– Не может быть! Так он что, и вправду сбежал?
– Похоже на то – разве нет? Совсем как в старой байке про человека, который разослал телеграмму со словами: «Все открылось, немедленно бегите». У бедняги Мерриэтта, наверное, совесть нечиста? Думаю, обойдется это в сумму, незаконно позаимствованную из приходских сборов за две недели со всего Пастон-Отвила. Кажется, это мой мяч.
– Я предпочел бы, чтобы вы отнеслись к происходящему серьезно.
– Я стараюсь изо всех сил; это было чудовищно.
– Да я не про игру, тупица вы этакий, – я про стремительное бегство Мерриэтта. Что же случилось, если он действительно пытается скрыться? Чем мне удалось его пронять? И вообще, что все это значит?
– Что все это значит, не имею ни малейшего понятия. Но если хотите мое мнение, я не верю, что Мерриэтт уехал навсегда. Он ведь не взял с собой клюшки.
– Думаете, к вечеру вернется?
– Почти наверняка.
– Но послушайте, что, черт побери, мне тогда сказать ему?
– О, предоставьте это мне. Я сумею охладить его пыл. Говорил же я вам вчера, что есть пара деталей, по поводу которых я хотел бы выслушать объяснение Мерриэтта, а вы мне не позволили. На этот раз я намерен поступить по-своему.
– Если так, это чертовски любезно с вашей стороны… Ох, господи, прямо через грин, как всегда… Кстати, расскажите мне про Давенанта. Как вы узнали?
– Источником сведений стал метрдотель, а я полагаю, что этот источник достоверен. Если верить бинверским сплетникам, полиция попыталась возложить вину на вашу знакомую, мисс Рэндолл-Смит, и таким образом вынудила Давенанта выступить с признанием. Честно говоря, подлая уловка.
– Возложить на нее вину? Так, значит, за ней следили полицейские! Вчера она говорила мне, что ей показалось, будто бы за ней постоянно ходят по пятам.
– Полагаю, так оно и было.
– Но как же тогда Давенант объяснил все подробности, озадачившие нас?
– Насколько я понимаю, с корреспондентами из «Дейли мейл» он еще не беседовал. А если вы имели в виду то, как он объяснил путаницу с двумя поездами, так это очень просто. Бразерхуда из поезда никто не выбрасывал.
– Не выбрасывал?
– Именно. Давенант, идущий вместе с Бразерхудом по железнодорожным путям в тумане, вспылил и накинулся на своего спутника. По крайней мере, так вроде бы рассказывают в Бинвере.
– А, ясно. Вот это удар прямо в лунку.
Тем днем они сыграли еще партию. Больше заняться было решительно нечем, Ривз пребывал в изматывающем состоянии неопределенности, часы тянулись еле-еле. Поезд в 3.47 доставил в Пастон-Отвил внушительное число пассажиров, но Мерриэтта среди них не оказалось. Пришли еще два поезда, и опять без Мерриэтта; его место за ужином пустовало. Ривз с ужасом думал, что Мерриэтт мог вернуться незамеченным, но еще ужаснее было гадать: неужели он вообще не вернется? Наконец после ужина бледное и осунувшееся лицо священника заметили в вестибюле. Переполняемый облегчением, Ривз проследовал наверх, а Гордон ринулся за добычей.
– Мерриэтт! Вы ужинали? Отлично, пойдемте посидим немного в гостиной. Мне надо было повидаться с вами.
Существовал лишь один надежный способ завязать разговор.
– Что скажете насчет виски? По чуть-чуть? – спросил Гордон.
– Нет, спасибо. Завязал.
– Завязали?! Но с какой стати? Открываете филиал «Ленты надежды»?[36] Простите, Мерриэтт, но боюсь, вас поддержат лишь немногие.
– Нет, ничего подобного. Видите ли, врач запретил.
– Впервые слышу, чтобы Бизли запрещал такое.
– Это был не Бизли. Как вам известно, я ездил в Лондон, к специалисту.
– В таком случае примите мои извинения. А что стряслось? Сердце?
– Да я просто посетил специалиста по нервным болезням. По-моему, пользы от них никакой. Сначала он полчаса болтал со мной о французских соборах, а потом посоветовал бросить пить и курить.
– Ясно, но, черт возьми, какие у вас симптомы?
– Послушайте, Гордон, вы верите в… привидения и тому подобное?
– Постольку-поскольку. А что? Вы видели призраков?
– Знаете, я просто не могу не выговориться. Вам, конечно, известно, что прошлым вечером в проповеди я упоминал Бразерхуда. И все время сомневался, стоит ли это делать, – мне виделась в происходящем какая-то несправедливость. Но я все-таки счел своим долгом упомянуть о нем. За ужином, если помните, вы с Кармайклом потешались, гадая, что будет, если сюда явится старина Бразерхуд.
– Да, припоминаю.
– Ну, и конечно, у меня слегка расшалились нервы. А когда я поднялся к себе, оказалось, что засорилась курительная трубка, – знаете, как это бывает.
– Да, странно, как неожиданно они порой засоряются.
– Вот я и отправился к Ривзу, разжиться ершиком. Было темно, Ривз куда-то ушел, а я включил свет. И сразу же увидел прямо перед собой старую дубовую трость Бразерхуда – он обычно брал ее с собой, когда выходил проповедовать на деревенскую площадь. Хорошо помню, как он цитировал опровержение Джонсоном Беркли – ну, вы помните его – и колотил тростью об землю. Вот эту самую трость я и увидел.
– В комнате Ривза?
– Да, возле его кресла. И… нет, на самом деле я ничего не видел, но мне показалось, будто бы сам Бразерхуд незримо сидит в кресле, положив руку на трость. Я уже твердил себе, что я болван, как вдруг… он вздохнул.
– Кто?
– Не знаю. В комнате никого не было – я имею в виду, никого видимого. Увы, этого я не вынес. Я вернулся к себе и заперся. Видите ли, я слишком впечатлителен. И всегда был таким, с самого детства.
– И это все, что вас тревожило?
– Нет. Я как раз размышлял, не сходить ли мне к специалисту, поскольку все равно собирался в Лондон. Уже когда я выходил, чтобы поспеть на поезд, чудовищная переговорная трубка в моей комнате вдруг засвистела. Я взял ее и спросил: «Кто говорит?» Может, я и безнадежно глуп, но мне показалось, что эта штуковина ответила: «Это Бразерхуд». Едва услышав это, я бросил трубку и помчался на станцию. А в Лондоне сразу же поспешил к специалисту, и этот болван, само собой, растолковал мне, что я преувеличиваю.
У Гордона заблестели глаза.
– Вы сберегли бы себе как минимум пару гиней, если бы сначала поговорили со мной, – заметил он.
– Да? Но зачем? Какой в этом смысл?
– Ну… возьмем ту трость. Она имела полное право находиться в комнате Ривза. Вчера днем Ривз нашел ее возле железной дороги – должно быть, Бразерхуд выронил, когда падал. Само собой, Ривз принес трость сюда, а вчера вечером оставил ее возле своего кресла. В кресле никто не сидел.
– Но ей-богу, я слышал, как кто-то вздохнул!
– Да, слышали. Просто так уж вышло. Дело в том, что мы с Ривзом как раз прятались в потайном ходе и видели, как вы вошли. А вздох вырвался у Ривза.
– Боже милостивый! Так почему же вы мне не сказали?
– А разве вы дали нам такую возможность? Вы ведь убежали и заперлись у себя в комнате. Сегодня утром Ривз как раз звонил вам из кабинета управляющего, чтобы поделиться новостями.
– Какими новостями?
– Что тайна убийства Бразерхуда раскрыта.
– Ах да – его убил Давенант, верно? Мне об этом сказали на станции.
– Вот видите! Ривз, должно быть, начал со слов «это насчет Бразерхуда» или вроде того. А вы сглупили, бросили трубку и помчались в Лондон.
– Ей-богу!.. Знаете, Гордон, если подумать, по чуть-чуть я бы не отказался.
Глава 24. Гордон предлагает «утешение философией»
Гордон рухнул в свободное кресло в комнате Ривза и расхохотался. Никакой звук не подействовал бы на расстроенные нервы так же неприятно, как этот. Ривз с трудом удержался, чтобы не встряхнуть Гордона, требуя объяснений.
– Все в порядке, – наконец выговорил тот. – Вам удивительно повезло, Ривз. Мерриэтт на другом конце провода вас не слушал. Так что все это время вы произносили свой монолог исключительно для себя.
– И слава богу! Но как вы объяснили всю ситуацию? Что сказали ему?
– О, всего лишь правду – точнее, часть правды. А вам следовало бы избавиться от привычки дышать с присвистом, потому что из-за вашего вздоха за стенной панелью Мерриэтт решил, что вчера вечером в вашей комнате обосновался призрак Бразерхуда!
– Хотите сказать, это и напугало Мерриэтта? Почему же тогда он сбежал сегодня утром?
– Он думал, что ему телефонирует Бразерхуд. Господи, ну и денек!
– И вы все ему объяснили?
– Да, объяснил. Я сделал бы это еще вчера, если бы вы не воспротивились.
– Бросьте! Даже не пытайтесь убедить меня, что ни на минуту не поверили в виновность Мерриэтта!
– Виновность в убийстве? Ни на минуту, ни на мгновение. Я думал, что с ним что-то стряслось, – и действительно, после гибели Бразерхуда его мучили кошмары. Но я никогда не соглашался с вами в том, что Мерриэтт – убийца, и, надо отдать мне справедливость, никогда об этом не заявлял.
– Все это замечательно, но вместе с тем вы никогда не пытались объяснить мне, в чем я ошибался, пытаясь истолковать случившееся.
