— Ну и нахалка же ты. Знаешь ли ты, что все, кроме тебя, считают меня полоумным из-за того, что я разрешаю тебе продолжать эти сеансы?
— Конечно, но ведь ты — это ты, правда? — ты же понимаешь, как все обстоит на самом деле. И честно говоря… он у меня получается — получается, так? Не нужно ничего говорить, но… я права?
— Получается, — ответил Аллейн. — Как ни странно это звучит, я даже побаиваюсь смотреть в твою сторону. Кажется, будто он сам стекает с твоей кисти.
Она поцеловала его.
— Я так тебе благодарна, — сказала она. — Да ты и сам знаешь — ведь знаешь?
Аллейн приехал в Ярд в приятном расположении духе, даром, что его переполняли дурные предчувствия. Здесь его поджидала записка от мистера Уипплстоуна, содержавшая просьбу позвонить как можно скорее. Он позвонил, и мистер Уипплстоун сразу взял трубку.
— Я подумал, вам следует знать об этом, — начал он уже привычной фразой. У него потекла труба, торопливо стал рассказывать мистер Уипплстоун, и он в десять минут десятого отправился к своим квартирным агентам, господам Эйблу и Вертью, хотел, чтобы они порекомендовали ему водопроводчика. Там уже находился Санскрит, погруженный в беседу с молодым человеком, тем, у которого прерафаэлитская прическа. Увидев мистера Уипплстоуна, Санскрит замолк на полуслове, а затем произнес своим контр-тенором, что он-де во всем полагается на них и надеется, что они постараются устроить все наилучшим образом.
Молодой человек, рассказывал дальше мистер Уипплстоун, сказал, что никаких сложностей не предвидится, поскольку жилье на Каприкорнах пользуется большим спросом. Санскрит проблеял нечто невнятное и с большой поспешностью удалился.
— Я спросил, как бы между прочим, — сказал мистер Уипплстоун, — не сдается ли, часом, помещение вместе с гончарной. Сказал, будто у меня есть друзья, которые ищут квартиру. Помощница молодого человека, да и сам он тоже, как-то странно замялись. Дама принялась объяснять, что официально это место пока не освобождено, а если и освободится, то скорее поступит в продажу, чем будет сдаваться. Теперешний жилец, сказала она, пока не хочет, чтобы об этом стало известно. Меня это, как вы можете вообразить, заинтриговало. Оттуда я прямиком отправился на Каприкорн-Мьюс и дошел до гончарни. На дверях висела табличка: «Закрыто на инвентаризацию». Окна были задернуты довольно ветхими шторами, которые, правда, сходились не до конца. Я заглянул вовнутрь. Света там почти не было, но у меня осталось впечатление, что какая-то крупная фигура бродит внутри между упаковочных ящиков.
— О Господи, так вот взяли и заглянули?
— Да. А по дороге домой зашел в «Неаполь», купить немного паштета. Пока я его покупал, появились Кокбурн-Монфоры. Он был, по-моему, пьян не то что в стельку, а уже в обе, но на ногах держался по-обыкновению твердо. На нее же и смотреть было страшно.
Мистер Уипплстоун примолк и молчал так долго, что Аллейн спросил:
— Вы еще не ушли, Сэм?
— Нет, — сказал мистер Уипплстоун, — еще не ушел. Честно говоря, я пытаюсь представить, что вы подумаете о следующем моем ходе. Успокойся, Люси. Вообще-то я — человек не порывистый. Далеко не порывистый.
— Я бы сказал, очень далеко.
— Хотя в последнее время… Как бы там ни было, в данном случае я позволил себе увлечься минутным порывом. Я, разумеется, поздоровался с ними, а затем, словно бы мельком, ну, вы понимаете, сказал, принимая из рук миссис Пирелли паштет: «Вы, кажется, вот-вот останетесь без соседей, миссис Пирелли?» Она в замешательстве уставилась на меня, а я продолжал: «Ну, как же. Те двое из гончарни. Я слышал, они съезжают и чуть ли не сегодня.» Что, конечно, не было чистой правдой.
— Я бы за это не поручился.
— Нет? Так или иначе, я повернулся к Кокбурн-Монфорам. Описать выражения их лиц или, вернее, чередование выражений, я затрудняюсь. Потрясение, неверие, ярость. Полковник полиловел еще пуще, а миссис Монфор только и сумела выдавить: «Не может быть!». Тут он схватил ее за руку так, что она скривилась, и оба, не сказав больше ни слова, вышли из магазина. Я видел, как он поволок ее в сторону мастерской. Она упиралась и, по-моему, умоляла его о чем-то. Миссис Пирелли сказала что-то по-итальянски и прибавила: «Уедут, я только образуюсь». Я ушел. Проходя Каприкорн-Плэйс, я увидел, как Кокбурн-Монфоры поднимаются на свое крыльцо. Он по-прежнему держал ее за руку, а она, как мне кажется, плакала. Это все.
— Это было — когда? Полчаса назад?
— Около того.
— Хорошо, мы все обсудим позже. Спасибо, Сэм.
— Сильно я навредил?
— Надеюсь, что нет. Думаю, вы лишь ускорили кое-какие события.
— Я хотел переговорить относительно труб с Шериданом — только об этом, уверяю вас. Его не оказалось дома. Может быть, мне?..
— Может быть, но скорее всего вас опередят Кокбурн-Монфоры. Впрочем, попробуйте.
— Хорошо.
— И про Чаббов не забудьте, — сказал Аллейн.
— Да. О Господи. Если хотите.
— Только не переборщите. Сообщите им новость, и все.
— Да.
— Я буду дома примерно через четверть часа — это на случай, если я вам понадоблюсь. Если звонка от вас не будет, я сам, как только сумею освободиться, позвоню вам, — сказал Аллейн.
Он связался с человеком, ведущим наблюдение, и услышал, что Санскрит после посещения квартирного агента вернулся в гончарню и больше не выходил. Мастерская закрыта, окна по-прежнему занавешены.
Минут пять спустя Аллейн, подъехав с Фоксом к своему тупичку, обнаружил его перекрытым, как и вчера, полицейским кордоном. На сей раз толпа здесь собралась даже побольше, появилось также множество фоторепортеров, донимавших суперинтенданта Гибсона крикливыми жалобами на грубость констеблей. Поговорив с Гибсоном, Аллейн вошел в дом, провел Фокса в кабинет, а сам направился прямиком в студию Трой. Она уже успела изрядно поработать над фоном.
— Трой, — сказал Аллейн, — когда он появится, мне нужно будет побеседовать с ним. Наедине. Не думаю, что это займет много времени, но с другой стороны, не знаю, насколько наш разговор его расстроит.
— Вот черт, — сказала Трой.
— Да, я знаю. Однако возникли осложнения. У меня нет выбора.
— Ладно, ничего не попишешь.
— Черт знает как неудобно все складывается, но такова ситуация.
— Не расстраивайся, я все понимаю. Слышишь? Он подъехал. Тебе лучше самому встретить его.
— Я скоро приду. И что гораздо важнее — надеюсь, он тоже.
— И я надеюсь. Удачи тебе.
— Аминь! Да будет по твоим словам, — сказал Аллейн.
Он вышел к дверям как раз вовремя, чтобы встретить Громобоя, сопровождаемого «млинзи», который нес огромный букет красных роз и, к удивлению Аллейна, вел на поводке белую афганскую борзую в красном ошейнике. Громобой объяснил, что пес, похоже, совсем пал духом.
— Скучает по хозяину, — сказал Громобой.
Он поздоровался с Аллейном с обычной своей жизнерадостностью, но затем, вглядевшись в его лицо, сказал:
— По-моему, что-то не так.
— Да, — сказал Аллейн. — Нам с вами нужно поговорить, сэр.
— Хорошо, Рори. Где?
— Вот сюда, пожалуйста.
Они вошли в кабинет. Увидев Фокса, к которому успел присоединиться Гибсон, Громобой остановился.
— Похоже, разговор предстоит далеко не частный.
— Речь пойдет о вопросе, касающемся полиции, и моих коллег в частности.
— Вот как? С добрым утром, джентльмены.
Он что-то сказал «млинзи», тот передал ему розы, вышел вместе с собакой и прикрыл за собой дверь.
— Вы не присядете, сэр? — спросил Аллейн.
На сей раз Громобой не стал возражать против его официального тона.
— Разумеется, — сказал он и опустился в белое кресло. Парадный мундир, надетый им для позирования, сидел на нем великолепно. Красные розы сообщали общей картине сюрреалистический оттенок.
— Нельзя их куда-нибудь их пристроить? — спросил Громобой.
Аллейн положил розы на стол.
— Это для Трой? — поинтересовался он. — Она будет в восторге.
— Итак, о чем мы станем говорить?
— О Санскрите. Не могли бы вы сказать мне, что находилось в конверте, который он принес в посольство сразу после полуночи? Конверт был адресован Первому секретарю, однако несколько слов, написанных на нем, указывали, что он предназначается для вас.
— Ваши люди весьма ревностно выполняют свои обязанности, мистер Гибсон, — сказал Громобой, на Гибсона, впрочем, не взглянув.
Гибсон кашлянул.
— По-видимому, специальный пропуск, несущий мою личную печать, для них не указ, — прибавил Громобой.
— Если бы не пропуск, — сказал Аллейн, — конверт скорее всего вскрыли бы. Надеюсь, вы сообщите нам о его содержимом. Поверьте, я не стал бы спрашивать, если бы не считал это очень важным.
Громобой, с той минуты, как он сел, не сводивший с Аллейна глаз, произнес:
