— Во второй половине дня. Мне еще надо кое-куда позвонить. Возможно, не придется ехать.
— На аукционе буду покупать все подряд, — объявила Перл. — Приедете, и все стены будут завешаны новыми картинами.
Он не оценил шутки.
— Можете подновить позолоту на этом стуле. Ее надо освежить. Она совсем потускнела.
— Потускнеешь, когда тебе столько лет.
— К вам это не относится, Перл, вы очень молоды.
— Пойду уложу чемодан, — не слушая, отозвалась Перл. — Надо проверить, достаточно ли пижам. Хотите куплю пару новых, пока вы в отъезде?
— Не стоит. Четырех вполне достаточно. К тому же их надо шить на заказ. Обуздывайте свою расточительность, дорогая.
— А вы свои руки, Уилфред, — сказала Перл, хотя поняла, что сопротивление бесполезно.
По-прежнему ни слова от Воспера, и Энджелл вместе с Симоном Порчугалом поспешили на самолет, отлетающий в одиннадцать тридцать. Полет был ничем не примечателен, Симон погрузился в свои бумаги, а Энджелл без помех предался раздумьям.
Излишества прошлой ночи опять вызвали сердцебиение, и он подумывал, не следует ли вновь провериться у Матьюсона. Но перспектива оказаться во власти пытливых глаз и пальцев, связанные с этим расходы, расспросы, которые неизбежно за этим последуют и, несомненно, коснутся его супружеских отношений, нежелание признаться Матьюсону, что он воспользовался его советом в этом вопросе, а также, что он явно внял увещеваниям Матьюсона и сбавил в весе, — все вместе взятое раздражало Энджелла. Он, конечно, мог обратиться к своему врачу в системе здравоохранения, но тот был вечно перегружен и не мог уделить Энджеллу должного внимания.
Сегодня он чувствовал себя несколько подавленным. Головокружительное возбуждение прошлой ночи оказалось быстропроходящим. Перл вела себя равнодушно, холодно, словно выполняла долг. Он решил, что следует взять ее в руки, взяв прежде всего в руки самого себя. Чувство пресыщения, которое он испытывал в настоящую минуту, позволяло ему храбро взирать на длительный период полного воздержания, когда он не притронется к ней и пальцем, пока она сама не соскучится по его ласкам и не станет недоуменно, с немым удивлением поглядывать на него, как бы спрашивая: «В чем я провинилась?» И, кто знает, может, придет время, когда она вслух задаст ему этот вопрос, и тогда он ответит: «Ни в чем, дорогая, абсолютно ни в чем», но произнесет это таким тоном, что она не удержится от дальнейших расспросов. И тогда-то наступит долгожданный, неизбежный момент, когда он снизойдет до ласк, мысленное предвкушение сделает их еще более сладостными.
Ограничение в пище также вызывало подавленное настроение. Что может быть хуже голода? Несколько раз, когда у него начинались легкие колики, он было уже совсем решил отказаться от диеты. Он сознавал, что и тут подвергает испытанию свое великолепное здоровье. Прошлой ночью, когда он ушел от Перл, в пустоте темной спальни он особенно остро ощутил всю тщетность своих усилий, свое поражение, понял, что его брак сулил ему лишь полное одиночество и безнадежность.
Однако если рассматривать этот брак с разумной точки зрения, то он был успешным во всех отношениях. Потеря веса явно делала Уилфреда более привлекательным в глазах Перл и, что уже было проверено практикой, не столь неуклюжим в любви. Каждое утро во время бритья он тщательно изучал свое лицо, а трижды в неделю, во время омовений, свое тело, но пока не обнаружил появления пугающих морщин или обвисших складок кожи. Напротив, он чувствовал себя подтянутым, помолодевшим. Помолодевшим для брачной жизни. Помолодевшим в обществе молодой женщины.
В Женеву они поспели как раз к обеду, и после легкой закуски Симон, не считаясь с расходами, взял такси, чтобы добраться до виллы Воспера. Они остановились в гостинице на берегу озера, и поскольку Энджеллу нечем было заняться и он чувствовал себя усталым, то благоразумно решил использовать это время для отдыха. И прилег на кровать. Он не привык спать после обеда, и, возможно, это явилось причиной несвязных снов. Во сне он увидел леди Воспер. Энджелл очутился в ее спальне, где леди Воспер в неестественно прямой позе сидела на кровати, ее окончательно поседевшие черные волосы были растрепаны, взгляд покрасневших глаз неподвижен, лицо приобрело серо-желтый оттенок и покрылось розовыми пятнами, словно от укусов насекомых. Она неотрывно смотрела на него, но он заметил, что покрывало, которое сначала показалось ему серым, в действительности посерело от множества пауков, кишевших на нем. Она что-то говорила, шептала, пыталась закричать и не могла, пыталась что-то ему сказать. «Я не слышу, — отвечал он. — Они слишком шумят, я не слышу!» И тогда она вдруг умолкла и улыбнулась. Но это была страшная улыбка, потому что пауки плотной массой облепили беззубую дыру. «Нет, нет, я не могу! Я не слышу! Не слышу!» — повторял он. Она знаком подозвала его подойти ближе. Упираясь, словно влекомый чужой силой, он начал приближаться к леди Воспер, к паукам, к кровати, ко всей этой страшной заразе.
Стук в дверь, показавшийся сначала продолжением болезненного кошмара, вернул Энджелла в гостиничный номер, и он с облегчением увидел по-больничному чистую комнату, кровать с медной спинкой и кружевные, подхваченные шнурами занавески на окнах, а за окном свет угасающего ноябрьского дня и, наконец, когда, сделав над собой усилие, он поднялся и отворил дверь, — Симона Порчугала.
Симон Порчугал улыбался.
— Вот. Я их получил. Безо всякого труда.
— Что? Что вы получили?
— Соглашение о пользовании землей и подписанный договор. Я тут же поспешил обратно.
Энджелл завязал пояс халата.
— Извините. Я, кажется, уснул. Который час? Как вы так быстро обернулись?
Порчугал бросил бумаги на стол.
— Воспер подписал договор неделю назад в присутствии необходимых свидетелей. Он утверждает, что хотел отослать его почтой, но так и не собрался. Я схватил бумаги и был таков.
Энджелл нашарил на столе очки, надел их и взял в руки документы.
— Да. Да. Все в порядке. Прекрасно. — Но тут он вспомнил о букве закона. — Послушайте, дружище, мы не имеем права держать их у себя! Их необходимо сразу отослать Холлису. Непонятно, отчего Воспер подписал их и не отправил.
— Я с ним раньше никогда не встречался. Он странный тип. Фрэнсис известил его о моем приезде телеграммой. Как только я представился, все пошло как по маслу. Он, видимо, принадлежит к тем людям, которые боятся сделать последний решающий шаг. К тому же он слыхал, что Флора Воспер больна. Уже вручив мне договор, он хитро посмотрел на меня и сказал: «Кто знает, может, вы и не прогадали».
Энджелл снял очки и, прищурившись, посмотрел на отражавшиеся в озере вечерние огни.
— Нет, мы не можем оставить у себя эти документы.
— Что вы хотите сказать? Почему?
— Их необходимо передать его стряпчим, а те, в свою очередь, известят нас об их получении, и тогда мы должны лично представить им в обмен точную копию этого договора, но подписанную нашей компанией и одновременно произвести выплату обусловленной суммы.
— Что ж, это можно сделать по возвращении в Лондон. Прихватите их с собой, когда пойдете к Холлису, и совершите весь необходимый ритуал.
— Понимаете, это грубое нарушение правил. Послушайте, а что, если их отправить немедленно, как если бы их послал сам Воспер.
— Не ручаюсь, понравится ли это Фрэнсису, если вы выпустите бумаги из рук! К тому же они могут задержаться в пути.
— Вы сказали Восперу, что я приехал с вами?
— Нет. Не было необходимости.
— Отлично. Это только к лучшему. Наша поездка, Симон, увенчалась полным успехом. — Энджелл стряхивал с себя остатки сна. Его ум, изощренный в юридической казуистике, со всех сторон изучал ситуацию. — Где сейчас Фрэнсис? Ему, пожалуй, надо позвонить.
— Его нет в Лондоне. Он на заседании директоров в Вулвер-Хемптоне.
— Когда он должен вернуться?
— Кажется, завтра вечером.
— Что касается обмена договорами, то тут придется идти на компромисс, иного выхода нет. Сделаем так: я не имею к этим документам никакого отношения. Никакого. Я их даже не видел. Вы сами отвезете их в Лондон и отправите по почте. Абсолютно никакой задержки, и Холлис подумает, что Воспер прислал их с кем-нибудь из друзей.
Порчугал вздохнул.
— Самое главное, бумаги у нас в руках. Дело улажено. Вы морочите себе голову из-за пустяков, но это ваша забота. Могу ли я временно оставить у вас бумаги?
— Разумеется. Но зачем?
— С официальными обязанностями покончено, и теперь мне хотелось бы навестить одного своего друга. Возможно, я останусь у него ужинать. Вам не скучно будет одному?
— Ну что вы.
— Я зарезервирую места на завтрашний самолет. А на следующей неделе отметим событие, пообедаем в ресторане.
