— Нет, — сказал Эдисон, — его, насколько мне известно, зовут Джордж Виттли Дункас. Таким именем он подписался под заметкой в газете. Эту заметку я принес специально для вас.
Пальцы Эдисона дрожали, когда он доставал бумажник и извлекал из него вырезку.
— Понятно, — заметил Мейсон, прочитав статью. — Здесь полно плохо замаскированных намеков. Вот хотя бы: «Кто та молодая женщина, что бродила ночью с другом семьи? Знает ли ее муженек о той консультации, которую она получила у адвоката?» — Мейсон оторвал взгляд от заметки и сказал: — Обычная бульварная стряпня. Нельзя понять, что это — правда или нет. Эта молодая женщина может быть лишь плодом воображения Джорджа В. Дункаса, имени-то ее он не называет. Так что, собственно, этот Дункас хочет от вас?
— С самим Дункасом я не говорил. Я говорил с человеком, который представился как Эрик Хэнсел. Он сказал, что он репортер и поставляет Дункасу факты. Так вот теперь он раскопал какие-то факты против меня!
— Они хорошо все продумали, — заметил Мейсон, — никаких обвинений против Дункаса выдвинуть нельзя, а свое сотрудничество с Хэнселом он может просто отрицать.
— Да, возможно и так, — заметно нервничая, сказал Эдисон. — Но мне наплевать на их технику. Главное — это чистейшей воды шантаж, связанный с той историей с Вероникой.
— Расскажите подробнее, — попросил Мейсон.
Эдисон нервно поерзал на стуле, усаживаясь поудобнее.
— Черт возьми, я даже не знаю с чего начать.
— Начните с вашего знакомства с девушкой, — посоветовал Мейсон.
— Да? — Эдисон был явно удивлен. — Но почему?
— Потому что всегда лучше всего начинать с начала.
— Почему вы решили, что она причастна?
Мейсон лишь улыбнулся в ответ.
— Хорошо, — согласился, наконец, Эдисон. — Можно начать и с этого. Это было в прошлый вторник, примерно, часов в девять вечера. Я ехал домой из пригорода. Когда я увидел ее, она стояла на обочине автострады с небольшой дорожной сумкой в руках. Она не голосовала, но было видно, что она хочет, чтобы ее подвезли.
— И вы остановились?
— Сначала нет. Обычно я не подвожу незнакомых. Я проехал мимо, но тут увидел, какая она юная и хорошенькая, и я решил, что не могу оставить ее в таком месте, где какой-нибудь сомнительный тип может подобрать ее и воспользоваться моментом… Потому я затормозил и подъехал к ней задним ходом.
— Она оценила ваш поступок?
— Да, начала благодарить, — заявил Эдисон.
— Что было дальше? — спросил Мейсон.
— Когда сажаешь в машину такую молодую и красивую девушку, обязательно завязывается разговор и…
— Не отвлекайтесь на мелочи, — попросил Мейсон.
— Сперва девушка была несколько скованной. Но потом это прошло. Я сказал, что я ей в отцы гожусь…
— Это точно, — заметил Мейсон.
— Что?
— Ничего, продолжайте.
— Вскоре она прониклась ко мне доверием и рассказала свою историю. У нее очень добрая мама, она ее очень любит. Но девушка просто устала от скуки маленького городка, где она жила. Ей казалось, что она никогда не вырвется из рутины провинциальной жизни.
— О чем еще она говорила? — спросил Мейсон.
— Ее отец умер. Мать содержит небольшой ресторанчик в Индиане, скорее закусочную. До Индианаполиса от них было не менее пятидесяти миль, так что всякие там кинотеатры и дискотеки далеко. Она говорила, что накрывала столы, мыла посуду, в общем, помогала матери. Такая монотонная жизнь ее ужасно удручала. Все интересные парни покинули это место, перебрались в крупные города, где больше возможностей, а у оставшихся не было ни воображения, ни души, ни страстей.
— Вероника, несомненно, произвела на вас глубокое впечатление?
— С чего вы это решили, мистер Мейсон? — обиделся Эдисон.
— Потому что вы запомнили ее слова: «Ни души, ни страстей».
Эдисон промолчал.
— Сколько ей лет? — спросил Мейсон.
— Восемнадцать.
— Это точно?
— Откуда мне знать? Я только предполагаю.
— Вы, может, видели ее водительские права.
— Нет. Черт возьми, Мейсон, я не могу так запросто определить возраст женщины. Ей могло быть от шестнадцати до двадцати пяти.
— Хорошо, — согласился Мейсон. — И что было потом?
— Она призналась мне, что решила выйти в мир… Решила сама найти свое место, устроиться на работу и стать независимой. А уже устроившись, написать письмо матери и все в нем рассказать.
— Она не упоминала имени своей матери?
— Она не так уж и много успела мне рассказать. Понимаете, мы ехали недолго, около двадцати миль, я больше думал о том, как ей помочь, чтобы она не пропала в большом городе.
— Она что, просила о помощи?
— Она сказала, что денег у нее немного и что никаких конкретных планов у нее нет. Понимаете, Мейсон, это просто потрясло меня. Я испугался. Сами представьте, молоденькая девушка приезжает в чужой город и не знает, где она проведет ночь, денег нет, знакомых в городе нет…
— И вы дали ей денег?
— Дело не в этом, — сказал Эдисон. — Нужно было найти комнату в приличном отеле. Вы понимаете, теперь не так просто зайти в отель и получить номер. Во-первых, отели очень неохотно пускают одиноких молодых женщин, когда о них ничего не известно. И, во-вторых, отели переполнены. Получить приличный номер невозможно.
— И что вы сделали?
— Я позвонил своему другу, управляющему отелем «Роквей». Сказал, что нужно найти комнату для молодой женщины, Вероники Дейл, и что хочу, чтобы все было, как следует. Он заверил меня, что лично проследит, чтобы она не испытывала неудобств. Разумеется, я сказал, что ручаюсь за нее.
— И что потом?
— Я довез ее до «Роквея» и убедился, что она зарегистрировалась и получила ключ. Понимаете, Мейсон, в большинстве этих отелей всегда найдутся одни-два свободных номера. Их держат на всякий непредвиденный случай.
— И что дальше?
— Дальше я с чистой совестью поехал домой, так как сделал все, что мог.
— А потом узнали, что она арестована за бродяжничество?
— Да.
— Как это произошло?
— Утром мне позвонила надзирательница из тюрьмы, сказала, что Вероника попала в тюрьму, но не захотела будить меня звонком среди ночи. Представьте только, прелестная девушка провела ночь в тюрьме только потому, что из деликатности…
— А как она узнала, кто вы и ваш адрес и телефон? Вы дали ей свою визитную карточку?
— Нет, не давал. Мне обидно сознаться, но тем не менее считается, что человек такого положения, как я, должен быть достаточно осторожным. Но она могла увидеть мои координаты на карточке на лобовом стекле автомобиля.
— Когда вы узнали о ее аресте?
— Непосредственно перед тем, как позвонить вам.
— Понятно, — заключил Мейсон. — И стало быть, вы ее с той поры не видели.
— Как же не видел? Я ведь взял ее на работу. Как только вы сообщили мне, что она вернулась в отель, я сразу же позвонил ей.
— Вы мне не сказали об этом…
— Так я вообще больше не говорил с вами.
— Я имею в виду ваше намерение взять ее на работу, — пояснил адвокат.
— Черт возьми, Мейсон, разве я должен вам обо всем докладывать?
— В общении с адвокатом это никогда не мешает.
— Слушайте, Мейсон. Вы говорите так, будто она…
— Похоже, что у вас будут из-за нее неприятности.
— Не говорите так. Она прекрасная, непорочная девочка.
— А шантаж, насколько я понимаю, просто случайное совпадение? — заметил Мейсон.
— Да, чисто случайное, — подчеркнул Эдисон. — О шантаже я ведь еще и не упомянул.
— А пора бы. Я жду, когда вы перейдете к делу.
— У меня был с ней искренний отеческий разговор, — ответил Эдисон. — Я сказал, что ей не следует совершать таких прогулок, особенно ночью. Я сказал, что не хочу запугивать ее, но сейчас развелось столько преступников, всяких сексуальных убийц-маньяков, что следует быть осторожными. Потом я послал ее в отдел кадров своего универмага.
— Вы дали ей работу?
— Я думаю, что, появившись в отделе кадров с направлением от меня, она должна получить место. Я настолько уверен, что даже не стал проверять это.
— Следовательно, она сейчас работает в вашем универмаге?
— Да.
— Хорошо. А что у вас произошло с Дункасом?
— Мне позвонил этот человек, Эрик Хэнсел, и сказал, что хочет взять у меня интервью. Видите ли, мистер Мейсон, такой человек, как я, не может ссориться с прессой, мне вовсе не наплевать на мою репутацию. Я всегда дорожил ею.
— Конечно, — сухо заметил Мейсон.
— Но интервью оказалось вовсе не таким, как я ожидал. Мистер Хэнсел оказался рыжеволосым, развязным молодым человеком, которому место скорее где-нибудь на ипподроме, чем в солидной газете. Он выглядел довольно мерзко. Он задал мне несколько вопросов о моей жизни, о моем партнере, о моих делах, причем вел себя довольно агрессивно и нагло. Когда наконец я решил выставить его за дверь, он спросил, в каких отношениях я состою с Вероникой Дейл. Оказалось, что он знает почти все факты. Он определенно знал, что я звонил управляющему отелем «Роквей». Он сказал, что Джордж Дункас собирается опубликовать слухи обо мне в светской хронике, и что он хочет знать, есть ли какие-либо основания считать, что я собираюсь жениться на Веронике Дейл, молодой женщине, которая с моей помощью получила номер в отеле и была арестована той же ночью по обвинению в бродяжничестве. Понимаете, мистер Мейсон, тут я сорвался. Я закричал, чтобы он убирался вон. Но этот наглец спокойно зажег спичку, чиркнув ею по крышке моего стола, закурил и, глядя на меня, заявил: «Ну, ладно, толстяк, мы опубликуем эту историю…» Понимаете, Мейсон, в моем собственном кабинете, этот сплетник, этот наглец называет меня толстяком!
