– Пища тоже была?
– Да. Его последним обедом или ужином была жареная свинина с фасолью.
– Задолго до смерти?
– Думаю, часа за два – два с половиной. Я также извлек то, что скопилось у него под ногтями, и послал это в лабораторию. Мере сообщит результаты сам.
– А шрамы?
– Остаюсь при своем мнении. Аппендектомия сделана лет пять-шесть назад хорошим хирургом, судя по качеству работы. Следы дробинок имеют по меньшей мере двадцатилетнюю давность, но мне хочется удвоить эту цифру.
– Возраст?
– От пятидесяти до пятидесяти пяти.
– Значит, выстрел из охотничьего ружья был сделан, когда он был ребенком?
– Это мое мнение. Общее состояние организма удовлетворительное, за исключением увеличенной печени, о чем я уже говорил. На левом легком рубец от очень давнего туберкулеза: детям и грудным младенцам часто случается переносить легкий туберкулез незаметно для окружающих. А если хотите узнать еще больше, доставьте мне голову, и я сделаю все, что смогу.
– Ее еще не нашли.
– Ну, значит, и не найдут.
Слова Поля подтверждали мнение Мегрэ. На набережной Орфевр бытует ряд убеждений, в конце концов ставших аксиомами. Например, что разрубленными на части неизменно оказываются проститутки самого низкого пошиба. Или что голова отыскивается реже, чем другие части тела.
– Если мне позвонят, – сказал Мегрэ, заглянув к инспекторам, – я наверху, в лаборатории.
Он медленно взобрался на самую верхотуру Дворца правосудия к Мерсу.
– Работаешь на меня? – осведомился он.
– Изучаю пробы, присланные Полем.
– Результатов еще нет?
В огромном зале работали и другие специалисты.
– У меня складывается впечатление, – Мере всегда говорил вполголоса, как в церкви, – что убитый не слишком часто выходил из дому.
– Почему?
– Я изучил грязь из-под ногтей на ногах. Могу сказать, что последнее время он носил носки из сине-зеленой шерсти. Я обнаружил также ворсинки войлока, из которого делается домашняя обувь. Отсюда я заключаю, что человек этот обычно носил войлочные туфли.
– Если это точно, Поль должен это подтвердить, потому что долгое ношение мягких туфель в конце концов деформирует ступню; по крайней мере, так без конца твердит моя жена…
Он не закончил фразы, позвонил в Институт судебной медицины, но доктора Поля там уже не было, и пришлось позвонить ему домой.
– Говорит Мегрэ… Один вопрос, доктор, в связи с замечанием Мерса. Вам не показалось, что этот человек чаще ходил в мягких туфлях, чем в ботинках?
– Поздравьте от меня Мерса. Я чуть было сам не сказал вам это недавно, но счел, что это слишком неопределенно и я рискую направить вас по ложному следу. При изучении ступней мне пришла мысль, что это, быть может, официант из кафе. У них, так же как у метрдотелей и полицейских агентов, особенно уличных постовых, ступни становятся плоскими не от ходьбы, а от долгого стояния.
– Вы говорили, что у него грязные ногти на руках.
– Верно. У метрдотеля не может быть траура под ногтями.
– У официанта из большого ресторана или богатого кафе тоже.
– Мере больше ничего не обнаружил?
– Пока нет. Благодарю, доктор. Прошло еще около часа. Мегрэ бродил по лаборатории, наклоняясь то к одному, то к другому сотруднику.
– Вас интересует, что у него под ногтями есть земля, смешанная с селитрой?
Как и Мегрэ, Мере знал, где чаще всего встречается подобная смесь – в погребах, особенно сырых.
– Ее мало или много?
– Это меня и поразило. Человек не может так выпачкаться с одного раза.
– Иначе говоря, он имел привычку спускаться в погреб?
– Это только гипотеза.
– А руки?
– Я обнаружил под ногтями сходное вещество, но с другими примесями и с мельчайшими крупинками красного сургуча.
– Какой употребляют для запечатывания бутылок с вином?
– Да.
Мегрэ был почти разочарован: загадка оказывалась слишком легкой.
– В общем, это владелец бистро, – проворчал он. И в памяти его всплыл образ худой черноволосой женщины, которая утром подавала им вино. В таком квартале, как набережная Вальми, не было недостатка в живописных индивидуумах. Но Мегрэ редко приходилось встречать тот тип инертности, который он отметил у этой женщины. Это было трудно объяснить. Большинство людей, глядя на вас, чем-то с вами обмениваются, устанавливается какой-то контакт, пусть даже этот контакт выражается в недоверии и вызове.
С этой женщиной, напротив, не установилось ничего. Она подошла к стойке без удивления и без страха, с признаками усталости, которая, наверно, никогда ее не покидала.
А может быть, это было безразличие? Она также не была ни пьяна, ни больна, во всяком случае, в тот момент. Тогда же утром Мегрэ дал себе слово еще раз наведаться к ней, хотя бы только для того, чтобы разобраться, клиентура какого рода посещает это заведение.
– У вас есть идея, шеф?
– Может быть.
Мегрэ предпочел не объяснять. В четыре часа дня он позвал Лапуэнта, который работал у себя над бумагами.
– Отвезешь меня?
– На канал?
– Да.
– Надеюсь, машину успели вымыть.
На женщинах были уже светлые шляпки. Этой весной моден красный цвет, цвет мака. Над террасами опустили оранжевые и полосатые тенты.
На набережной Вальми они вышли из машины. Виктор все еще обшаривал дно канала. Жюдель тоже был на месте.
– Ничего нового?
– Ничего.
– И одежды никакой?
– Мы занялись бечевкой, которой были обвязаны пакеты. Если вы сочтете нужным, я пошлю ее в лабораторию. По виду это обычная толстая бечевка, которой пользуются большинство лавочников. Я велел расспросить окрестных торговцев скобяными изделиями. Результатов пока нет. Что до газет, клочья которых я велел просушить, то они в основном за прошлую неделю.
– За какое число последняя?
– Утренний субботний выпуск.
– Ты знаешь бистро, что расположено чуть выше улицы Тераж, рядом с магазином аптекарских товаров?
– «У Каласа»?
– Я не посмотрел на вывеску. Маленький темный зал, ниже тротуара, с большой печью посредине и с черной трубой, которая идет почти через всю комнату.
– Ну да, это у Омера Каласа.
Квартальные инспекторы лучше знали эти места, чем их коллеги с набережной Орфевр.
– Какого сорта заведение? – спросил Мегрэ, глядя на пузырьки воздуха, отмечавшие передвижение Виктора по дну канала.
– Спокойного. Не помню, чтобы у хозяев были какие-либо осложнения с нами.
– Омер Калас родом из деревни?
– Наверно. Можно посмотреть в списках. Большая часть владельцев бистро приезжает в Париж в качестве слуг или истопников, потом женится на кухарках и под конец открывает собственные заведения.
– Они давно здесь?
– Они уже были здесь, когда я начал работать в этом квартале. Я всегда знал бистро таким, каким вы его видели. Это почти напротив нашего участка, и я иной раз захожу к ним выпить глоток вина. У них хорошее белое вино.
– Обслуживает посетителей обычно сам хозяин?
– Большую часть дня. Кроме нескольких часов после обеда, когда он ходит играть на бильярде в кабачок на улице Лафайет. Он прямо-таки помешан на бильярде.
– В его отсутствие его заменяет жена?
– Да. Они не держат ни прислуги, ни официанта. Припоминаю, что у них, кажется, была когда-то служаночка, но не знаю, куда она делась.
– Какая у них клиентура?
– Трудно сказать. – Жюдель почесал затылок. – Во всех бистро квартала клиенты более или менее одинаковые. И в то же время в каждом особые. «У Пополя», например, что возле шлюза, шумно с утра до вечера. Много пьют, много галдят, и воздух всегда синий от курева. После восьми вечера там обычно встретишь нескольких женщин, у которых тоже постоянные клиенты.
– А у Омера?
– Ну, прежде всего, его бистро не на таком людном месте. Потом, как-то темнее, печальней. Вы, должно быть, убедились, что там, внутри, не так уж весело. Утром туда приходят выпить стаканчик рабочие с ближайших верфей, в полдень некоторые туда приносят с собой еду и берут пол-литра белого вина. После обеда – тише. Омер и выбрал это время для игры на бильярде. В час аперитива снова набирается народ.
Мне случалось заходить туда вечером. Каждый раз я видел лишь игру в карты за одним столиком да две-три фигуры у стойки. В таких местах, если ты не завсегдатай, всегда чувствуешь себя чужаком.
– Омер женат на этой женщине?
– Никогда не задумывался над этим. Это легко проверить. Можно хоть сейчас пойти в комиссариат и посмотреть в книгах.
– Вы мне потом дадите эту справку. Сейчас, кажется, Омер Калас в отъезде?
– Это она вам сказала?
– Да.
В этот час баржа братьев Нод пришвартовалась к Арсенальной набережной и краны начали разгрузку тесаного камня.
– Я хочу, чтобы вы составили мне список окрестных бистро, где хозяин или слуга отсутствуют с воскресенья.
– Вы считаете, что…
– Это идея Мерса. Возможно, неплохая. Пройдусь туда.
