— Ты… и полиция?.. — Джемайма была в полной растерянности. — Но… но ты же не замужем. Разве ты не сестра леди Эшворд? По крайней мере, так сказал мне генерал Балантайн. Я заходила к нему утром, чтобы узнать твой адрес. Я вынуждена была соврать. Я сказала, что хочу написать тебе письмо… — Она вся дрожала, опустив глаза. — До того как мистер Сотерон расскажет обо мне всем и никто не пожелает открыть мне дверь. Я не знала, к кому еще обратиться… — Глаза Джемаймы переполнились слезами; она склонила голову, чтобы скрыть свое горе.
Шарлотта поставила какао на стол, подошла и обняла подругу. Некоторое время Джемайма молча рыдала. Затем она собралась, громко высморкалась, извинилась и пошла наверх умыться, чтобы после вернуться к столу. Взяла приготовленное какао и бисквит. Она посмотрела на Шарлотту и объявила, что готова для битвы.
Та улыбнулась в ответ.
— Томас раскроет правду, — твердо сказала она, хотя и знала, что это случается далеко не всегда, что иногда преступления остаются нераскрытыми. — И, насколько это возможно, мы будем помогать ему, чтобы все закончилось как можно быстрее. Я должна послать письмо Эмили, чтобы ознакомить ее с последними событиями. Она, быть может, тоже сумеет нам помочь.
— Ты — чудо! — Джемайма слегка улыбнулась. — Ты так привыкла к убийствам, что они тебя больше не пугают?
— О нет! — Ужас на Кейтер-стрит вернулся к Шарлотте со всеми страхами и горем. Шарлотта вспомнила Сару и ощутила пощипывание от набежавших слез. — Нет, — сказала она тихо. — Они пугают меня, и очень сильно. И не только убийства, но и все другие неприглядные поступки, которые вскрываются в связи с убийством, причем даже среди тех, кто к убийству непричастен. Слишком часто одно преступление порождает другое. Люди иной раз, чтобы прикрыть свою вину, совершают страшные поступки. Мы способны стать эгоистичными и жестокими, когда боимся. Убийство и его расследование вскрывают такие особенности характера человека, о которых мы и не подозревали. Поверь мне, я напугана всем этим. Но я бы предпочла и дальше испытывать этот страх. Если перестать бояться, можно потерять понимание того, что есть зло. Я знаю, что должна бороться, в этом суть моей натуры. И мы раскроем правду об этом деле, кто бы ни был в него вовлечен.
Когда поздно вечером Питт пришел домой, он был слегка удивлен, увидев Джемайму, сидящую перед камином рядом с Шарлоттой. Гувернантка была смущена, нервничала, и он, несмотря на ужасную усталость, позволил себе несколько шуток, чтобы она расслабилась. К тому времени, когда Джемайма почувствовала себя уставшей, она могла уже спокойно идти спать.
Когда инспектор остался наедине с женой, он сообщил, что Реджи обвинил Джемайму и в убийстве Фредди. Хотя Томас не видел жену в слезах, он почувствовал некоторое удовлетворение от того, что Шарлотта не вспыхнула от гнева и не расплакалась.
Утром он снова отправился на Калландер-сквер. Некоторую часть пути шел пешком. Это помогало думать.
Ни одной минуты Питт не сомневался, что Фредди Больсовера убили именно потому, что тот был шантажистом. Инспектор склонялся к мысли, что убийцей не был Реджи Сотерон. У этого не хватило бы выдержки для такого поступка, к тому же он был совершенно ошеломлен, когда услышал новость. И конечно, если бы он что-то знал об этом, то подготовил бы более удачную версию.
Но если не Реджи, тогда кто мог попасть под подозрение? Конечно, на Калландер-сквер слишком много секретов, которые стоили неплохих денег.
Инспектор решил начать с Балантайна.
Генерал был дома и пожелал его увидеть. Питта провели в комнату для утренних занятий, и минуту спустя туда вошел Балантайн. Генерал был до сих пор мрачен после вчерашней новости об убийстве.
— Доброе утро, инспектор. Вы раскрыли что-нибудь новое о бедном Фредди?
— Довольно много, сэр. Я боюсь, во всем этом мало приятного.
— Уверен, что так. Ужасное происшествие. Бедняга… Вы вчера сказали, что он был зарезан. Там было что-то еще?
— Может быть, я объяснил не очень хорошо. То, что я раскрыл, касается доктора Больсовера, а не его убийцы. Хотя я уверен, что причиной убийства послужил шантаж.
— Неужели? — Генерал слегка нахмурился. — Что вы имеете в виду? Нет ли тут какой-то связи с убитыми детьми? Всегда думал о Фредди как о рассудительном парне. Он не заигрывал с другими женщинами.
— Прямых связей с убийством младенцев не просматривается. Могут быть непрямые связи. Он был шантажист.
Балантайн посмотрел ему в глаза.
— Шантажист? — повторил он как-то несерьезно. — Что заставило вас думать о нем так… отвратительно…
— Одна из его жертв.
— Должно быть, врет! Человек, который делает что-то, за что можно шантажировать, может оказаться и вруном. Да наверняка! Иначе и другие люди узнают о его преступлениях.
— Это не обязательно преступление, сэр, — сказал Питт, не повышая голоса. — Это может быть то, что предпочитают держать в семье, в узком кругу людей, какой-нибудь проступок, какая-нибудь неудача… Например, дочка, имевшая связь со слугой и забеременевшая до свадьбы, или… — Он остановился. Не было необходимости продолжать.
Генерал покраснел. Питт ждал.
— Я бы скорее увидел такого мерзавца в аду, нежели начал платить ему, — сказал Балантайн очень тихо. — Поверьте мне.
— Это правда? — спросил Питт, его голос был спокоен. Это был не вызов, но мягкое прощупывание. — Ваша единственная дочь перед свадьбой с наиболее подходящим для нее человеком… Вы уверены? Вы бы даже не стали раздумывать над тем, что, быть может, стоит пожертвовать небольшой суммой, чтобы защитить ее?
Балантайн уставился на него. Его взгляд бегал из угла в угол. Инспектор молчал.
— Я не знаю, — наконец-то сказал генерал. — Возможно, вы правы. Но этого не случилось. Фредди никогда не подходил даже близко к этому вопросу. — Он посмотрел вниз на ковер. — Бедная Софи. Я полагаю, она не знает об этом. Меня часто удивляло, как Фредди может жить с таким шиком. Я все-таки имею некоторое представление об объеме его практики. Никогда не подумал бы, даже в страшных снах… Какое неприятное занятие. Вы полагаете, он знал, чьи это были младенцы?
— Может быть, — ответил Питт. — Но в этом я сомневаюсь. Если бы он просил за это деньги, я полагаю, он был бы убит намного раньше. Конечно, Больсовер мог что-то знать, не представляя себе ценности этих знаний. Я не ведаю. И поэтому я должен опросить всех людей на Калландер-сквер, которых он мог побеспокоить, требуя выкуп за молчание.
— Естественно. Конечно, вы должны. Но я совершенно не имею представления об этом. Если бы я мог вам помочь, я бы помог.
— Благодарю вас. Могу я поговорить с леди Огастой, а затем с молодым мистером Балантайном?
Генерал снова покраснел от смущения:
— Леди Огаста ничего нового сказать не сможет, уверяю вас. Она в жизни не делала ничего такого, чтобы ее можно было шантажировать. И она женщина не того сорта, которую можно было бы запугать.
Инспектор согласился с этим. Если она что-то и сделала, то именно от генерала и хотела бы держать это в секрете. Он воздержался от высказывания. Оно вызвало бы только смущение Балантайна и не принесло никакой пользы.
— Все равно, сэр, она могла бы помочь мне. Я уверен, леди Огаста не из тех женщин, что распространяют слухи, но мы имеем дело с убийством. Мне нужна любая помощь.
— Да-да. Я понимаю. Очень хорошо. — Возможно, генерал знал, что просьба — это только формальность. Инспектору нельзя отказать. Он пришел от лица официальной власти.
Огаста приняла Питта в комнате для приемов, еще прохладной, с только что растопленным камином.
— Доброе утро, миледи, — Питт начал официально, как только слуга закрыл за собой дверь.
— Доброе утро, — ответила Огаста. Она была красивой женщиной и сейчас выглядела более расслабленной, чем когда он видел ее в последнюю их встречу. — Что я могу сделать для вас, инспектор? Я совсем не знаю, кто убил Фредди Больсовера и почему.
— Почему — это понятно, — ответил Питт, стоя прямо перед ней. — Он был шантажист.
— Точно? — Леди слегка приподняла брови. — Очень неприятно. Я не знала. Полагаю, вы вполне уверены в этом.
— Вполне. — Он ждал, что же она скажет дальше.
— Тогда, конечно, его жертва — это тот человек, который его убил? Я вам не нужна, чтобы сделать такой вывод.
Питт слегка улыбнулся:
— Это так, если предполагать, что у доктора была только одна жертва, миледи. Но почему я должен предполагать именно это?
Она посмотрела на инспектора, и уголки ее рта стали подниматься в едва заметной улыбке.
— Верно. Я должна была подумать об этом сама. Когда вы сказали о другой возможности, это стало вполне очевидным. Что же вы такого вообразили, что я могла бы вам рассказать? Уверяю вас, Фредди Больсовер меня не шантажировал.
