— Сегодня нет. Сегодня он был тише воды. Но я…
— Разумеется, теперь, когда вы стали моей женой, вам неудобно встречать своих прежних знакомых. Шофер леди Воспер… Неприятно. А вы знали, что он работает шофером?
— Конечно, нет. Я думала — он боксер.
— Так оно и есть — или так утверждает леди Воспер. Но это только по совместительству.
Наступило молчание. Она не уложила волосы, как делала обычно, и они падали ей на плечи тяжелыми пышными прядями. Ее глаза сияли, щеки горели. На ней было платье, которое она только сегодня купила, хотя он лишь сейчас заметил, и оно отвлекло его от шестой бараньей отбивной, за которую он принялся. Платье было из какой-то мягкой серой материи, наподобие шифона, весьма, весьма легкой, с открытыми плечами и бретельками и множеством мелких складочек, ниспадающих от груди до подола. Материя показалась ему чересчур легкой и прозрачной, и, на его взгляд, не подходящей для обеденного туалета.
— Он сказал мне, что его зовут Воспер, — заметила Перл.
— Кто, Браун? Думаю, он просто пошутил.
— Он выступает на ринге под именем Воспер.
— Вот как, неужели? Это уж явное нахальство. Флора Воспер должна это знать, она мне говорила, что ходила смотреть, как он выступает.
— И он пользуется ее машиной, когда ему вздумается.
— Их отношения, видимо, выходят за рамки обычных отношений хозяйки и слуги. Чересчур уж он уверен в себе.
— И вы находите его интересным?
Энджелл взглянул на нее, и она одарила его очаровательной улыбкой. Он снова набил рот едой, тщательно прожевал, затем проглотил.
— Я не совсем понимаю, дорогая, что вы имеете в виду. Мужчину, который находит другого мужчину «интересным», можно назвать лишь одним именем — по крайней мере, так их называют в приличном обществе.
— Я не имела этого в виду.
— Надеюсь, что нет. Однако этот низкорослый мужчина, в своем роде, производит впечатление. Допускаю. Его энергия имеет чисто животную привлекательность. Я могу понять, что он нравится женщинам — по крайней мере некоторым.
— Но не мне.
— Вы уже сказали, что вам он не нравится. Я был бы весьма разочарован в вашем вкусе, если бы он вам нравился. Передайте мне, пожалуйста, картофель.
— Весь. Я больше не приготовила.
Он недовольно надул губы.
— Маловато, Перл.
— От картофеля толстеют, Уилфред. Это не для меня. Я не хочу полнеть. Вы бы не хотели, чтобы я потолстела, не правда ли?
— Гм, нет. Хотя я люблю картофель.
— Есть еще немного фасоли. Вы находите меня привлекательной, Уилфред?
Он неторопливо подложил фасоли себе на тарелку. Вынул из кармана очки для чтения, протер их, но не надел.
— Разумеется. Вам это хорошо известно. Я ведь предложил вам стать моей женой.
— Такой же привлекательной, какой была Анна Тирэлл?
— Да. В таком же роде. Но я стал старше, чем был, когда знал Анну.
— Вы любили Анну?
— Я… любил ли я ее? Я никогда не спал с ней, если вы это имеете в виду.
— А с кем-нибудь когда-нибудь спали?
Его лицо сделалось каменным: месяц назад такое выражение не на шутку испугало бы ее.
— Мне кажется, вы забываетесь, Перл.
— Простите.
— Вы не имеете права спрашивать у меня такие вещи! Боже милостивый! Никакого права! — Он отпил глоток вина, потом сделал еще глоток побольше.
— Разве у меня нет права? Я ведь ваша жена.
— Ну, а я не намерен вам отвечать! — Лицо его покраснело.
Она сказала:
— Я никогда не спала с мужчиной.
— Еще бы, надеюсь, что нет!
— Не так уж много девушек моего возраста могут этим похвастаться.
— Это одно из тех глупых утверждений, которые невозможно ни доказать, ни опровергнуть. Во всяком случае, так это или не так, меня не интересуют дальнейшие уточнения.
— Но я-то вас интересую?
— Конечно, вы меня интересуете. Во всех отношениях. Вы пили что-нибудь перед обедом?
— Да.
— Что?
— Водку. Там оставалось немного водки. Просто она оказалась под рукой, и я немного выпила.
— Я никогда не видел вас такой.
— Какой?
— Капризной. Чуть ли не распущенной. Как если бы…
— Я еще молода.
— Согласен. Порой вы мне кажетесь слишком молодой.
— Вы еще не стары, Уилфред. Разве не так? Разве нет?
Он медленно дожевал последний кусок и аккуратно положил рядом нож и вилку.
— Какой пудинг вы приготовили?
— Никакого.
— Никакого? Тогда есть ли у нас…
— Я забыла. Мне хотелось сделать что-нибудь легкое. Легкое и прохладное. Но я забыла. Прошу прощения. Забыла.
— О… не имеет значения. Чтобы только это не повторялось, не стало практикой. А сыра нет?
— Я принесу.
Она вышла легкой, упругой походкой. Когда она вернулась, он стоял у камина со стаканом вина в руке. Она подошла к нему и намазала маслом крекер, положила на него ломтик сыра и протянула ему. Он посмотрел на сыр так, словно это было яблоко из райского сада, и взгляд его скользнул дальше, на изящную руку, державшую его, на запястье, и на округлые локоть и предплечье, и на верхнюю часть руки, несколько уплощенную у подмышки. Он взял крекер из ее рук и стал жевать, и она намазала еще один для себя, подошла и стала рядом с ним.
— Вы не стары, Уилфред, — сказала она. — Я знаю… Вы не выглядите старым. У вас совсем молодой вид.
— Я, конечно, сравнительно молод. Но я в зрелом возрасте и не склонен…
Она перебила его:
— Почему вы меня не поцелуете?
— Что вы имеете в виду? — подозрительно спросил он, словно ему предложили неожиданную оговорку в договоре об аренде на землю.
— Это так просто. И мы ведь одни. Неужели вам не хочется?
Он машинально поднял руку и стер крошки с губ.
— Дело не в том, хочу или нет, Перл. Дело в том…
— В чем же?
— В том…
— В чем же?
Они смотрели друг на друга с минуту, которая показалась обоим очень продолжительной. Перл вела себя непристойно, и он презирал ее за это.
— Налейте себе еще вина, — сказал он.
Она так и сделала и намазала ему еще один крекер.
Годфри пришел в дом Энджелла, чтобы среди прочих вещей сказать, что они с Флорой Воспер уезжают в Меррик-Хауз днем во вторник. Утром во вторник Годфри отправился в тренировочный зал над пивной «Томаса Бакета» на последнюю встречу с Альфом Мантером, перед тем как Мантер уедет в Бостон бороться за звание чемпиона.
С утра Годфри примчался на «дженсене» на Олд Кент-роуд, остановил машину не на улице, а в переулке, вошел в боковую дверь большой мрачной пивной и тут же поднялся наверх. Ему были противны запах вина, дребезжащие звуки музыки и официантки, убирающие со столов, как и ранние клиенты, уже привалившиеся к стойке бара. Перед боем, даже тренировочным боем, на него находила суровая сосредоточенность и злость, состояние, которое он всегда старательно скрывал от Флоры.
Когда он поднялся наверх в большую пустую комнату в форме буквы «Г», с высокими пыльными окнами, с рингом посередине и тренировочными грушами, Мантер уже разделся и боксировал с тенью, а человек восемь наблюдали за ним.
— Ты опоздал, — сказал Коэн.
Годфри взглянул на часы.
— Точно вовремя.
— Я сказал в десять сорок пять.
— Мы условились с Альфом на одиннадцать.
— Ух, ух, ух, — приговаривал Альф, нанося свирепые короткие удары своему воображаемому противнику. — Ух, ух, ух. — Это он позирует перед зрителями, подумал Годфри. Словно мальчишка, изображающий драку, где все его удары попадают в цель. Ничего, скоро он получит противника себе под стать. В зале находились два незнакомых ему человека, а также фотокорреспондент из «Дейли Миррор», репортер из «Боксерских новостей» и еще несколько парней, которых он где-то раньше видел. Годфри пошел переодеваться.
В раздевалке находился Фред Бингхэм — еще один партнер Альфа по тренировке. Они кивнули друг другу. Коэн, последовавший за Годфри, сказал:
— Ты проведешь первые два раунда, Божок. Затем два проведет Фред, а затем ты еще два. Я хочу дать ему сегодня хорошую разминку, но не перестарайтесь.
— Как будто я смогу его покалечить, когда он в защитном шлеме, — язвительно заметил Годфри. — Что это там за темная лошадка? Вон тот, в верблюжьем пальто и в очках?
— Какое тебе дело, — сказал Коэн. — Сосредоточь свои мысли на Альфе. Сегодня он будет сдерживать удары.
Коэн вышел из раздевалки, и Фред Бингхэм начал бинтовать Годфри руки.
— Тот человек в очках — Джуд Дэвис.
— Мне кажется, я его где-то встречал. Он не менеджер Табарда?
— Да. И Буши тоже. Он тот самый, что сделал из мясника Лью Томаса чемпиона.
Годфри из раздевалки прошел на ринг. Все было приготовлено, как для настоящего боя, с той только разницей, что отсутствовал рефери. Коэн, стоя за рингом, исполнял его обязанности. Джуд Дэвис был худощавым, темноволосым уэльсцем лет сорока пяти; он стоял, опершись на зонтик, и разговаривал с фотокорреспондентом.
