— В «99 Ист» вас знают как мистера Э., — начал инспектор Квин. — Ваше последнее путешествие вы совершили под фамилией Кемпински, но ваше настоящее имя, как нам теперь известно, Эдуард Ллойд Меркенталер. Как мне вас называть?
— Как вам будет угодно. — Голос мистера Э. был мягким, как мыльная пена в дамской ванне, — казалось, он вот-вот исчезнет в водопроводной трубе. Если его беспокоила доставка двумя детективами прямо с самолета в полицейское управление для допроса по делу об убийстве, то он ничем это не проявлял. — В моем бизнесе удобнее пользоваться несколькими именами, инспектор. У меня нет предпочтений.
— Зато они есть у меня. Поэтому давайте пользоваться вашей настоящей фамилией. Вы не возражаете, мистер Меркенталер, ответить на несколько вопросов?
— Нисколько.
— Вам известны ваши права?
— Да.
— Желаете присутствия адвоката?
Губы мистера Э. растянулись в одобрительной улыбке, как будто инспектор удачно сострил.
— В этом нет необходимости.
— Вы только что упомянули ваш бизнес. В чем именно он заключается, мистер Меркенталер?
— Несколько лет назад меня нанял Нино Импортуна — не «Импортуна индастрис»; мистер Импортуна платил мне из личных средств — в качестве, можно сказать, специалиста по промышленному шпионажу.
— А точнее?
— Я изучал надежность и коммерческие возможности предприятий, которые мистер Импортуна намеревался поглотить, а также подыскивал для него такие предприятия. У меня университетские дипломы по инженерному мастерству, геологии, деловой администрации и финансам. Большинство своих предприятий мистер Импортуна купил по моей рекомендации.
— А к чему все эти штучки в стиле плаща и кинжала?
— Вы имеете в виду причину секретности и анонимности, инспектор? Ну, если бы стало известно, что Нино Импортуна охотится за каким-то предприятием, тут же начались бы всевозможные мошенничества, махинации с бухгалтерскими книгами, не говоря уже о том, что цена взлетела бы до небес. Я с куда лучшими результатами работал под прикрытием для анонимного нанимателя.
— Вы сказали, что были наняты Импортуной для конфиденциальной работы несколько лет назад. Случайно, не девять?
Мистер Э. поднял брови.
— Вижу, вы знаете о его суевериях. Нет, инспектор, около пятнадцати.
Инспектор покраснел и заговорил более резким тоном, чем намеревался:
— Мы получили вашу телеграмму всего несколько часов назад. Где вы были эти недели? О смерти Импортуны писали газеты всего мира. Почему вы давно не связались с кем-нибудь в «Импортуна индастрис»?
— Я не знал о смерти мистера Импортуны, пока мой самолет не приземлился в Риме прошлой ночью. С начала сентября я не читал газет, не смотрел телевизор и не слушал радио.
— В это трудно поверить, мистер Меркенталер.
— Не так трудно, если знать все обстоятельства, — дружелюбно отозвался мистер Э. — Я находился в критическом состоянии в больнице Тель-Авива, куда меня доставили в глубоком обмороке из пустыни Негев, где я был по делу, о котором не могу распространяться, пока не доложу о результатах тому, кто теперь распоряжается в «Ист-Сайд 99», — очевидно, миссис Импортуне. У меня была двухсторонняя стрептококковая пневмония, и начались осложнения. Позднее израильские врачи говорили мне, что дважды считали меня безнадежным. По их словам, до появления антибиотиков у меня не было бы ни одного шанса на выздоровление.
— Разумеется, мы все это проверим.
Эти слова, казалось, позабавили мистера Э.
— Насколько я понимаю, вы подозреваете меня в убийстве Нино Импортуны?
— Где вы были, мистер Меркенталер, 9 сентября около полуночи?
— Прошу прощения. — Агент достал ключ, отпер «дипломат» и слегка приподнял крышку, словно не желая показывать его содержимое посторонним. Вынув записную книжку и тут же захлопнув «дипломат», он начал перелистывать ее. — Очевидно, инспектор Квин, говоря о полуночи 9 сентября, вы имели в виду нью-йоркские дату и время?
— Да. — Инспектор выглядел озадаченным.
— Понимаете, когда находишься на другой стороне планеты, нужно учитывать разницу. Полночь 9 сентября в Нью-Йорке исчислялась по летнему времени. Тогда я находился в Израиле по делам. Время в Израиле на семь часов позже нью-йоркского. Я имею в виду стандартное время — когда столько путешествуешь, трудно учитывать манипуляции с переходом на летнее время в разных странах. В любом случае вы хотите знать, где я был, скажем, на семь часов позже полуночи 9 сентября по нью-йоркскому летнему времени — иными словами, между шестью и семью утра 10 сентября по израильскому времени.
Мистер Э. постучал по записной книжке: — Здесь отмечено, инспектор Квин, что в это время я находился на борту частного самолета, принадлежащего промышленной компании «Менахем Липски», занимающейся разработками в пустыне Негев, по пути к определенному месту в этой пустыне. Не могу назвать ни место, ни проект — я дал слово держать наши переговоры в строжайшем секрете, а мой бизнес, инспектор, основан на доверии к моему слову. Как бы то ни было, приземлившись в пустыне, я сразу же заболел и тем же утром был доставлен самолетом в тель-авивскую больницу с температурой, как мне потом сказали, выше ста шести градусов.[135] Компания и больничный персонал, разумеется, подтвердят мое заявление. Если хотите, могу сообщить вам телеграфный адрес или телефонный номер компании «Менахем Липски», имена пилота, сотрудников, встретивших меня в пустыне, и врачей в Тель-Авиве, которые спасли мне жизнь. Кстати, — сухо добавил мистер Э., — когда будете проверять мою историю, учтите, что я фигурировал там под именем Мортимер К. Гинзберг. Иначе они не поймут, о ком вы говорите.
* * *
9 ноября 1967 годаЭллери выбрал дату и место очной ставки, имея в виду эстетику дела и собственную жажду справедливости: 9-е число и спальню Нино Импортуны, где мультимиллионер встретил свою гибель.
Инспектор Квин согласился не без опасений, настояв на присутствии сотрудника окружной прокуратуры.
— Что может пойти не так? — осведомился Эллери без присущей ему скромности — он пребывал в состоянии эйфории. — Ты ведь знаешь меня, папа. Мне пришлось нелегко, но теперь это позади. Я никогда не завязываю мешок, не будучи уверен, что добыча внутри.
— Конечно, сынок, — отозвался его отец, грызя усы. — Но я хочу обеспечить прикрытие.
— Ты мне не доверяешь?
— Это дело превратило меня в агностика!
Ассистентом окружного прокурора оказался незнакомый Эллери молодой человек по фамилии Рэнкин. Он занял место в углу комнаты, откуда перед ним открывалась панорама происходящего. Выражение его лисьей физиономии свидетельствовало о том, что хотя он и надеется на благоприятный исход этой неслыханной, если не незаконной процедуры, но, будучи реалистом, предвидит обратное. Эллери полностью его игнорировал.
Кроме него и Квинов, в комнате присутствовали только Вирджиния Импортуна и Питер Эннис. Вдова казалась абсолютно безмятежной, словно ожидая в театре начала премьеры. Однако Эннис выглядел бледным и нервозным. Эллери улыбнулся обоим.
— Секрет этого необычайного дела, — начал он, — заключается в обилии числа «девять». Все время я чувствовал уверенность, что девятки являются решающими элементами в убийстве Нино Импортуны и что, поняв их подлинный смысл, мы обнаружим истину. Но смысл ускользал, покуда ты, папа, случайно не предоставил мне ключ, отозвавшись о девятках как о «копченых селедках». Эти слова отперли дверь. Не были ли некоторые из множества девяток подкинуты специально? Копченую селедку используют для тренировки ищеек — резкий запах копченой рыбы сбивает их со следа. Не служили ли аналогичной цели девятки в деле Импортуны? Если да, то какие именно? Какие из девяток специально положили поперек следа, чтобы сделать поиски убийцы более трудными, если не вовсе невозможными?
Ассистент окружного прокурора начал проявлять интерес. Он вынул блокнот и карандаш.
— Я не мог приблизиться к ответу на этот вопрос, — продолжал Эллери, — пока не вспомнил «Сломанную шпагу» Г. К. Честертона — рассказ из сборника «Неведение отца Брауна». В одном из его эпизодов отец Браун спрашивает бывшего вора Фламбо: «Где умный человек прячет гальку?» — «На морском берегу», — отвечает Фламбо. «А где, — продолжает отец Браун, — умный человек прячет лист?» — «В лесу, — отвечает Фламбо и спрашивает в свою очередь: — Вы имеете в виду, что, если умный человек хочет спрятать настоящий бриллиант, он прячет его среди поддельных?»
Меня словно озарило. Вот вопрос, который я искал на ощупь! Я перефразировал Фламбо: «Вы имеете в виду, что, когда убийца хочет спрятать настоящую улику, он может спрятать ее среди подтасованных?» И тогда мне сразу стали ясны задача и план убийцы. Существовала подлинная улика, связанная с числом «девять», которая указывала на него как на виновного, и которую он не мог уничтожить, но в то же время, повинуясь инстинкту самосохранения, не мог оставить в неприкосновенности. Поэтому ему пришлось спрятать ее, наподобие гальки отца Брауна, на морском берегу, состоящем из девяти улик, все из которых, кроме одной, были ложными. Убийца ничего не терял, но приобретал очень многое — безопасность, — помещая на ведущем к нему следе «копченую селедку». В качестве контруловки следовало проверить все девятки одну за другой, дабы выяснить, какие из них подтасованы. И тут мы столкнулись с любопытной ситуацией.
