Он вернулся к своему стулу и сел.
Все по-прежнему не спускали с него глаз. Вульф тоже следил за Амзелем из-под полуопущенных век.
– Рискну предположить, мистер Амзель, что со времени беседы с полицейскими вам удалось освежить память. Возможно, вы сможете поведать нам что-то более определенное о тех ваших встречах с Донахью прошлой весной.
– Ничего не помогает. Все как в тумане.
– А может, припомните имя человека, чью линию нужно было прослушать?
– Не-а. Уж извините.
– Мне пришла в голову одна мысль. Мистер Керр упомянул, что, говоря его словами, «двое спецов по прослушиванию сливают инфу полиции». Предположим, память подвела вас в отношении еще одной детали. Предположим, вы все-таки согласились организовать прослушивание и организовали, а потом случайно забыли об этом. Это всего лишь мое предположение, но не окажется ли в таком случае ваша позиция невыгодной, если техники, в отличие от вас, все помнят?
– Всего лишь предположение?
– Конечно.
– Ну, я слышал, что раньше техников было пруд пруди. Сейчас их по пальцам сосчитать. А если предположить, что сливающие инфу не из тех, к кому я обращался? Если предположить, что те, к кому я обращался, держат рот на замке?
Вульф кивнул:
– Да, если я могу строить предположения, то и вам это не возбраняется. Я понимаю ваше нежелание делиться с нами сведениями, которые вы утаили от полиции. Но тогда позвольте спросить вас вот о чем: вы упомянули этот инцидент в вашем отчете администрации штата?
– Какой инцидент?
– Ваш отказ Донахью организовать прослушивание.
– Зачем мне его упоминать? От нас требовалось лишь сообщить обо всех случаях, когда прослушка велась. Нас не просили сообщать об отказах ее вести.
– Вы абсолютно правы. Вы вообще упоминали имя Донахью в отчете?
– Нет. С какой стати?
– Именно так. Вы опять правы, конечно. Я уверен, вы согласитесь, мистер Амзель, что ваш вклад еще меньше, чем мистера Айда. Не знаю…
Зазвонил телефон. Я подошел к аппарату и снял трубку. Звонил Лон Коэн. Пока я говорил с ним, а точнее, слушал, Вульф откупорил вторую бутылку и налил себе пива. Наши гости учтиво молчали, как и раньше. Выложив все, что знал, Лон опять захотел «горяченького». Я пообещал снабдить его материалом на восемь колонок, как только он у нас появится. Попросив Лона пока не вешать трубку, я сообщил Вульфу:
– Алан Сэмюэлс – брокер на пенсии. Работал на Уолл-стрит. Мог бы жить на Парк-авеню, но предпочитает Бронкс. Его жена умерла четыре года назад. У него два сына и две дочери, у всех свои семьи. Жертвует на добрые дела, но ничего экстравагантного. Член Гарвардского клуба. Директор Общества этической культуры. Год назад губернатор назначил его членом Комитета по расследованию деятельности благотворительных фондов. Есть еще кое-что, менее интересное. Конечно, вы отметили пункт, который заслуживает внимания.
– Да. Лон еще на связи? Пусть выяснит имена других членов этого комитета.
– Понятно.
Я вернулся к беседе с Лоном. Он сказал, что информацию придется запрашивать в архиве, и сделал это, не кладя трубку, а потом потребовал платы. Не мог же я выложить ему, что все остальные подозреваемые находятся в одной с нами комнате и что Вульф изо всех сил старается найти зацепку, нащупать щель, в которую удастся вбить клин? Поэтому я скормил Лону трогательное описание того, как Вульф томился в кутузке, и прочие любопытные для широкой публики мелочи. Тут Лону принесли перечень, который я записал под его диктовку. Напоследок я посоветовал ему не заноситься слишком далеко в своих мечтах. Пусть не рассчитывает получить обещанную сенсацию к утреннему выпуску.
Потом я вырвал листок из блокнота, пересек комнату и вручил его Вульфу со словами:
– Вот список. Всего пять человек, включая председателя.
Вульф прочитал фамилии. Хрюкнул. Потом посмотрел на наших гостей.
– Итак, вы, должно быть, помните, что в моем отчете упоминался Отис Росс, председатель Комитета по расследованию деятельности благотворительных фондов. И, как вы только что слышали, в этом комитете состоит Алан Сэмюэлс. Оказывается, в него также входит упоминавшийся Артур М. Лиггетт. Двух остальных членов комитета зовут Джеймс П. Финч и Филип Мареско. Жаль, что к нашим делам имеют отношение всего три члена комитета из пяти. Если бы в сфере нашего внимания оказались все пятеро, это наводило бы на размышления. Более того, это было бы показательно. Вы не поможете нам, мистер Айд?
Айд выглядел смущенным. Он ущипнул кожу у себя над кадыком, но это, похоже, не помогло. Тогда он попробовал жевать нижнюю губу, но поскольку зубы у него были коричневато-желтые, симпатичнее от этого он не стал. Наконец Харленд заговорил:
– Вы помните, что я не хотел упоминать имя этого человека, но оно уже прозвучало. Ничего не могу поделать. Вы назвали его.
– Итак, теперь у нас четверо. Есть ли смысл оставлять нас в неведении относительно того, был это Финч или Мареско в вашем случае?
– Смысла нет. Финч.
Вульф кивнул:
– Остается только Мареско. И я надеюсь, им не пренебрегли. Мистер Амзель, это имя – Филип Мареско – не вызывает отклика в вашей памяти? Или хотя бы слабого эха?
Амзель ухмыльнулся:
– Бесполезно, Вульф. Память напрочь отшибло, и все тут. Но если хотите, могу дать совет: забудьте о моей памяти. Это верняк. На вашем месте я бы не сомневался.
– Хорошо сказано. Меня это устраивает. Как вы считаете, леди и джентльмены, возможно ли, чтобы все пять человек, чьи телефоны хотел прослушивать Донахью, случайно оказались членами одного и того же комитета?
Они так не считали.
– Я тоже. Несомненно, тут есть что расследовать. Мисс Боннер, сколько компетентных оперативников помимо мисс Колт имеется в вашем распоряжении на данный момент?
Она слегка опешила:
– А что… Вы имеете в виду сейчас? Сегодня вечером?
– Вечером или завтра утром. Который час, Арчи?
– Четверть двенадцатого.
– Тогда мы говорим о завтрашнем утре. Так сколько?
Она прикинула, прижав кончик пальца к губам. Вынужден признать, с губами у нее все в порядке, и руки хорошей формы.
– Из моих постоянных сотрудников, – сказала она, – одна женщина и двое мужчин. Кроме них есть еще четыре женщины и трое мужчин, к которым я обращаюсь время от времени.
– Итого десять. Мистер Айд?
– Зачем это вам? – хотел сначала понять Айд.
– Я все объясню. Сейчас просто скажите – сколько.
– Это будет зависеть от того, что вы понимаете под словом «компетентный». У меня есть двенадцать хороших специалистов. Смогу пригласить еще восемь – десять человек.
– Округлим до двадцати. Итого тридцать. Мистер Керр?
– Пусть будет девять. Если дело горящее, наскребу еще пять, а то и шесть.
– Пятнадцать. Всего сорок пять. Мистер Амзель?
– Я пас.
– Вообще ни одного оперативника?
– Ну, не совсем. Постоянного штата у меня нет, жалованья я никому не плачу. Посмотрю, чт́о вы затеяли, тогда скажу.
– Значит, сорок пять.
Вульф вдруг встал.
– Теперь, если позволите, я должен собраться с мыслями. Это не займет много времени. Я очень прошу вас всех остаться здесь, чтобы выслушать мои предложения, когда я буду готов. Уверен, вы не откажетесь глотнуть чего-нибудь. Мне, Арчи, бутылку пива.
Он передвинул свое кресло поближе к окну, развернул его спинкой к нам и сел.
Все повторили свои заказы, кроме Салли, которая перешла на кофе, и Айда, вежливо отклонившего предложение. Заказав напитки, я попросил гостей не стесняться и говорить в полный голос: все равно Вульф не замечает ничего, кроме происходящего в его голове, когда погружается в размышления.
Все поднялись, чтобы размять ноги. Харленд Айд подошел к Дол Боннер, чтобы узнать ее мнение о работе женщин-оперативников. Керр и Амзель присоединились к ним, и беседа стала общей. Принесли напитки, каждый взял свой бокал, и обмен мнениями и взглядами продолжился.
Можно было подумать, что это обычная дружеская вечеринка и собравшиеся слыхом не слыхивали ни об убийстве, ни тем паче о расследовании, которое может стоить им лицензии. Да, так можно было бы подумать, если бы не взгляды, которые они бросали в сторону Вульфа.
Похоже, в итоге мужчины пришли к единодушному мнению: женщины хороши, но только на своем месте. Думаю, примерно тем же образом смотрели на мир еще пещерные люди. Однако до сих пор оставался неразрешенным вопрос: где же это самое место?
Лично я тихо надеялся, что в мысли Вульфа не проскочит кусачей блохой идея, будто Дол Боннер самое место в старом особняке на Западной Тридцать пятой улице.
Наконец босс поднялся и стал разворачивать кресло. Я посмотрел на часы: до полуночи оставалось восемь минут. Чтобы собраться с мыслями, ему понадобилось полчаса. Когда кресло оказалось в изначальном положении, Вульф сел, и остальные детективы последовали его примеру.
