— Не вижу никакой связи всего вышесказанного вами с этими добропорядочными людьми, — желчно заявил сенатор Фруэ, играя бородой. Его проницательные глазки так и сверлили Эллери. — Если у вас есть новые улики, представьте их прокурору округа Мерсер. Зачем беспокоить честных граждан? Если же вам доставляет удовольствие подраться, — добавил он грозным тоном, — то я лично к вашим услугам, правила мне известны.
Эллери улыбнулся:
— Как ни странно, сенатор, это напоминает мне сказанное давным-давно нашим другом Марциалом[4]. Африканские львы, заметил он, нападают на буйволов, они не нападают на бабочек. Ну ладно, это в качестве эпиграммы.
Юрист побагровел.
— Избавьте этих людей от ваших происков! — взревел он.
— Пожалеть розгу? — со вздохом переспросил Эллери. — Вы не за того меня принимаете, сенатор. И боюсь, что вам еще некоторое время придется потерпеть мое неприятное общество. А потом... впрочем, не будем пока тщиться прозреть будущее. По собственному опыту знаю, что грядущее свершается по своим неукоснительным законам, несмотря на все усилия смертных остановить его движение.
Джессика нервно теребила платок, но старалась держать себя в руках. Гросвенор Финч беспокойно ерзал на своем месте, наблюдая за ней. Только Андреа и стоящий за ее креслом Билл Энджел оставались невозмутимыми. Оба внимательно следили за Эллери.
— Больше возражений нет? — спросил тот. — Благодарю вас. — Взглянув на свои часы, он заметил: — А теперь, думаю, нам пора в путь.
— В путь? — озадаченно переспросил Финч. — Куда вы хотите затащить нас?
Эллери взял в руки шляпу.
— В Трентон.
— В Трентон! — ахнула мать Андреа.
— Мы едем, чтобы снова посетить место преступления. Все как один побледнели и на миг лишились дара речи.
Первым очнулся от потрясения сенатор Фруэ. Он вскочил, махнув пухленьким кулачком.
— Ну это, знаете, уж слишком! — завопил сенатор. — У вас нет официального права. И я не позволю моим клиентам...
— Мой дорогой сенатор, у вас есть личные возражения против поездки на место преступления?
— Да я там в жизни не был!
— У меня словно камень с души. Значит, все в порядке. Едем?
Никто не шелохнулся, кроме Билла. Старый миллионер спокойно спросил замогильным, глухим голосом:
— Позвольте спросить вас, мистер Квин, чего вы хотите добиться этой необычной процедурой? Я знаю, что вы не сделали бы столь неприятное предложение, если бы это не было крайне необходимо для какой-то вам известной цели.
— Пока мне хотелось бы воздержаться от объяснений, мистер Борден, — отозвался Квин. — Но план мой предельно прост. Мы должны пройти через некое драматическое действо. Мы должны заново разыграть убийство Джозефа Кента Гимбола.
Живое веко старика опустилось.
— Это так нужно?
— Необходимость — мать открытия, сэр, но разыгранное действо будет искусством подражания природе. А теперь, пожалуйста, леди и джентльмены. Не заставляйте меня прибегать к официальным мерам давления, чтобы обеспечить ваше присутствие.
— Я не поеду ни за что! — твердо заявила Джессика Борден. — Хватит с меня. Он мертв. Эта женщина... Оставите вы, в конце концов, нас в покое?
— Джессика, — почтенный инвалид обратил здоровый глаз на дочь, — а ну, собирайся!
Джессика прикусила тонкую нижнюю губу. Потом покорно произнесла:
— Хорошо, папа, — поднялась и пошла наверх в свою спальню.
Больше никто не проронил ни слова. Но через некоторое время Джаспер Борден снова проскрипел:
— Думаю, мне тоже надо поехать. Андреа, вызови сиделку.
Андреа словно очнулась от сна.
— Но, дедушка!
— Ты слышала, что я сказал, дитя?
Эллери стоял у двери и ждал. Наконец все дружно поднялись и двинулись к выходу. Безликий лакей вырос как из-под земли со шляпами.
— Эллери, — негромко обратился к Квину Билл Энджел.
— Привет, Билл! Как твоя работа в последние дни? Что-то не вижу ни шрамов, ни ран.
Билл смотрел мрачнее тучи.
— Это был сущий ад. Наша герцогиня оказалась настоящим бесом за рулем. Я сюда не мог выбраться до сегодняшнего дня. Но мы с Андреа разработали план. Я околачивался тут целыми днями, высматривая. Она согласилась не выходить из дома, пока я здесь дежурю. А все остальное время мы были вместе.
— Многообещающее начало для парочки с благопристойными намерениями, — пошутил Эллери. — Были какие-нибудь неприятности?
— Нет.
Спустилась Андреа, одетая для выезда. На ней было легкое пальто, правую руку она держала в правом кармане. Можно было подумать, что там у нее револьвер. Билл было бросился к ней, но она покачала головой, оглянулась и просигналила ему что-то голубыми глазами.
Заметив оттопыривающийся карман у Андреа, Эллери нахмурился. Затем кивнул Биллу, давая ему понять, чтобы он оставался на месте, а сам вышел в коридор за девушкой.
Она заговорила торопливым шепотом:
— Мне надо было переговорить с вами раньше.
— Андреа, что случилось?
— Вот это. — Она вынула руку из кармана. — Это пришло по почте утром, завернутое в простую бумагу. Адресовано мне.
Эллери не взял то, что она ему протянула. Некоторое время он внимательно рассматривал предмет, который она ему показывала, затем перевел взгляд на нее. В дрожащей руке Андреа держала гипсовую статуэтку из трех фигурок, неровно покрытых красной краской. Статуэтка изображала трех обезьянок на пьедестале. Одна приложила лапу ко рту, другая — к глазам, третья закрывала лапами уши.
— Не произноси злого, не созерцай зла, не слушай злого, — тем же горячим шепотом пояснила Андреа. — Или что-то вроде этого. Ну не безумие ли? — Она истерично рассмеялась. — Но меня это пугает до смерти.
— Новое предостережение, — нахмурился Эллери. — Наша дичь явно нервничает. Оберточную бумагу не выкинули?
— О! Я тут же ее выбросила. Я была уверена, что вам от нее никакого толку.
— Ах ты! Что за самонадеянные люди! Опять начудили. Там же могли быть отпечатки пальцев... Биллу говорили?
— Нет. Не хотела его беспокоить. Бедный Билл! Он был для меня такой опорой все эти дни.
— Положите статуэтку обратно в карман, — быстро приказал Эллери. — Кто-то идет.
Дверь лифта открылась, и показалась высокая фигура.
— А, Джоунс! Привет, дружище! Рад вас видеть, — приветствовал его Эллери.
Андреа вспыхнула и бросилась в апартаменты. Угрюмый подбитый глаз Джоунса неотрывно взирал на дверь, за которой она скрылась.
— Получил ваше приглашение, — пробасил он, явно находясь в крепком подпитии. — Сам не знаю, какого черта я пришел. Меня здесь не очень жалуют.
— Подумаешь, — весело бросил Эллери, — меня здесь тоже не жалуют.
— Так что там, Шерлок? Новые находки?
— Думаю, вы с удовольствием присоединитесь к нам. Мы все направляемся в Трентон на следственный эксперимент.
Джоунс рассмеялся:
— Да хоть к черту на рога! Мне все едино.
* * *
Солнце стояло уже над деревьями по берегам Делавэра, когда они доехали до одинокой хижины около Морского терминала. Эллери на своем «дюзенберге» возглавлял небольшой караван. Он вел его кружным путем по предместьям Трентона, выезжая на Ламбертон-роуд со всеми мерами предосторожности, чтобы, не дай бог, не привлечь внимания вездесущих репортеров, бродящих по улицам города.
День выдался жарким. Листья на деревьях вокруг хижины не шевелились и казались в своей неподвижности вырезанными из фанеры, что делало общую картину какой-то нереальной: будто вокруг не живая природа, а грубые театральные декорации. Даже поверхность реки, сверкающей между деревьями, выглядела вылитой из стекла. Стоящая в глухом месте хижина только дополняла это впечатление плохо намалеванного пейзажа.
Никто не перекинулся ни словом, когда Эллери, бросив во все стороны беглый взгляд, повел свою неприветливую компанию в дом. Приехавшие изо всех сил старались не показать волнения. Все, кроме Джаспера Бордена, чей острый живой глаз на отчеканенном из железа лице, похоже, не упускал ничего, силились сохранить безразличный, даже скучающий вид. Финч с Биллом кое-как катили инвалидную коляску со стариком. Но в конце концов все оказались внутри хижины и распределились у стен, тихие, как испуганные дети. Зажгли настольную лампу, которая рассеяла наступающие сумерки. Эллери занял место в центре комнаты.
Он долго молчал, давая всем время немного привыкнуть к атмосфере дома, в котором, по-видимому, ничего не изменилось с той роковой ночи несколько недель назад, не считая, разумеется, того, что пространство за столом было пусто и с вешалки вместе с запахом смерти исчезли костюмы. Но после того как вошедшие расположились там, кто сидя, кто стоя, и слегка успокоились, все это постепенно стало возвращаться благодаря услужливой деятельности воображения. Так что скоро каждый уже видел то, что было тогда, вплоть до распростертого на полу тела Гимбола.
