— Надеюсь, ты не уедешь, не попрощавшись?
Конечно, он пообещал, но знал, что не придет. Все было кончено. Прощание с Рене состоялось. Оставалось уйти. Он повернулся, увидел ее лежащую на постели с растрепанными волосами и с поднятой ногой.
«Адиос!»
Как себя вести внизу, он пока не знал. Как не знал, понадобится ли ему еще Жеф. Игра в карты закончилась.
Все встали. Врондас позвонил, и ему подали машину с шофером-туземцем.
— Кого-нибудь подвезти? — спросил Ник, выходя на улицу.
— Меня! — сказал Мишель, взглянув на Жефа, который собирал рюмки.
Он плюхнулся в роскошную машину левантинца, в которой всегда пахло духами — Ник душился, как женщина.
Здесь, в кармашке заднего сиденья, Мишель увидел маленькую золотую зажигалку, которая показалась ему предвестником его будущей жизни, напомнив также о портсигаре Гертруды Лэмпсон.
Ему так не терпелось, чтобы поскорее наступило послезавтра, что он подумал: имей он сегодня такую зажигалку, это уже позволило бы ему почувствовать себя другим человеком. Врондас о чем-то говорил с ним.
О чем? Не имело значения. Машина остановилась перед домом Вуольто.
— Придете вечером сыграть в покер?
— Еще не знаю. Может быть. Если не помешает предстоящий отъезд.
Только что, у Жефа, этот отъезд представлялся чем-то далеким. Но теперь он явно приблизился. Мишель был готов объявить его хоть на завтра!
Выходя из машины, Мишель ловко прихватил с собой зажигалку.
Ничего не заметивший Ник откинулся на сиденье.
Дверца захлопнулась, и машина отъехала, разбрызгивая столбы грязной воды.
Поднимаясь по ступенькам, Мишель сжимал в руке драгоценный предмет. Остановившись на первой же площадке, он выбросил старую сигарету, взял новую и прикурил от золотого пламени.
Когда Мишель вошел на веранду, Фершо показался ему еще меньше, более худым, более незначительным, чем обычно, и он удивился тому, как мог этот человек произвести на него такое сильное впечатление, когда он впервые увидел его в доме в дюнах.
Негритянка накрывала на стол и с широкой улыбкой объявила, что кушать подано и что на ужин господа получат перепелки.
Самолет линии Бангкок — Лима — Вальпараисо вылетал из Кристобаля в четверг в восемь утра. Стало быть, решающий день для Мишеля выпадал на среду. Весь нынешний день, как и во вторник, шел дождь. Он будет теперь продолжаться несколько недель подряд. Жара, однако, стояла такая, как в конце сухого сезона. Люди ходили по улицам в промокшей одежде, напоминавшей компресс, и по колено в грязи.
То был редкий день в жизни Мишеля, когда ему пришлось воспользоваться зонтом. Найти такси возле дома Вуольто оказалось невозможно. Все проезжавшие машины, направлявшиеся в «Вашингтон» или обратно, были заняты.
По привычке, выработанной за последние недели, Фершо работал немного утром, до полдесятого, а затем после обеда — часов с трех. Так было почти всегда. Все остальные часы представленный сам себе, Мишель не обязан был давать отчет о своем времяпрепровождени.
Однако для проформы он все же спрашивал у Фершо:
— Ничего не нужно?
Нет, он был не нужен, и с раннего утра отправился на почту, скорее по привычке, чем в ожидании письма: авиапочта по средам не поступала. Как и накануне, он всюду безуспешно искал Суску.
В двух шагах от почты находился маленький бар, который держал итальянец и куда Мишель имел обыкновение забегать, чтобы перехватить первую за день рюмку спиртного. Он чуть было не поступил так же, но за несколько шагов до выкрашенной в зеленый цвет двери замер.
Он не должен был пить ни в коем случае! А его мучила жажда. Ни разу в жизни ему так не хотелось выпить.
В самый неподходящий момент у него перехватывало горло, и он не мог даже проглотить слюну. Вот и сейчас, казалось, рюмка спиртного сможет облегчить ему жизнь.
Он все же вошел в бар, оперся о стойку, но заказал лишь стакан воды.
На лбу и на верхней губе у него выступили бисеринки пота. Он улыбнулся знакомому хозяину бара:
— Как идут дела, Анджело?
— Идут, господин Мишель.
— Мы с патроном, вероятно, уедем из Панамы.
— Будет жаль.
Все шло своим путем. Он был спокоен. Говорил обычным тоном. Анджело не мог ничего заподозрить.
— Ты не видел Голландца?
— Где-нибудь тут шляется, как обычно. Он как несчастье: с ним встречаешься чаще, чем хотелось бы.
Если бы так! Как назло, со вчерашнего дня его нигде нельзя найти. Лишний раз заходить к Жефу Мишелю не хотелось — тот еще мог ему понадобиться после. Впрочем, он убедился, что Суски там не было.
Схватив такси, Мишель доехал до «Вашингтона», где чуть было, как у Анджело, не спросил воды, но вовремя спохватился: это показалось бы странным. Поэтому заказал обычное виски, а когда китаец бармен отвернулся, вылил его в кадку с растением.
Он полностью контролировал свои поступки. Раз двадцать, пятьдесят, может быть, сто за день, чувствуя, как у него перехватывает горло, он умудрялся тем не менее сохранять бесстрастное выражение лица.
Спазм в горле возникала при одной мысли о деле, которое ему предстояло совершить и все подробности которого уже запечатлелись у него в голове.
Рассматривая этот вопрос с разных сторон, он пролежал большую часть ночи с открытыми глазами в двух шагах от спящего — или бодрствующего? — на веранде на своей раскладушке Фершо. Ровный шум дождя сопровождал его размышления.
В результате ему стало ясно, что все придется проделать самому. Сначала он хотел поручить это Суске, хорошо заплатив ему. Но для выполнения этого плана имелось препятствие. Суска увидит пояс и банкноты.
Ведь надо будет освободить труп от этого богатства, прежде чем уничтожить его. Голландец может стать нежелательным свидетелем. Он прикинет размер суммы. Кто знает, сколько он тогда запросит, и, даже если не потребует всего, не возникнет ли у него искушение совершить еще одно убийство? Итак, Мишелю придется все проделать самому. Он все тщательно продумал и продолжал размышлять о своем плане во время ужина, когда остался с глазу на глаз с Фершо. Им подавала Марта.
К счастью, она была замужем и не ночевала в доме.
Иначе план Мишеля оказался бы под угрозой срыва.
Все должно было произойти в квартире. Увести Фершо куда-нибудь вечером не представлялось возможным.
К тому же, принимая во внимание тот образ жизни, который они ведут после примирения, не испытывал ли он некоторую подозрительность?
Стрелять тоже было нельзя: шум мог всполошить Вуольтов, находившихся под ними.
Проще всего было отравить Фершо. Но в этом Мишель ничего не смыслил. А вдруг он будет кричать, мучиться в течение многих часов? Да и где было достать яд, не вызвав подозрений и не рискуя быть потом опознанным?
Нет, от судьбы не уйти, это ясно. Придется убить старика своими руками с помощью какого-нибудь предмета — ножа или молотка.
Весь его организм приходил в смятение при мысли о том, что ему предстояло сделать.
Но никто ничего не замечал. Раз пятьдесят ему хотелось выпить, но он находил силы побороть это желание.
И чтобы промочить горло, выпивал немного воды.
Как нарочно, старик во второй половине дня диктовал дольше обычного. Наблюдая за тем, как тот, закрыв глаза, роется в своей памяти, Мишель с холодным любопытством, словно оценивая, разглядывал его. И отчего-то вспоминал трех негров и динамитную шашку.
Насколько тому было проще по сравнению с тем, что он собирался сделать! Да еще надо было ждать сутки, прежде чем перейти к действиям! Да еще обдумать все детали, чтобы избежать провала!
А ведь Фершо презирал его, считая свою привязанность к нему слабостью, почти пороком! Как бы хотелось крикнуть всем, Жефу и остальным, которые считали его ненадежным парнем, маленьким подлецом, да, как хотелось им крикнуть:
— Смотрите на меня! Вы ничего не замечаете? Так вот, я один собираюсь совершить кое-что. Не позднее этой ночи я убью человека!
В ящике шкафа лежал молоток. Когда он покупал шкаф у старьевщика, молоток оказался там случайно.
Мишель убедился, что Марта к нему не прикасалась.
Зайдя на кухню, он еще раз оглядел ножи. Они не очень годились, но могли понадобиться.
Беспокоило его теперь одно: он нигде не мог найти Суску. Не удержавшись, Мишель зашел к Жефу. Спустя несколько минут, тот спросил его:
— Кого-то ищешь?
— Голландца.
Мишель выдержал взгляд Жефа. Это был вызов. Да!
Он искал Голландца. Ну и что? Догадался ли Жеф? Тем лучше. Мишель его не боялся. Он знал, что тот не посмеет его продать. Если бы он позволил себе выпить, то наверняка сказал бы ему больше.
— Если он только не уехал в Панаму, гы найдешь его в районе рынка.
Мишель не пошел проведать Рене. С нею все было кончено. Он побежал к рынку, заглядывая по дороге во все кафе. Суски нигде не было.
Нужно было вернуться домой к обеду. А потом с карандашом в руке дожидаться монотонной диктовки Фершо.
