страницу, соизволил обратить внимание на гостью и спросил:
– Вы умелый секретарь, мисс Атли?
Ее глаза чуть расширились от изумления, потом она улыбнулась. Если она и плакала за компанию со своей нанимательницей, то по лицу этого было не заметно. На вид я дал бы ей лет тридцать, но, возможно, на самом деле она на пару лет моложе.
– Я оправдываю свое жалованье, мистер Вулф.
Холодный взгляд, холодная улыбка, холодный тон. С некоторыми ледышками помогает, если слегка растопить их лед и посмотреть, что получится, – бывает любопытно, кстати, – но с другими сразу становится ясно, что ледяная корка у них очень толстая. Дина Атли была из вторых. При этом вполне себе красотка – личико привлекательное, фигурка ладная.
Вулф пристально ее оглядел:
– Не сомневаюсь. Как вы знаете, миссис Вейл звонила вам отсюда. Я слышал, как она наставляла вас не делиться со мной содержанием вчерашней телефонной беседы с мистером Нэппом. Но разрешите напомнить, что ей сейчас непросто рассуждать здраво. Быть может, вы полагаете иначе. Что скажете?
– Нет. – Опять этот холодный тон. – Она моя нанимательница.
– Тогда я не стану вас изводить. Вы постоянно открываете почту миссис Вейл?
– Да.
– Все письма, которые приходят на ее имя?
– Да.
– Сколько писем было во вчерашней утренней почте?
– Не считала. Может, десятка два.
– Конверт вот с этим письмом – вы открыли его первым или несколько позже?
Разумеется, его тактика была стара как мир – минимум три тысячи лет возрастом. Он выспрашивал подробности события, выискивая признаки неуверенности и смятения.
Дина Атли улыбнулась:
– Сначала я разбираю почту, а рассылки и прочую регулярную корреспонденцию оставляю на потом. Вчера было четыре, нет, пять конвертов, которые я открыла в первую очередь. Это письмо нашлось в третьем по счету конверте.
– Вы немедленно показали его миссис Вейл?
– Разумеется. Отнесла в ее комнату.
– В загородный дом в воскресенье вечером она звонила при вас?
– Нет. Я была дома, но к тому времени уже легла.
– В какое время вчера днем поступил звонок от мистера Нэппа?
– В четыре часа восемь минут. Я догадывалась, что точное время может понадобиться, и сделала себе пометку.
– Вы слушали разговор?
– Да. Миссис Вейл попросила, и я согласилась.
– Стенографировали?
– Конечно.
– Вы учились в колледже?
– Да.
– А печатаете двумя пальцами или четырьмя?
Она снова улыбнулась:
– Всеми десятью. Вслепую. – Она повела ладонью. – Право же, мистер Вулф, к чему эти глупые расспросы? Разве они помогут вернуть мистера Вейла живым?
– Нет. Однако они вовсе не бессмысленны. Понимаю, что вы стремитесь быть рядом с миссис Вейл, а она в вас нуждается, и сильно я вас не задержу, обещаю. Выяснять насчет голоса и манеры произношения звонившего бесполезно. Если я и узнаю что-то новое, уже слишком поздно. Но, если не возражаете, мистер Гудвин возьмет у вас отпечатки пальцев. Арчи, будь добр…
Это ее немного расшевелило.
– Мои отпечатки пальцев? Зачем?
– Не ради благополучного возвращения мистера Вейла. Эти отпечатки могут пригодиться впоследствии. Не исключено, что мистер Нэпп или его пособник оставили следы на этом листке. Кстати, вы не знаете, брал его кто-либо в руки до вас и миссис Вейл?
– Не знаю.
– Мы с мистером Гудвином трогали листок, но позднее. Надо бы отпечатки и у миссис Вейл взять. Смею заверить, мистер Гудвин отлично справляется. Даже если мистер Вейл вернется домой в добром здравии – надеюсь, именно так все и будет, – нам, возможно, потребуется определить, нет ли на письме неопознанных отпечатков. Вы возражаете против процедуры или согласны?
– Не возражаю. Чего мне опасаться?
– Отлично. Арчи?
Я открыл ящик стола и извлек чернильницу со штемпельной подушечкой и специальную бумагу. Теперь-то мне стало ясно, что за предположение проверял Вулф, когда изучал клавиши моей пишущей машинки с письмом мистера Нэппа в руке, а еще я понял, зачем нужны отпечатки Дины Атли. Словом, необходимости указывать ее имя на листке с оттисками не было, но я все равно его надписал. Она встала, подошла к моему столу, и сначала я занялся ее правой рукой. Какие красивые у нее ладони – гладкие, ухоженные, с длинными и тонкими пальцами… Ни единого колечка, между прочим. Когда мы перешли к левой руке, покончили с большим, указательным и средним пальцем и взялись за безымянный, я непринужденно поинтересовался:
– Что это? Царапина?
– Ерунда. Прищемила ящиком.
– Мизинец тоже? Не волнуйтесь, я буду осторожен.
– Уже почти зажило. Это случилось несколько дней назад.
Но я проявил деликатность. Какой смысл действовать грубо, если ее отпечатки нам все равно ни к чему? Отмывая кончики пальцев тряпкой, смоченной в растворе, она спросила Вулфа:
– Неужели вы думаете, что похититель был настолько глуп, что мог оставить свои отпечатки на письме?
– Вряд ли глуп, – признал Вулф. – Но не исключено, что он оставил след по неосторожности. Еще одно, мисс Атли. Позволю себе уточнить, что нашей первейшей заботой является жизнь и безопасность мистера Вейла. Я приложу все старания к тому, чтобы он остался жив. Арчи, покажи копию объявления.
Я взял бумагу со стола и протянул мисс Атли. Вулф подождал, пока она не прочтет, и добавил:
– Это объявление появится в сегодняшней «Газетт» и в утренних газетах. Если похититель его заметит, то, возможно, призадумается. Больше того, он наверняка призадумается, если слышал обо мне хотя бы краем уха. Этим объявлением я публично беру на себя некие обязательства. Если он убьет мистера Вейла, то тем самым окажет себе медвежью услугу. Я непременно отыщу его – через месяц, через год или через десять лет. Очень жаль, что мы с вами не в состоянии связаться с ним и разъяснить ему это обстоятельство.
– И вправду жаль. – Ее тон ничуть не изменился. Она вернула мне копию объявления. – Быть может, он не настолько высокого мнения о ваших способностях, как вы сами. – Она сделала три шага к двери, остановилась и добавила: – Быть может, он считает, что полиция для него даже опаснее.
