– И чем закончилось все это дело?
– Нелли Конуэй была оправдана, и очень быстро, нужно сказать.
– Судом присяжных?
– Да, сэр.
– А теперь, – задал вопрос Гамильтон Бергер, – относительно тех трех таблеток, что были найдены в корзинке согласно показаниям доктора Кинера. Были ли вы там, когда корзинку обследовали?
– Да, сэр, я присутствовал при этом.
– И как поступили с теми тремя таблетками?
– Полицейские их осмотрели и приобщили к делу в качестве вещественного доказательства и… ну когда стало выясняться, что подмена таблеток, исходя из всех возможных вариантов, могла быть совершена подзащитной, я рассказал полицейским, что недавно разговорился с подзащитной о деле Нелли Конуэй и его деталях и что подзащитная захотела взглянуть на шкатулку с драгоценностями. По ее просьбе я открыл секретер, достал из него шкатулку и дал ей взглянуть на нее.
– Она дотрагивалась до нее?
– Да. Она взяла ее в руки.
– Кто-нибудь еще дотрагивался?
– Нет, сэр. Примерно в это же время брат подзащитной, он был наверху, позвал ее, и она вернула мне шкатулку. Я быстренько положил ее на секретер и отправился за ней наверх.
– Позже вы сообщили полиции об этом?
– Да, сэр. Я сказал им, что частицы флюоресцентного порошка, который все еще оставался на шкатулке, возможно… ну, в общем, я высказал предположение полицейским, что неплохо было бы взглянуть на эти три таблетки под ультрафиолетовым светом.
– Они сделали все это в вашем присутствии?
– Да, сэр.
– И что произошло?
– Показалось слабое, но характерное флюоресцентное свечение.
В публике раздался сдавленный вскрик, затем по залу пошло шушуканье. И в этот момент Гамильтон Бергер, как будто вспомнив о времени, на которое раньше не обращал внимания, выразительно посмотрел на настенные часы в зале суда и сказал:
– Ваша честь, я, кажется, превысил время до перерыва на десять минут.
– Именно так, – ответил судья Ховисон, показывая своим тоном, что он сам настолько заинтересовался этой драматической стадией показаний, что не заметил, как пробежало время.
– Прошу прощения, – скромно промолвил Гамильтон Бергер.
– Перекрестный допрос, судя по всему, – продолжил судья Ховисон, – займет весьма значительный период времени, и поскольку мы и так превысили отведенное нам время, то суд объявляет перерыв до десяти часов утра следующего дня. Напоминаю членам жюри, что в это время не следует обсуждать данное дело между собой или с другими и не разрешать обсуждать данное дело в своем присутствии. Вы не должны формулировать или выражать мнение относительно виновности или невиновности подзащитной до тех пор, пока дело не будет представлено вам в законченном виде. Подзащитная будет вновь взята под стражу. Суд откладывает заседание до завтрашнего утра, до десяти часов.
Судья Ховисон покинул зал заседаний, и одновременно в зале возник гул голосов. Мейсон повернулся к Виктории Брэкстон:
– Вы дотрагивались до шкатулки с драгоценностями?
– Да. Мне было любопытно. Я спросила о ней Натана. Он провел меня вниз и открыл секретер. Когда мы возвращались наверх, он оставил ее на секретере. В то время я одна касалась шкатулки, другие это сделали позже.
– Кто – другие?
– Как же, это Джим и Джорджиана.
– Вы видели, как они дотрагивались до шкатулки?
– Нет, но когда они спустились вниз, Джорджиана спросила меня, почему шкатулка с драгоценностями Элизабет Бейн не заперта. Поэтому если они видели ее, то должны были дотронуться до нее. Джорджиана любопытна до невозможности.
– А Натан Бейн дотрагивался до нее, когда он передавал ее вам, не так ли?
– Как же, конечно. Я об этом не подумала.
– А кто положил ее снова в секретер? Он?
– Думаю, экономка.
– Словом, старая как мир история, – саркастически заметил Мейсон. – Каждый в доме дотрагивался до шкатулки, все подходили к секретеру, но окружного прокурора все это мало волнует, так как ему нужно во что бы то ни стало доказать вашу виновность. И он сознательно накручивает перед перерывом эмоции до кульминационной точки, с тем чтобы ощущение вашей виновности сохранилось у присяжных до завтрашнего заседания. Как бы ни призывал судья Ховисон к объективности, это ощущение останется. Впрочем, так происходит всегда, когда доказательством по делу является флюоресцентный порошок. Случай выглядит таким драматичным, светящиеся кончики пальцев так убедительны, что все теряют разум. Скажите, а не мог ли Натан Бейн открыть дверь спальни жены, взять таблетки с блюдца и подложить отравленные?
– Нет… не думаю, по крайней мере, не в моем присутствии.
– Блюдце находилось рядом с дверью?
– Да. Если бы он открывал дверь и заглядывал, он мог бы подменить, но он не заглядывал. Но не мог ли он подменить их, когда они были у Нелли Конуэй в том пузырьке?
– Не забивайте себе голову этим, – прервал ее Мейсон, – я уже думал о такой вероятности и постараюсь раскрутить эту гипотезу при перекрестном допросе Бейна. Именно сейчас я хочу получить от вас ответ на один конкретный вопрос: не мог ли Натан Бейн подменить таблетки после того, как Нелли Конуэй при вас положила их на блюдце рядом с кроватью вашей сестры?
– Нет, это невозможно.
– А когда вы дотрагивались до шкатулки и прикоснулись, таким образом, к флюоресцентному порошку?
– Это было около пятнадцати минут четвертого утра. Мы сели в самолет в 1.45 и добрались домой около половины третьего ночи.
– И вы сразу же пошли в комнату Элизабет?
– Совершенно верно.
– Все трое?
– Да.
– Не вешайте носа, – приободрил ее Мейсон, когда заместитель шерифа взял ее за руку.
– Не беспокойтесь, – ответила она и направилась за полицейским к выходу для арестованных.
Джим Брэкстон и его жена ожидали Мейсона у барьера, отделяющего адвокатов и служащих суда от остальной части зала.
Джорджиана первой начала разговор.
– Этот грязный лицемер, – затараторила она, – сидит там с невинным видом и, что еще хуже, уходит с таким же видом. Я говорила вам, мистер Мейсон, он… гадина, жирная, мерзкая гадина! Вот кто он такой – гадина.
– Успокойтесь, – сказал Мейсон. – Не стоит так волноваться – это поднимает кровяное давление.
– Сидит там и лжет, чтобы выкарабкаться. Он сговорился с этой Нелли Конуэй, и они оба рассказывают басни присяжным, стремясь внушить, что только Викки могла вручить это лекарство. Мистер Мейсон, вы просто обязаны что-то сделать, не дать им ускользнуть от ответственности.
– Я сделаю все, что в моих силах, – заверил Мейсон.
– Мы все знаем, кто убил Элизабет. Натан Бейн – вот кто, и он с этой ведьмой Конуэй состряпал версию, которая на бумаге выглядит без сучка и задоринки и способна усыпить подозрения членов жюри. Мистер Мейсон, мы-то знаем настоящего Натана Бейна, он вовсе не такая невинная овечка, какой старается прикинуться. Он довольно-таки неглуп, эгоистичен, хитер, невероятно хитер, но умеет притвориться и так поговорить с людьми, что им кажется, что он искренне говорит о самом задушевном, скрытом глубоко в сердце, что он обнажает свои самые сокровенные думы. А в действительности его самые что ни на есть заветные мысли так же непроницаемы и черны, как… как чернила в чернильнице.
– Однажды я полностью вывернул его наизнанку, – сказал Мейсон. – Возможно, я сумею сделать это и на сей раз, но сейчас его весьма профессионально натаскали.
– Вот в чем фокус, – сказала она, – он сам подготовил окружного прокурора. Они вместе разыгрывают большое шоу.
– Разумеется, он подыгрывает, но представлять это сговором, по-моему, слишком, – вставил Мейсон.
– Разве вы не могли выразить протест по поводу всей этой лицемерной чепухи? – скромно вступил в разговор ее супруг.
– Конечно, мог, – ответил Мейсон, – но я хотел, чтобы они разговорились. Чем больше этой чепухи он навешивает на присяжных, тем шире у меня диапазон действий при перекрестном допросе. Чем больше бы я им препятствовал, тем больше присяжные подозревали бы, что мы боимся полного обнародования всех фактов по этому делу.
– Не слишком полагайтесь на перекрестный допрос с окружным прокурором, – порекомендовала Джорджиана. – Он к этому приготовился. Они, видно, столько репетировали друг с другом этот допрос, что даже чуть-чуть перебарщивают. Словом, два сапога – пара, я имею в виду, рыбак рыбака видит издалека. Просто какой-то актерский дуэт. Если бы вы знали, каков Натан в действительности, а затем взглянули на него в свидетельской ложе, вы по-другому оценили бы его.
– Хорошо, – ободряюще заключил Мейсон, – возможно, мы выведем его на чистую воду перед присяжными.
Ближе к полуночи Мейсон обсуждал ситуацию с Полом Дрейком и Деллой Стрит.
– Чертов Бергер, – сказал адвокат, меряя ногами кабинет, – у него в запасе какая-то крупная «бомба», и он собирается ее взорвать.
