боюсь всего фальшивого. Адвокату всегда следует искать правду.
– Но рассказ твоей клиентки просто не может быть правдой! – воскликнул Дрейк.
– Тогда моя задача найти правду.
– Причина, по которой она лжет, заключается в том, что твоя клиентка просто боится посмотреть правде в глаза.
– Ты имеешь в виду, что Элеонора убила Хепнера?
– Не исключено. Или ее в капкан загнала целая цепь обстоятельств.
– Если Элеонора убила Хепнера – ей конец. Если нет – то только правда спасет ее. Она боится, что присяжные не поверят ей. Мой долг – раскрыть правду, а затем проследить, чтобы ее узнали присяжные и поверили в то, что это и есть правда.
– Да, твой долг – показать Этель Белан лгуньей, Сьюзен Грейнджер – контрабандисткой, а Элеонору – невинной девочкой в беленьком платьице, – саркастически заметил Дрейк.
– Элеонора почему-то поступает таким образом, что разрушает у других веру в себя. Сьюзен Грейнджер излучает уверенность, и у всех создается впечатление, что это серьезная, целеустремленная женщина и уж точно говорит правду, сидя в свидетельской ложе. Она гордится собой, обладает аристократическими манерами. Она с презрением смотрит на любые увертки и махинации. Кажется, что она не имеет за собой никаких грехов. С другой стороны, именно Элеонора трясла револьвером, врала о замужестве, заявляла, что убьет любимого, если он ей изменит, и что если он не достанется ей, то никто его не получит. Она предавала себя каждый раз, когда раскрывала рот. Как только она признается из свидетельской ложи, что знала, что Дугласа Хепнера убили из ее револьвера и… Тут все понятно без объяснений.
Пол Дрейк взглянул на часы.
– Да, Перри, наверное, ей придется готовиться в газовую камеру, – вздохнул сыщик. – Конечно, страшно неприятно, что Гамильтон Бергер одолел тебя на этот раз, но ничего не поделаешь.
– Дело – как по специальному заказу окружного прокурора, – заметил Мейсон. – Неудивительно, что Гамильтон Бергер ходит такой счастливый. Он уже несколько лет ждет победы надо мной. На этот раз все складывается в его пользу.
– Но что ты все-таки намерен делать, шеф? – спросила Делла Стрит.
– Не представляю, – признался Мейсон. – Элеонора – моя клиентка, и я собираюсь ее защищать в меру своих сил и возможностей. Гамильтон Бергер, несомненно, провел обеденный перерыв в беседе с Уэбли Ричи. Если Сьюзен Грейнджер наврала, то Ричи, конечно, не станет ее поддерживать, а следовательно, Бергер объявит о завершении представления версии обвинения, как только заседание суда откроется вновь. Если же, наоборот, окажется, что Ричи готов подтвердить все, что рассказала Сьюзен Грейнджер, Бергер пригласит его на место дачи показаний.
– Но ты не в состоянии растягивать перекрестный допрос Ричи дольше нескольких минут, – заметил Дрейк. – Если, конечно, он только подтвердит тот разговор.
– Мне необходимо найти где-то изъян. Моя единственная надежда – это то, что Гамильтон Бергер объявит о завершении представления версии обвинения без приглашения Ричи в качестве свидетеля. В таком случае я точно буду знать, что с рассказом Сьюзен Грейнджер что-то не так. Если он вызовет Ричи – дело Элеоноры безнадежно. Ричи – барометр.
Мейсон, Пол Дрейк и Делла Стрит вернулись во Дворец правосудия, сели в лифт и поднялись в зал, где слушалось дело по обвинению Элеоноры Корбин.
Клиентка Мейсона определенно проплакала весь обеденный перерыв. Ее глаза опухли и покраснели, что, бесспорно, совсем не способствовало победе адвоката.
Делла Стрит посмотрела на суровые мрачные лица двенадцати мужчин и женщин и на то, как они без всякого сочувствия оценивали обвиняемую, и склонилась к Мейсону:
– Боже, шеф, я сейчас сама готова разрыдаться. Ты только взгляни на лица присяжных.
