Я минуту-другую поразмышлял над аналогиями и, использовав первую, заявил:
— Но все-таки один военный корреспондент не делает войну!
— Конечно. И одна ласточка не делает лето. Но один убийца, Хэстингс, позвольте выразиться следующим образом, делает убийство.
Конечно, отрицать было нечего. Но тем не менее мне подумалось (это, похоже, не пришло в голову Пуаро), что даже у убийцы бывают выходные. Может быть, X приехал в Стайлз без смертоносных намерений. Однако Пуаро так взвинтился, что я не осмелился высказать свое предположение. Я просто сказал, что вся затея кажется мне безнадежной. Мы должны подождать…
— И посмотреть, — закончил Пуаро, — как ваш мистер Асквит в прошлую войну[69]. Вот это-то, mоn cher, как раз то, что мы не должны делать. Заметьте, я не говорю, что мы преуспеем, потому что, как я замечал прежде, когда убийца решил убить, его нелегко перехитрить. Но, по крайней мере, мы можем попытаться. Представьте себе, Хэстингс, что вам дана задача в бридж в газете. Вы можете видеть все карты. Вас просят «предсказать результат сделки».
Я покачал головой.
— Без толку Пуаро. Я не имею ни малейшего понятия. Если бы я знал, кто такой X…
Пуаро снова зарычал. Он рычал так громко, что из соседней комнаты прибежал испуганный Кертис. Пуаро взмахом руки приказал ему удалиться и, когда он ушел, мой друг заговорил более сдержанно.
— Послушайте, Хэстингс, вы не настолько глупы, как притворяетесь. Вы изучили те случаи, отчеты о которых я дал вам прочесть. Вы можете не знать, кто такой X, но вам известна техника совершения его преступлений.
— О, — сказал я, — понятно.
— Конечно, понятно. Вся беда с вами в том, что вы умственно ленивы. Вы любите играть в игры и догадываться. Вы не любите работать головой. Какой элемент присущ технике X? Разве дело не в том, что совершенное преступление закончено до деталей? Иными словами, есть мотив для убийства, есть возможность, есть способы и, наконец, что самое важное, есть виновный, готовый для скамьи подсудимых.
Сразу же я уловил смысл и понял, каким был дураком, что не сообразил сразу.
— Понятно, — сказал я. — Буду искать человека, который… который… отвечает этим требованиям… требованиям потенциальной жертвы.
Пуаро со вздохом откинулся назад.
— Enfin![70] Я очень устал. Пошлите ко мне Кертиса. Теперь вы понимаете свою задачу. Вы активны, вы можете передвигаться, вы можете разговаривать с людьми, следить за ними, оставаясь незамеченным… — (Я чуть было не издал негодующий возглас протеста, но сдержался. Спор был слишком старым). — Вы можете подслушивать разговоры, ваши колени пока что сгибаются, так что вы можете вставать на них и заглядывать в замочные скважины…
— Я не буду заглядывать в замочные скважины, — резко прервал его я.
Пуаро закрыл глаза.
— Прекрасно. Вы не будете заглядывать в замочные скважины. Вы останетесь английским джентльменом, и кого-то убьют. Не имеет значения. Для англичанина важнее всего честь. Ваша честь важнее жизни другого человека. Bien! Все понятно.
— Нет, но, черт подери, Пуаро…
Пуаро холодно сказал:
— Пошлите ко мне Кертиса. Уходите. Вы упрямы и крайне глупы, и я желал бы иметь рядом кого-то другого, кому мог бы доверять, но наверняка придется смириться с вами и вашими нелепыми идеями насчет честной игры. Так как вы не можете использовать свои серые клетки, потому что у вас их нет, используйте хотя бы свои глаза, свои уши и свой нос, если нужно, насколько вам позволяет честь.
II
На следующий день я осмелился выдвинуть на рассмотрение идею, которая не раз приходила мне в голову. Я немного колебался, потому что разве можно знать, как отреагирует Пуаро.
Я сказал:
— Я думал, Пуаро. Знаю, я не очень-то на это способен. Вы не раз говорили, что я глуп. Что ж, может, и верно. Я лишь наполовину тот человек, которым был. Со смерти Синдерс…
Я смолк. Пуаро издал хриплый звук, означающий сочувствие.
Я продолжил:
— Но здесь есть человек, который мог бы нам помочь, как раз такой человек, какой нам нужен. Ум, воображение, изобретательность. Он привык принимать решения и обладает большим жизненным опытом. Я говорю о Бойде Кэррингтоне. Он как раз то, что надо. Доверьтесь ему. Выложите перед ним факты.
Пуаро открыл глаза и заявил с невероятной решимостью: Разумеется, нет.
— Но почему? Нельзя отрицать, что он умен, гораздо умнее меня.
— Быть умнее вас не составляет никакого труда, — с едким сарказмом отозвался Пуаро. — Но выбросьте из головы свою идею, Хэстингс. Мы не доверимся никому. Понятно, hein[71]? Я запрещаю вам говорить на сей счет с кем бы то ни было.
— Конечно, если вы так считаете, но, право, Бойд Кэррингтон…
— А та-та! Бойд Кэррингтон. Что вы так носитесь с Бойдом Кэррингтоном? Что он такое, в конце концов? Большой человек, напыщенный и самодовольный только потому, что когда-то его называли «ваше превосходительство». Человек, обладающий… да, определенным тактом и очарованием. Но он не удивителен, ваш Бойд Кэррингтон. Он без конца повторяется, он по два раза, а то и больше рассказывает одно и то же… его память настолько никудышна, что он может рассказать вам ту историю, которую рассказали ему вы сами! Выдающиеся способности? Ничуть. Старый зануда-пустозвон… enfin… напыщенный индюк!
— О, — сказал я и вспомнил.
Действительно, память Бойда Кэррингтона никуда не годилась. И он был повинен в gaffe[72], который, как я сейчас понял, страшно досадил Пуаро. Пуаро как-то рассказал ему случай из своей молодости, когда он еще служил в бельгийской полиции. И всего через пару дней Бойд Кэррингтон по своей забывчивости пересказал в компании ту же самую историю Пуаро, предварив ее замечанием: «Помню, мне говорил chef de la Surete[73] в Париже…» Сейчас-то я понял, какова была обида!
Тактично я не стал продолжать разговор и удалился.
III
Я спустился вниз и вышел в сад. Там никого не было, и я прогулялся мимо рощицы и поднялся на поросший травой холмик, на котором возвышались покосившаяся беседка в одной из последних стадий разрушения. Я сел, закурил свою трубку и погрузился в размышления.
У кого в Стайлзе был определенный мотив для убийства другого человека… или кого можно исключить из потенциальных преступников. Отложив явный случай полковника Латтрелла, который, как я боялся, вряд ли когда-нибудь схватится за топор посреди роббера, каким бы оправданным, его поступок не мог показаться, я никак не мог додуматься ни до чего другого.
Вся беда в том, что я очень мало знал об этих людях. К примеру, Нортон и мисс Коул. Какие обычные мотивы для убийства? Деньги. Похоже, единственным богатым человеком из собравшихся был Бойд Кэррингтон. Если он умрет, кто унаследует деньги? Кто-то из живущих в доме? Едва ли, но вдруг здесь что-то есть. К примеру, он мог оставить деньги на исследовательскую работу, сделав Фрэнклина попечителем. Это да плюс необдуманные замечания доктора насчет уничтожения 80 процентов человечества могло оказаться чертовски хорошими уликами против рыжего ученого. Или, может быть, Нортон или мисс Коул, его дальние родственники, и унаследуют деньги автоматически. Притянуто за уши, но вероятно.
Выиграет ли от его смерти полковник Латтрелл, ведь он его старый друг? Похоже, насчет денег возможности исчерпаны. Я перешел к более романтическим мотивам. Фрэнклины. Миссис Фрэнклин была тяжело больна. Может быть, ее медленно отравляли… и ответственность за ее смерть должна лежать на муже? Он врач, у него есть и возможности, и способы, сомнений нет. Что насчет мотива? Неприятное подозрение промелькнуло у меня в голове, когда я подумал, что, вероятно, здесь замешана Джудит. Конечно, я прекрасно знал, что их отношения были чисто деловыми… но поверит ли этому общественность? Поверит ли этому циничный полицейский офицер? Джудит была очень красивой девушкой. Привлекательная секретарша или ассистентка служила мотивом для многих преступлений. Версия привела меня в ужас.
Следом я взялся за Аллертона. Могла ли быть у кого-нибудь причина разделаться с Аллертоном? Если у нас должно быть совершено убийство, я бы предпочел, чтобы жертвой был Аллертон! Мотивов для его устранения наверняка предостаточно. Мисс Коул, хотя и немолода, но все еще привлекательна. А вдруг ею обуяла ревность, если она и Аллертон когда-то были в близких (интимных) отношениях… хотя что-то не верилось. Кроме того, если Аллертон — X… Я нетерпеливо покачал головой. Все раздумья вели меня в никуда. Мое внимание привлек звук шагов по гравию, донесшийся откуда-то снизу. К дому быстро шел Фрэнклин. Он засунул руки в карманы, набычился. Он был олицетворением уныния. И когда я увидел его таким, захваченным врасплох, меня поразило, насколько несчастным он выглядел.
