Ознакомительная версия.
Некоторые мужчины и женщины одеты прилично, другие попроще. Одни едят бутерброды с кофе или пивом, другие пьют аперитив.
За кассой — хозяин: черный костюм, белая сорочка с черным галстуком, лысина, которую он тщетно пытается скрыть под редкими каштановыми волосами. Чувствуется, что он — на посту и ничего не ускользает от его взгляда. Он зорко следит за работой официантов и официантки, одновременно наблюдая, как бармен ставит бутылки и стаканы на поднос. Получая жетон, он нажимает на клавишу, и в окошечке кассы выскакивает цифра. Он явно содержит кафе уже давно, начал, вероятнее всего, с официанта. Позже, спустившись в туалет, Мегрэ обнаружит, что внизу есть еще один небольшой зал с низким потолком; там тоже сидело несколько посетителей.
Здесь не играли ни в карты, ни в домино. Сюда забегали ненадолго, и завсегдатаев было немного. Те, кто устроились за столиками поосновательней, видимо, просто назначили свидание поблизости и коротали тут время.
Наконец Мегрэ поднялся и направился к кассе, не питая никаких иллюзий относительно приема, который его ждет.
— Прошу извинить, — произнес он и незаметно показал лежащий в ладони жетон. — Комиссар Мегрэ, уголовная полиция.
Глаза хозяина хранили все то же подозрительное выражение, с которым он наблюдал за официантами и снующими туда и сюда посетителями.
— Что дальше?
— Вы вчера были здесь около половины десятого вечера?
— Я спал. По вечерам за кассой сидит жена.
— Официанты были те же? Хозяин не отрывал от них взгляда.
— Да.
— Я хотел бы задать им несколько вопросов насчет клиентов, которых они могли запомнить.
Черные глазки уставились на Мегрэ без особого сочувствия.
— У нас бывают только приличные люди, а официанты сейчас очень заняты.
— Я отниму у каждого не больше минуты. Официантка вчера тоже работала?
— Нет, Вечером народу меньше. Жером! Один из официантов резко остановился у кассы, держа поднос в руке. Хозяин повернулся к Мегрэ.
— Давайте, спрашивайте!
— Не заметили вы вчера, около половины десятого вечера, довольно молодого, лет двадцати, клиента в коричневой куртке и с магнитофоном на животе?
Официант посмотрел на хозяина, потом на Мегрэ и покачал головой.
— Не знаете ли вы завсегдатая, которого друзья зовут Mимиль?
— Нет.
Когда пришла очередь другою официанта, результат тоже оказался далеко не блестящим. Оба запинались, словно боялись хозяина, и было трудно понять, не врут ли они. Разочарованный Мегрэ вернулся за свой столик и заказал еще пива. Вот тут-то он и спустился в туалет, а затем обнаружил в нижнем зале третьего официанта, помоложе. Комиссар решил сесть и заказать пива.
— Скажите, вам приходится работать наверху?
— Через три дня на четвертый. Внизу мы работаем по очереди.
— А вчера вечером где вы были?
— Наверху.
— Вечером, около половины десятого, — тоже?
— До одиннадцати, пока не закрыли. У нас закрывают довольно рано: в такую погоду народу немного.
— Вы не заметили молодого человека с довольно длинными волосами? Замшевая куртка, на шее магнитофон?
— Так это был магнитофон?
— Значит, заметили?
— Да. Сейчас еще не туристский сезон. Я думал, это фотоаппарат, с какими ходят американцы. Потом еще один посетитель спрашивал…
— Какой посетитель?
— Их было трое — за соседним столиком. Когда молодой человек ушел, один из них посмотрел ему вслед с недовольством, беспокойно. Потом окликнул меня: «Послушай, Тото!» Меня, понятно, зовут не Тото — просто тут некоторые так выламываются. «Что этот тип пил?» — «Коньяк». — «Не видел, он пользовался своей машинкой?» — «Я не видел, чтобы он фотографировал». — «Фотографировал, как же. Это ж магнитофон, олух! Ты раньше этого типа видал?» — «Нет, сегодня впервые». — «А меня?» — «Кажется, я вас несколько раз обслуживал». — «Ладно. Подай еще раз то же самое».
Официант отошел: какой-то посетитель постучал монетой по столу. Официант взял у него деньги, отсчитал сдачу и помог надеть пальто. Потом вернулся к Мегрэ…
— Говорите, их было трое?
— Да. Тот, что меня обругал, — на вид самый внушительный из них. Мужчина лет тридцати пяти, сложен, как спортивный тренер, черноволос, черноглаз, густобров.
— Он действительно был здесь всего несколько раз?
— Да.
— А другие?
— Красномордый со шрамом довольно часто болтается в этом квартале и заходит сюда выпить рому у стойки.
— А третий?
— Я слышал, что приятели называли его Мимиль. Этого я знаю в лицо, адрес тоже знаю. Он рамочный мастер, у него лавка на улице Фобур-Сент-Антуан, почти на углу улицы Труссо, где я живу.
— Он часто бывает здесь?
— Не то чтобы часто, но захаживает.
— Вместе с остальными?
— Нет, с маленькой блондинкой — она, похоже, тоже откуда-то отсюда: продавщица или что-то в этом роде.
— Благодарю. Больше ничего не хотите мне сказать?
— Нет. Если что-то вспомню или увижу их…
— В таком случае, позвоните мне в уголовную полицию. Мне или, если меня не будет, кому-нибудь из сотрудников. Как вас зовут?
— Жюльен. Жюльен Блонд. Приятели зовут меня Блондинчик, потому что я среди них самый молодой. В их возрасте, надеюсь, буду заниматься чем-нибудь получше.
Мегрэ находился рядом с домом и не пошел завтракать в «Пивную Дофина», о чем немного сожалел. Ему было бы приятно взять туда с собой Жанвье и рассказать ему все, что он только что узнал.
— Что-нибудь обнаружил? — поинтересовалась жена.
— Еще не знаю, интересно ли это. Нужно искать во всех направлениях.
В два часа он собрал у себя в кабинете трех своих любимчиков инспекторов: Жанвье, Люкаса и молодого Лапуэнта, которого будут так называть и в пятьдесят лет.
— Жанвье, поставьте, пожалуйста, кассету. А вы оба хорошенько слушайте.
Когда началась запись, сделанная в кафе «Друзья», Люкас и Лапуэнт навострили уши.
— Я только что там был. Узнал профессию и адрес одного из троих, сидевших за столиком и шептавшихся. Прозвище его — Мимиль. Он рамочный мастер, лавочка его находится на улице Фобур-Сент-Антуан, не доходя несколько домов до улицы Труссо. — Мегрэ особенно не обольщался. На его взгляд, дело шло слишком быстро. — Вы двое установите наблюдение за его лавкой. Договоритесь, чтобы вечером вас сменили. Если Мимиль выйдет, следуйте за ним, лучше вдвоем. Если он с кем-то встретится, один из вас пойдет за вторым. Так же нужно действовать, если в лавку зайдет человек, не похожий на клиента. Иными словами, мне нужно знать, с кем он будет общаться.
— Ясно, шеф.
— Ты, Жанвье, подберешь фотографии мужчин лет тридцати пяти, черноволосых красавчиков, черноглазых, с густыми темными бровями. Снимков должно быть несколько, но речь может идти и о людях, которые не скрываются, не имеют судимости и не отбывали срок.
Оставшись один, Мегрэ позвонил в Институт судебно-медицинской экспертизы. К телефону подошел доктор Десаль.
— Говорит Мегрэ. Закончили вскрытие, доктор?
— Полчаса назад. Знаете, сколько раз парня пырнули ножом? Семь. И все в спину. Все ранения на уровне сердца, и все же оно не задето.
— Нож?
— Минутку. Лезвие не широкое, но длинное и остроконечное. По-моему, шведский, пружинный. Смертельное ранение только одно: пробито правое легкое, парень истек кровью.
— Что-нибудь еще можете добавить?
— Он был здоров, но атлетом его не назовешь. Из интеллектуалов, не слишком спортивных. Все органы в прекрасном состоянии. Небольшое содержание алкоголя в крови, но пьян не был. Выпил несколько рюмок, по-моему, коньяка.
— Благодарю, доктор.
Оставалась обычная рутина. Прокурор поручил дело следователю по имени Пуаре, с которым Мегрэ не приходилось работать. Еще один юнец. Мегрэ казалось, что штаты юстиции в течение нескольких лет обновились с поразительной быстротой. А может, в этом впечатлении виноват возраст комиссара? Он позвонил следователю; тот попросил его подняться к нему прямо сейчас, если он свободен. Мегрэ захватил отпечатанные Жанвье тексты разговоров, записанных на магнитофон.
Пуаре, по молодости лет, располагался пока что в одном из старых кабинетов. Мегрэ уселся на сломанный стул.
— Рад познакомиться, — любезно произнес следователь, высокий мужчина с ежиком светлых волос на голове.
— Я тоже, господин следователь. Само собой разумеется, я пришел поговорить о молодом Батийле.
Пуаре развернул газету: на первой полосе красовался заголовок на три колонки. Мегрэ заметил снимок молодого человека с еще короткой прической; он производил впечатление мальчика из хорошей семьи.
— Вы, кажется, виделись с родителями?
— Да, это я сообщил им о случившемся. Они вернулись из театра, оба были в вечерних туалетах. Входя в квартиру, чуть не напевали. Мне редко приходилось видеть, чтобы люди так быстро расклеивались.
— Единственный ребенок?
— Нет, есть еще восемнадцатилетняя сестра, которую им, похоже, нелегко держать в руках.
Ознакомительная версия.
