— Ну да. Но тут важно другое: кто бы это ни был, они, похоже, шли за нами от гостиницы «Адлон». Они с самого начала знали, как выйти на нас. И вчера, в Байрейте, их было еще больше.
— Они следили за вами от Берлина? — Гесс взглянул на мисс Тернер, потом снова на меня.
— Нет, — ответил я. — Они знали, что мы будем там. И сегодня пытались сесть на наш поезд.
— Но вы от них улизнули, так?
— Да, — сказал я. — Улизнули.
— Хорошо. Отлично. — Он нахмурился. — И вы считаете, секретность нарушена. Я к подобным вещам отношусь очень серьезно.
— Я знаю, вы поддерживали связь с господином Ганфштенглем. А еще с кем-нибудь вы говорили о нас?
— Только с фюрером. Естественно, он следит за вашими передвижениями с большим интересом.
— И больше ни с кем?
— Ни с кем, уверяю вас.
— А как насчет встречи в Тиргартене? Вы перед тем говорили кому-нибудь о ней?
— Нет. Точно никому.
— Вы делаете какие-нибудь пометки, записи ведете?
— Да, но я держу все в сейфе у себя в кабинете.
— У кого еще есть ключ?
— Ключ всего один. Я постоянно ношу его с собой.
— А ваш телефон? — настаивал я. — Может, он прослушивается?
Гесс снова нахмурился.
— Прослушивается?
— Сейчас можно запросто подключиться к любой телефонной линии и слушать все разговоры.
— Да, да. Во время войны англичане таким образом прослушивали наши фронтовые линии. Но для этого кто-то должен постоянно сидеть и слушать.
— Нет, — сказал я. — Достаточно подсоединить к линии записывающее устройство, оно включается только во время разговора.
— Ловко. — Он покачал головой. — Чертовски ловко. И вы полагаете, красные установили у меня такое подслушивающее устройство?
— Я полагаю, кто-то вполне мог это сделать.
— Чертовски ловко. И что вы посоветуете?
— Советую проверить линию.
Он кивнул.
— Завтра же утром займусь. Первым делом.
— А еще советую больше не обсуждать наше общее дело по телефону. Ни с кем. Даже если с линией все будет в порядке.
— Но как же тогда мне с вами связываться?
— Я бы не стал поддерживать связь через господина Ганфштенгля.
— Ну, раз уж вы здесь, думаю, нам лучше установить с вами непосредственную связь. Господин Ганфштенгль, естественно, будет в вашем распоряжении, если вам потребуется его помощь. В смысле перевода и так далее. — Гесс повернулся к мисс Тернер и улыбнулся. — Тем более что вы, мисс Тернер, как я понял, бегло говорите по-немецки.
— Не так чтоб уж очень, — улыбнулась она.
— Уверяю вас, вы скромничаете, как и все англичане. — Гесс снова обратился ко мне. — Так как же вы предлагаете нам связываться впредь?
— Может, в каком-нибудь надежном месте? В баре или ресторане? Там, где многолюдно и суетно?
— «Хофбройхаус». Слыхали?
— Нет.
— Там всегда много народу. Для наших целей в самый раз.
— Договорились. Если мне нужно будет с вами поговорить, я звоню, мы назначаем встречу. И там встречаемся.
— Отлично. Но тогда вам нужен номер моего телефона?
— Не помешал бы.
— Да, конечно. — Возможно, Гесс и был во многом хорош, вот только с юмором у него было неладно.
Он достал из бокового кармана пиджака ручку с блокнотом, вырвал листок, снял с ручки колпачок. И что-то черкнул на листке.
— Номер телефона моего кабинета. И еще домашний. — Он протянул мне листок.
— Спасибо. — Я извлек из кармана бумажник, положил туда листок и вынул список имен, который Пуци передал мне в «Адлоне». — Итак, — я протянул Гессу листок, — когда мне можно будет поговорить с этими людьми?
Гесс взглянул на листок, потом на меня.
— Вы понимаете, все эти люди — преданные партийцы?
— Да. И все равно мне надо с ними переговорить. Они знали, что господин Гитлер будет в Тиргартене.
— Ни один из них не способен предать фюрера.
— И все равно я должен с ними поговорить. Такая у меня работа.
— Ладно. Очень хорошо. — Он снова опустил глаза на список. — С капитаном Рёмом вы уже беседовали. И с господином Ганфштенглем, разумеется. Завтра я могу организовать вам встречу с господином Розенбергом и Эмилем Морисом. И с Фридрихом Нордструмом. И еще с Гуннаром Зонтагом, моим помощником.
— А с капитаном Герингом?
— Я увижусь с ним утром. Если он потом не успеет зайти ко мне в кабинет, вы сможете встретиться с ним завтра же в «Хофбройхаусе».
— Ладно.
— Отлично. Если вы позвоните мне утром в десять часов, я сообщу вам время. Еще что-нибудь?
Я глотнул коньяку.
— Да. Может, вы скажете, почему все так уверены, что покушение организовали красные?
— Говорю же, господин Бомон, красные ополчились против фюрера.
— Из-за чего?
— Из-за того, что он предлагает народу Германии.
— И что же он предлагает?
— Попросту говоря — будущее без эгоизма, без классовых различий, без жестоких разногласий между капиталистами и рабочими. — Его глаза засверкали. — Немцы будут работать друг с другом как братья и сестры. Не будет больше никаких политических партий, все немцы объединятся в один Volk — единый народ. Конечно, добиться этого будет нелегко. От всех нас это потребует жертв. — Теперь его сверкающие глаза устремились вдаль, в героическое будущее. Кажется, ему не терпелось приступить к жертвоприношениям прямо сейчас. — Нужно бороться. Кровью и трудом. За один день не управимся.
— Да уж, — согласился я, — не управитесь.
Гесс взглянул на меня.
— Но я искренне верю, господин Бомон, рано или поздно так и будет. И все члены нашей партии верят. А еще мы верим, что фюрер, господин Гитлер, глубоко проникшийся духом немецкого народа, непременно приведет нас к победе.
— Угу.
— Вы, конечно, понимаете, что такая программа, такое будущее — прямая угроза для коммунистов с их допотопным эгоистичным стремлением к классовой борьбе.
— Да, конечно.
Гесс обратился к мисс Тернер.
— А вы видите наше будущее, мисс Тернер?
— О да, — ответила она, — очень отчетливо.
Он откинулся на спинку стула.
— Хорошо. Отлично. — Он повернулся ко мне. — Могу ли я еще чем-нибудь вам помочь?
— Нет. Благодарю. Я позвоню вам утром, господин Гесс.
— Пожалуйста, зовите меня Руди.
— Идет. Спасибо, Руди. — Я протянул ему руку, он ее пожал. И при этом, как я успел заметить, покраснел.
Гесс встал. Вытянул руки строго по швам и поклонился мисс Тернер.
— Enchant?[41] — Это уже мне. — Буду ждать вашего звонка.
— Я позвоню в десять.
— Отлично.
Он повернулся и ушел.
Несколько секунд мы с мисс Тернер смотрели друг на друга, не проронив ни слова. Потом я сказал:
— Führer. Что это означает?
— Предводитель. Вождь.
Я кивнул.
— Как вам Руди?
— Мне кажется, он честный. А вы как думаете?
— А мне кажется, мы оказались не на той стороне.
Она кивнула.
— Согласна. Можно что-нибудь сделать?
— Например, вернуться в Лондон?
— Да.
— Если мы не найдем этого малого, они наверняка найдут его сами. И ничего не скажут сержанту Биберкопфу.
Она кивнула.
— Да, верно. Значит, будем держаться.
Я улыбнулся.
— Будем держаться.
* * *
Гостиница «Байеришер Хоф»
Мюнхен
Суббота, после полуночи
19 мая
Дорогая Евангелина!
Я пробовала дозвониться до Эрика из холла гостиницы, перед тем как мы с господином Бомоном собирались поужинать. Но оператор сказал, что номер не отвечает. Это было без четверти девять, три часа назад.
Я пробовала дозвониться еще раз, только что, но все без толку. В этой гостинице номер у меня оказался без телефона, а это очень неудобно, потому что мне пришлось снова одеваться и тащиться в холл.
Я очень надеюсь, что с Эриком все в порядке.
Вечер пятницы — возможно, он куда-то пошел.
Ева, я уже от всего начинаю уставать. Я не имею в виду Эрика. Я говорю о другом. Все эти нищие, проститутки. Отчаяние и полное равнодушие к отчаянию. Семейка Вагнеров с их открытой патологической ненавистью.
Сегодня после ужина мы с господином Бомоном обсуждали наши дела с личным секретарем господина Гитлера Рудольфом Гессом, образцом верности. Ну а уж если совсем начистоту, то дела обсуждали господин Бомон и Образец. Подобно Ганфштенглю Образец счел меня своего рода придатком господина Бомона, неким украшением вроде часов.
Ева, не нравятся мне эти люди. Вместе с их партией. Ганфштенгль, образцовый Гесс.
Германия мне тоже не нравится. Здесь все покрыто мраком, а во мраке расползается какая-то болезнь.
Хочу домой.
Твоя Джейн
Гостиница «Хофбройхаус» была огромной, и в половине первого, когда мы с мисс Тернер туда пришли, главный зал ресторана был почти полон. Посетители ели, пили и громко и весело разговаривали. Дородные официантки в просторных коричневых платьях и широких белых кофтах проплывали между столиками с огромными подносами, заставленными пузатыми керамическими пивными кружками.
