– Ничем. – Вульф налил себе еще кофе. – Я в принципе не берусь за такие дела. За анонимными угрозами жизни либо вообще ничего не стоит, либо, наоборот, скрывается столь серьезная опасность, что положение человека совершенно безнадежно. Прежде мне доводилось иметь дело с мистером Дженсеном всего один раз: пехотный капитан по имени Питер Рут пытался продать ему какие-то армейские секреты, чтобы Дженсен использовал их в политических целях. Мы собрали нужные улики, и капитан Рут отправился под трибунал. Мистер Дженсен, по его собственному признанию, был весьма впечатлен моей работой. Думаю, именно поэтому он пришел ко мне, когда ему снова понадобилась помощь.
– Он считал, что угрозы исходят от кого-то связанного с капитаном Рутом?
– Нет, он вообще не упомянул Рута. Более того, отметил, что не имеет ни малейшего представления о том, кто его собирается убить.
– То же самое он сказал и Тиму Корнуоллу. Корнуолл считает, будто вы сразу сообразили, что дело слишком опасное, и как раз поэтому дали Дженсену от ворот поворот. Корнуолл чертовски зол на вас, и его можно понять. Он потерял одного из лучших своих людей…
– Что ж, – мягко произнес Вульф и покачал головой. – Если это действительно был лучший из его людей…
– По утверждению Корнуолла, – подчеркнул Кремер. – Так вот, человек Корнуолла мертв. Его звали Дойл, двадцать лет отпахал, прекрасный послужной список. Кроме того, нельзя сказать, что случившееся прямо свидетельствует о его непрофессионализме. Вчера около полудня Дженсен пришел в агентство «Корнуолл и Мейер». Корнуолл выделил ему в телохранители Дойла. Мы выяснили, где клиента с охранником носило дальше. Ничего особо примечательного. Вечером Дойл отправился вместе с Дженсеном в клуб, где у того была назначена встреча. Из клуба они вышли в двадцать минут двенадцатого и, по всей видимости, двинулись прямо домой к Дженсену – то ли на автобусе, то ли на подземке. Жил Дженсен в многоквартирном доме на Семьдесят третьей улице, неподалеку от Мэдисон-авеню. Без четверти двенадцать их обоих обнаружили мертвыми на тротуаре у входа в парадное. Оба убиты выстрелом в сердце из пистолета тридцать восьмого калибра. В Дойла стреляли сзади, а в Дженсена, наоборот, спереди. Пули у нас есть. Следов осаждения пороховой копоти нет. Никаких.
Вульф саркастически усмехнулся, отставил в сторону кофейную чашку, знаком показав, что, коли я здесь, не мешало бы мне отнести поднос с остатками завтрака на кухню.
– Лучший человек Корнуолла, подумать только… – покачал головой он.
– Да перестаньте! – Сарказм босса явно пришелся не по нраву Кремеру. – Дойла убили выстрелом в спину. Примерно в десяти шагах от места происшествия есть узкий проход между домами – убийца мог прятаться там. С тем же успехом он мог стрелять из проезжавшей мимо машины либо с противоположной стороны улицы. Правда, это под силу лишь опытному стрелку. Только подумать: два выстрела, и оба прямо в сердце! Пока мы не можем найти свидетелей. Выстрелов никто не слышал. Швейцар был в подвале – он заодно работает истопником. Сами знаете, идет война, людей везде не хватает. Лифтер как раз поднимал на десятый этаж одного из жильцов. Тела были обнаружены двумя женщинами, возвращавшимися домой из кино. Убийство произошло самое большее за минуту до их появления на месте убийства – женщины как раз вышли из автобуса, что останавливается на углу Мэдисон-авеню.
Вульф встал с кровати, а на это, уж поверьте, стоило посмотреть. Он глянул на часы, стоявшие на прикроватном столике. Они показывали без двадцати пяти девять.
– Знаю, знаю, – пробурчал Кремер, – вы хотите одеться, потому что вам пора наверх, к вашим орхидеям, будь они неладны. Так вот, жилец, который поднимался в лифте к себе домой, оказался известным врачом, шапочно знакомым с Дженсеном. Женщины, обнаружившие трупы, работают в модельном агентстве на Седьмой авеню и никогда не слышали о Дженсене. Лифтер оттрубил в этом доме целых тридцать лет, у него безупречный послужной список. Дженсен не скупился на чаевые, и потому прислуга его любила. Швейцар – жирный олух, которого наняли две недели назад за неимением лучшего, людей и так не хватает. Жильцов по именам он еще не знает. Таким образом, убийство мог совершить кто угодно. У нас под подозрением все жители Нью-Йорка, а также приезжие, которые прибывают и убывают ежедневно. Именно поэтому я пришел к вам и Христом Богом заклинаю рассказать, что́ вам известно. Сами видите, в каком отчаянном положении я нахожусь.
– Мистер Кремер, – тронулась с места гора в желтой пижаме, – я вам уже все сказал. Если хотите, повторю еще раз: меня это дело не интересует, я к нему не причастен и не желаю ничего о нем слышать.
С этими словами Вульф удалился в ванную комнату.
Две минуты спустя, когда я открыл входную дверь, чтобы выпроводить Кремера, инспектор резко повернулся ко мне. Конец сигары, торчащей из уголка рта, вздернулся вверх.
– Кстати о черном шелковом покрывале. Оно прекрасно подойдет для савана. Когда Вульфу придет конец, дай мне знать. Приду и помогу с кройкой и шитьем.
– Вам не угодишь, – холодно осадил я его. – Скажешь правду – вы бранитесь, соврешь – опять недовольны. За что вам только жалованье платят?
В кабинете на столе меня ждала утренняя почта, которую я еще не успел разобрать, из-за того что нелегкая принесла к нам спозаранку инспектора. Я взял в руки нож для бумаг и приступил к работе. Что военное время, что мирное – разницы особой не было. Нам, как и прежде, слали рекламу, каталоги, жалобы, просьбы о бесплатной помощи и совете и прочую ерунду подобного рода. Я уже практически разобрал всю корреспонденцию, так и не увидев ничего особо интересного, когда распечатал тот самый конверт.
Я уставился на листок. Потом взял конверт и долго таращился уже на него. Обычно я редко разговариваю сам с собой, но в тот момент услышал собственный голос, который достаточно громко произнес: «О боже…» Бросив остатки неразобранной почты до лучших времен, я взлетел по ступенькам на самый верх – в оранжерею.
Преодолев первые три отсека цветочного царства и миновав все, от горшочков с рассадой до цветущих гибридов каттлеи, я обнаружил Вульфа в дальней комнате. Там мой босс в обществе нашего цветовода Теодора Хорстмана изучал только что доставленный ящик сфагнума, добавляемого в грунт для орхидей.
– Чего еще? – недовольно спросил Вульф. В его голосе не слышалось даже тени дружелюбия: я действовал на свой страх и риск, отрывая его от любимого дела.
– Пожалуй, – небрежным тоном заметил я, – не стоило вас беспокоить. Просто я разбирал почту и натолкнулся на одно послание. Мне показалось, что вы можете счесть его занятным.
С этими словами я положил перед боссом на скамейку конверт, на котором чернилами печатными буквами были выведены его фамилия и адрес, а рядом кусок бумаги, вырезанный откуда-то ножницами либо острым ножом. На бумажке типографским шрифтом было отпечатано:
ТЫ СКОРО УМРЕШЬ – И Я БУДУ СМОТРЕТЬ, КАК ТЫ УМИРАЕШЬ!
– Уверен, это просто совпадение, – осклабившись, добавил я.
Я-то думал, он скажет хоть что-нибудь, например свое дежурное «ну-ну», однако босс не оправдал моих ожиданий. Несколько мгновений он смотрел на разложенные перед ним предметы, ни к чему не притрагиваясь, а после бросил на меня пристальный взгляд, будто на миг заподозрил, что я имею к посланию какое-то отношение. Затем без всякой сколько-нибудь заметной дрожи в голосе произнес: «Я займусь почтой, как обычно, в одиннадцать».
Подобная реакция достойна уважения, ничего не скажешь. Увидев, что босс невозмутим, я, не проронив больше ни слова, собрал принесенное, вернулся в кабинет и с головой ушел в рутинную работу: писал письма, заполнял карточки оранжерейного каталога и занимался прочими столь же достойными мужчины делами.
Вульф не торопился. Он в очередной раз демонстрировал свою педантичность. Ровно в одиннадцать, и ни минутой раньше, босс спустился в кабинет, забрался в необъятное кресло и приступил к повседневным делам: читал почту, что я отобрал для него; подписывал чеки; проверял сальдо банковского счета и, поглядывая на календарь, диктовал письма и пометки.
Наконец он позвонил Фрицу, чтобы тот нес пиво. И только после того, как Фриц подал обожаемый боссом пенный напиток и жажда была утолена, Вульф позволил себе откинуться в кресле, полуприкрыть глаза и промолвить:
– Арчи, ты запросто мог сам вырезать ту фразу из газеты, купить конверт, написать на нем мою фамилию и адрес, приклеить марку и отправить послание по почте. Что может быть проще?
Я улыбнулся и покачал головой:
– Это не в моем стиле. И кроме того, зачем мне столько хлопот? Не люблю напрягаться без особых на то оснований. Опять же, к чему лишний раз бесить вас, когда в любой момент может позвонить генерал Карпентер и поинтересоваться вашим мнением обо мне?
